Алексей Федоров - Последняя зима Страница 12

Ворочаясь в постели и выкуривая одну за другой самокрутки, я вспомнил историю политработника Семена Лузина.

Был у нас батальон, выросший из маленького, всего-то в 11 штыков, партизанского отряда. Возник этот отрядик на Орловщине, но в феврале 1942 года перешел в соседнюю Черниговскую область, где влился в наше соединение. Он стал быстро расти, крепнуть и уже через два-три месяца превратился в надежную боевую единицу. Во многих операциях проявил себя с наилучшей стороны и политрук-орловец С. Н. Лузин.

Но вот как-то летом прибыл к нам с Большой земли самолет. Он доставил взрывчатку, оружие, почту, нужных соединению людей, а сверх того и связного, сообщившего, что этот самый Лузин приговорен заочно к суровому наказанию, отбывать которое ему предстоит после войны. Но за что? Почему вдруг?

Оказывается, Лузину инкриминировалась выдача гестаповцам заложенных в лесах партизанских баз снабжения. Я не мог поверить, что на это способен человек, которого уже полгода знаю как хорошего, боевого политрука. Нет, здесь что-то не так... Обком решил, что нам самим необходимо провести дополнительное следствие.

И что же в результате выяснилось? Однажды еще на Орловщине, идя на связь, Лузин был схвачен гестаповцами. Его подвергли жесточайшим пыткам. Человек почувствовал, что дальше их не выдержит. Спастись можно было, лишь вырвавшись из вражеских лап! Но как бежать? Лузин решил перехитрить фашистов. Он действительно повел гестаповцев в лес. Он действительно показал им, где были зарыты две бочки бензина. Затем увлек за собой дальше, в густые заросли. Будто отыскивая главную базу с оружием, Лузин долго водил гестаповцев из стороны в сторону, пока наконец не улучил момент, чтобы прыгнуть в кусты и скрыться.

Обстоятельства побега были хорошо известны партизанам-орловцам. Лузин ничего не скрывал. И все же проявленная им в борьбе с врагом своего рода военная хитрость неожиданно обернулась против него страшным обвинением в сотрудничестве с врагом.

Надо было добиваться отмены несправедливого приговора, вынесенного явно второпях, без достаточно веских оснований, который продолжал бы висеть над нашим партизаном. Но по закону невозможно отменить приговор, формально вошедший в силу. Оставался единственный путь - ходатайствовать перед Верховным Советом СССР о помиловании Лузина. Когда мне снова удалось побывать в Москве (это было уже в ноябре 1942 года), я имел при себе всю нужную документацию. Всесоюзный староста Михаил Иванович Калинин принял меня и внимательно выслушал.

- Я вижу, вы своих депутатских обязанностей и в партизанах не забываете! - сказал Калинин.

- У меня все обязанности перемешались, Михаил Иванович, - ответил я. - Как тут отделить депутатские обязанности от командирских и партийных? Человек-то один!

Президиум Верховного Совета быстро разобрался в деле Семена Лузина. Он был помилован, а затем и полностью реабилитирован. Лузин отлично воевал, был награжден орденом Ленина... А ведь другой могла стать судьба этого человека! И какой она будет у Сысоева, если отправим его из соединения?!

Я все думал и думал, ворочаясь с боку на бок. Нет, нельзя отправлять! Снова приходил я к этому решению. Но имел ли я право решать один? Надо было посоветоваться с Дружининым, и не только как с комиссаром, но и как с членом подпольного обкома партии.

На часах - пять утра. Наверно, Владимир Николаевич скоро встанет. Пойду пока прогуляюсь на воздухе, а как проснется Дружинин, загляну к нему!

В лагере тихо. Безмолвно маячат темные силуэты часовых. Чуть шелестят верхушки сосен. Наша козочка Зойка подбежала ко мне и ткнулась влажным носом в руку. Окно землянки комиссара еще не светится. Однако, сделав шаг-другой, я разглядел в полутьме самого Дружинина.

- Что так рано поднялся, Владимир?

- Да я и не спал вовсе... Чапай думу думал!

- О чем же ты размышлял?

- Все о Сысоеве. Ох, нельзя его отпускать!

Я обнял Дружинина за плечи, и мы пошли ко мне.

Завтракали втроем - я, Дружинин и Павел Васильевич. Наше решение оставить его у себя, доколе только будет возможно, Сысоев встретил с огромной благодарностью. И тут же сказал:

- Дайте мне взвод!

- Это еще зачем? - спросил Дружинин.

- Как зачем? Воевать хочу. Неужели я со взводом не справлюсь?

- Со взводом у нас не только лейтенанты, но и старшины, и сержанты справляются, - заметил я. - Вот Петру Скирде дал бы взвод, а для вас, Павел Васильевич, мы кое-что другое подыскали.

Сысоев стал третьим помощником начальника штаба соединения. До сих пор таких помощников было два, но еще в одном мы давно нуждались. В задачи третьего входило руководство подготовкой младших командиров.

При штабе постоянно работали курсы младшего командного состава. Наши батальоны непрерывно пополнялись, расширялись, требуя все новых командиров расчетов, отделений, взводов. Да и кое-кому из имевшихся надо было обновлять свои знания. Курсы работали неплохо, но отрывали много времени у начальника штаба Рванова, у которого и без того хватало дел.

Теперь Дмитрий Иванович получил специального помощника, занявшегося курсами. Начальник штаба - капитан, его новый помощник - генерал-майор, хотя и без погон. Чего не случается на войне, а тем более во вражеском тылу! Павел Васильевич горячо взялся за порученную ему работу. Он пересмотрел и расширил программу курсов, ввел новые предметы, следил за неукоснительным выполнением учебного расписания, сам читал лекции по тактике.

Последним обстоятельством я в душе очень гордился. Ну еще бы! У меня занятия по тактике ведет ни меньше ни больше как преподаватель кафедры военной академии! Это не мелкое тщеславие. Каждый командир хочет, чтобы у него было все самое лучшее.

А как с приказом относительно отправки Павла Васильевича в Москву? О полученной шифровке мы вроде бы забыли. Однако спустя некоторое время пришло соответствующее напоминание. Я ответил, что отправить его сейчас не представляется возможным: нет самолетов. Они тогда и в самом деле к нам не летали. Конечно, всегда можно переправить человека через фронт и пешим порядком. Но ведь можно и не переправлять.

Последовало еще одно напоминание, я снова чем-то отговорился. В конце концов напоминать мне перестали. Видно, и в Генштабе поняли, что требовать Сысоева в Москву нет особой необходимости.

Повеселел Павел Васильевич, приободрился. Вскоре мы начали привлекать его к разработке тактических планов некоторых серьезных операций. Сысоев был рад этому, но продолжал рваться в бой.

- Успеете, еще успеете! - говорил я ему.

Весной 1944 года мы наконец поручили третьему помощнику начальника штаба руководство одной из боевых операций. Провел он ее успешно.