Александр Житинский - Цой Forever. Документальная повесть Страница 12

«Палата №6» исполняла материал Black Sabbath, Deep Purple (с непременной «Smoke On The Water») и песни самого Макса, которые можно было определить как мелодичный хард с нарочито чернушными текстами. Группа регулярно и с успехом выступала у себя в Серовке, а также гастролировала по соседним школам. Цой, который все первые годы посвятил борьбе с бас-гитарой, мало-помалу освоился на сцене, а также начал проявлять себя как интересный аранжировщик. Помимо того, он славился умением точно снимать партии любых инструментов, а на записях играл отдельные гитарные партии и пел вторым голосом (делать это на сцене он покуда не решался)».

Но вернемся в художественную школу.

Надо помнить, что школа «Казанский собор» не была общеобразовательной. Цой ездил туда три раза в неделю, продолжая учиться в обычной школе, точнее, в обычных школах, которые часто менялись.

И везде при первой возможности он рисовал на уроках, об этом многие вспоминают.

«В начале седьмого класса, это был 1976 год, наша классная руководительница, она же завуч школы и учитель географии, привела на какое-то занятие трех новеньких и сказала, что теперь эти мальчики будут учиться с нами. Там было два офицерских сына и длинненький такой — Витя Цой.

Из нашего класса все с ним дружили и общались, каждый знал его очень хорошо, но так получилось, что именно я на многих занятиях сидел с ним за одной партой. И воспоминания мои о нем, конечно, не как о музыканте, тем более великом музыканте впоследствии, а о художнике.

Я видел, что новичок что-то рисует постоянно в тетрадке и у него хорошо получается. Я стал спрашивать: «почему? А как?» И выяснилось, что он учится в художественной школе. Поэтому он был и, наверное, остался для меня скорее как художник.

Помню такой момент. Он что-то рисует на уроке, а наша учитель географии, Мария Антоновна, сзади подходит, видит это дело и начинает молотить указкой по парте, каждый свой удар по ней сопровождая фразой:

«Цой! Если бы ты был (удар) Репиным (удар), то тогда (удар) может быть (удар) я разрешила бы тебе (удар) заниматься на уроке (удар), чем хочешь. Но поскольку ты не Репин (удар) и останешься никем (удар), ты должен сидеть и слушать на моем уроке»».

Как приятно сознавать, что вот эта учительская уверенность — «останешься никем!» — блестяще опровергнута всей жизнью Цоя и многими годами после его смерти. Он стал не просто «кем-то», а человеком, любимым миллионами, и мы испытываем за него гордость.

Он смог. Он доказал, что это возможно.

Кстати, такие уроки неверия в твои силы некоторых людей обезоруживают, а других мобилизуют. Ах, вы не верите что из меня что-то получится? Ну, я вам докажу, погодите!

«С Витей мы были знакомы с девятого класса. Я жил тогда на Петроградской, а учился рядом с Сенной площадью в бывшей 2-й Петербургской гимназии вместе с его друзьями.

Была такая группа «Палата №6». Мой друг и одноклассник Максим Пашков сочинял для нее музыку и тексты.

Тогда еще Витя не писал ни музыки, ни текстов. Но много рисовал. Специально ничего не показывал, но когда я приходил к нему домой, он тогда жил у парка Победы на Московском проспекте, то всюду — на стенах, на мольберте, даже на полу — лежали его рисунки. Не заметить их было просто невозможно.

Кстати, с тех времен у меня сохранилась одна тетрадка, в которой сочинена и нарисована история вымышленного государства. Где все персонажи наши общие знакомые. Рисовал ее Максим Пашков по большей части. Возможно, есть в ней и рисунки Цоя. Но какие именно, теперь уже не разобрать. Но вот совершенно точно, что там нарисован Виктор в надетом на голову двурогом шлеме. Другую картину мне Витя просто подарил, нравилась она мне очень. А еще одну, на которой изображены дома и улицы, я у него выменял.

Витя сам себе шил рубашки и джинсы. А я вот, например, шить не умел. Максим тоже. Мы что-то кроили из чего-то. У меня были две перчатки. Одна красная, другая черная. Тонкие такие, лайковые. Они женские были, но их растянули в мокром виде и обрезали кончики пальцев. Вите они жутко нравились, и он все их цыганил у меня».

Тогда действительно мало кто верил, что из Вити Цоя получится выдающийся человек. Да никто об этом и не думал. Сравнить себя с Элвисом Пресли или даже с Муслимом Магомаевым никому не приходило в голову. И далеко не у всех Цой вызывал положительные добрые чувства.

Вот свидетельство одноклассника из другой компании, с которой компания Цоя враждовала и дралась, опубликованное журналом «Fuzz».

«…С Цоем мы один год (кажется, с осени 1974-го по весну 1975-го) учились в одном классе ленинградской художественной школы, что располагалась тогда на канале Грибоедова, возле Львиного мостика. Я отучился год и перешел в СХШ (Средняя художественная школа имени Иогансона при Академии художеств), а Цой вроде бы остался учиться дальше.

…В художественной школе мы не дружили. Мы с С. Потапенко лидерствовали в изобразительных искусствах. Цой был двоечником, недохулиганом — «пэтэушником» на нашем тогдашнем сленге. Насмешничали, издевались» гонялись друг за другом по этажам, но до серьезных драк не доходило.

В ту пору в Китае генсерил Мао Цзэдун, и на эту тему ходили анекдоты и всякие там «ужастики». Мы Цоя, конечно же, с ходу записали в китайцы и, как что-то случалось по телевизору либо просто вспоминалось — сразу же призывали к ответу. Не всерьез, конечно. Полудрались-полусмеялись.

Учился с нами и Максим Пашков. Стильный юноша. По манерам — сынок советских дипломатов. Джинсы, вельветовая жилеточка, модная «битловская» прическа. Вкрадчивый такой, обстоятельный полубогемный душка. Играл на гитаре. Он, как мне рассказывали потом, и преподал первые уроки аккомпанемента Цою.

Честно говоря, несмотря на то, что все-таки год мы с Цоем виделись по несколько раз в неделю, я почти ничего о нем вспомнить не могу. Ни одного яркого мнения или поступка. Разве что: как-то он взял у меня почитать книжку «Харка — сын вождя» (забыл, как звали писательницу) — книжка ему очень понравилась, и он настойчиво уговаривал меня обменяться. Он мне дал «Спартака» Джованьоли со своими нацарапанными авторучкой с синими чернилами виньетками; я ему — «Харку…». «Спартак» у меня и так имелся, он был мне неинтересен и не нужен, и по сию пору мной не прочитан (кстати, надо бы прочитать: Цой так от него тащился, что, может быть, удастся что-нибудь расплести в его характере и манере держаться по этой книжке), но ему настолько приспичило, а мне было настолько безразлично, что я уступил. Вот и всё…»