Игорь Муромов - 100 великих путешественников Страница 12

Когда я прибыл в их страну, то увидел, что эта страна обширная, обильная медом и пшеницей, и ячменем, и большими яблоками, лучше которых ничего нет. Жизнь у них дешева.

Рассчитываются они между собой старыми беличьими шкурками, на которых нет шерсти, и которые нельзя ни на что никогда использовать, и которые совсем ни на что не годятся. Если же шкурка головы белки и шкурка ее лапок целы, то каждые восемнадцать шкурок стоят по счету [славян] серебряный дирхем, связывают [шкурки] в связку и называют ее джуки. И за каждую из таких шкурок дают отличный круглый хлеб, которого хватает сильному мужчине…

А у славян строгие порядки. Если кто-нибудь нанесет ущерб невольнице другого или его сыну, или его скоту, или нарушит законность каким-нибудь образом, то берут с нарушителя некоторую сумму денег. А если у него их нет, то продают его сыновей и дочерей и его жену за это преступление. А если нет у него семьи и детей, то продают его. И остается он рабом, служа тому, у кого он находится, пока не умрет или не отдаст то, что заплатили за него. И совсем не засчитывают ему в его цену ничего за служение господину.

А страна их надежная. Когда мусульманин имеет дело с кем-нибудь из них и славянин обанкротился, то продает он и детей своих, и дом свой и отдает этому купцу долг.

Славяне храбры. Они придерживаются византийского толка несторианского христианства…

Я оставался у них с караваном длительное время, страна их безопасна. Харадж они платят булгарам. И нет у них религии, они почитают некое дерево, перед которым кладут земные поклоны. Так мне сообщил тот, кто знает их обстоятельства.

И прибыл я в город [страны] славян, который называют “Город Куйав” [Киев]. А в нем тысячи “магрибинцев”, по виду тюрков, говорящих на тюркском языке и стрелы мечущих, как тюрки. И известны они в этой стране под именем беджн[ак].

И встретил я человека из багдадцев, которого зовут Карим ибн Файруз ал-Джаухари, он был женат на (дочери) одного из этих мусульман. Я устроил этим мусульманам пятничное моление и научил их хутбе, а они не знали пятничной молитвы».

Поразительно, что Абу Хамид ничего, кроме «тысячи сынов магрибинцев», не заметил в Киеве. Впрочем, его интересуют торговля, верования, обычаи, меньше – внешний вид городов или местностей. Киев запечатлелся в его памяти только в связи с его «миссионерской» деятельностью.

Народом, разговаривающим «по-тюркски» и жившим в Киеве, были печенеги.

Знакомство с печенегами, кочевья которых протянулись от Волги до Дуная, несомненно, сыграло роль в выборе дальнейшего маршрута – Абу Хамид едет в Венгрию, где кочевники-тюрки, в значительной части исламизированные, составляли важнейшую ударную силу в руках венгерских королей. Здесь ал-Гарнати также выступает в роли наставника мусульман-кочевников: одних он учит обрядности, другие становятся его учениками.

«Я пробыл среди них три года, но смог посетить только четыре города. А эта область расположена от Великой Румии до границ Кустантинийи. И в ней есть горы, в которых добывают золото и серебро».

Абу Хамид отмечает изобилие и богатство Венгрии, дешевизну на ее рынках, в частности дешевизну рабов, и в особенности во время набегов.

В Венгрии ал-Гарнати прожил три года (1150–1153), подошла старость, пора было исполнить долг мусульманина – совершить паломничество в Мекку. Король Геза не хотел отпускать его из Венгрии (вероятно, ал-Гарнати действительно пользовался влиянием на мусульман Венгрии) и согласился на его отъезд лишь при условии его возвращения в Венгрию. В залог этого пришлось оставить старшего сына Хамида.

Абу Хамид отправился в Саксин, приняв на себя от Гезы поручение взять с собой посланца, чтобы набрать воинов из беднейших мусульман и тюрков, и какое-то дипломатическое поручение к «царю славян», т. е., очевидно, к великому князю киевскому Изяславу.

«И когда я прибыл в страну славян, то царь ее оказал мне почет, уважая его письмо и боясь его [царя Венгрии]. И перезимовали мы у него, а к весне выехали в страну тюрок, направляясь в Саджсин».

Из Киева в Саксин Абу Хамид отправился южным путем, через половецкие степи. «Из Саксина Абу Хамид плыл морем месяц в Хорезм, большую страну, где много городов, селений, рустаков, страну, богатую фруктами, славную своими учеными и поэтами…» Абу Хамид попал в Хорезм в период подъема политического могущества хорезмшахов.

После посещения Мекки он возвратился в Багдад, где его давний знакомый Ибн Хубайра пятый год был везиром халифа ал-Муктафи. Ибн Хубайра приветливо его встретил и даже добыл рекомендательное письмо к сельджукскому султану Конии с просьбой содействовать ал-Гарнати в возвращении в Венгрию, чтобы забрать семью.

Однако что-то помешало ему воспользоваться письмом халифа, и он остался в Ираке.

За сорок лет странствий ал-Гарнати повидал столько необычайного, сколько не снилось его собеседникам в Багдаде: Геркулесовы стопы и далекую Венгрию, морозы и короткие летние ночи Булгара, бревенчатые избы и огромную реку Итиль, кишмя кишащую необычайно вкусной рыбой.

Трудно сказать, что снова побудило ал-Гарнати отправиться в путешествие. Может быть, его подтолкнуло любопытство в сочетании с расчетом извлечь в этих краях наибольшую выгоду из своих знаний? Несмотря на солидный возраст, Абу Хамид полон энергии и миссионерского пыла. Вообще, активность ал-Гарнати в 50–60-е годы XII века, когда ему было от 70 до 80 лет, вызывает удивление. Если даже допустить, что это был очень крепкий старик (в Венгрии у него родился ребенок), то все же странно, что учиться в Египет он поехал только в возрасте 37 лет, а первый сын родился, когда ему было за сорок. Быть может, в год рождения ал-Гарнати вкралась ошибка, и он родился в 1099 или 1100 году? Тогда многое станет на место: в Каире он окажется в 17 лет, а годы наибольшей активности в Саксине и Венгрии придутся на его зрелый возраст. Тем более что о своем пребывании в Андалусии он сообщает мало сведений, основанных на личных впечатлениях. Но это только предположение некоторых историков.

Восхищенные слушатели упросили Абу Хамида записать свои рассказы о виденном и слышанном. Он назвал книгу Му‘риб ан ба‘д аджаиб ал-Магриб («Ясное изложение некоторых чудес Магриба»), посвятив ее Ибн Хубайре.

Успех книги превзошел ожидания автора, скептически смотревшего на свои способности. Через семь лет, в 1162 году, будучи в Мосуле, он написал второе сочинение, озаглавленное сначала Тухфат ал-албаб («Подарок умам»), а затем в несколько более полной редакции получившее то название, под которым оно более всего известно: Тухфат ал-албаб ва нухбат ал-а‘джаб («Подарок умам и выборка из чудес»). Это сочинение было прочитано автором в нескольких лекциях в келье Му‘ин ад-Дина, закончившихся 22 марта 1162 года; слушавшие получили разрешение автора распространять его на основании их записей.