Александр Панцов - Мао Цзэдун Страница 12

Главными же для него в то время стали издания, рассказывавшие о Кан Ювэе и реформаторском движении 1898 года, в том числе номер журнала «Синьминь цунбао» («Обновление народа»), издававшийся Лян Цичао в Йокогаме. Он был буквально потрясен этими изданиями, с которыми его познакомил двоюродный брат. «Я читал и перечитывал их до тех пор, пока не выучил наизусть», — говорил он впоследствии. Настоящим кладезем знаний стала для него книга Лян Цичао «Изъяснение обновления народа», опубликованная на страницах «Синьминь цунбао» в 1906 году. В этой философской работе известный реформатор, по его собственным словам, «хотел отыскать первопричину гниения и отставания народа нашего государства и сравнить с развитием прогресса в других странах, чтобы народ, зная, в чем заключаются наши пороки, сам остерегался зла, сам себя подгонял в движении вперед»40. Наибольшее впечатление на Мао произвели рассуждения Лян Цичао о прогрессивной роли либеральной конституционной монархии и регрессивном воздействии на общественную жизнь монархии деспотичной. Прочитав одну из глав — «О государственной идеологии», Мао сделал следующую запись: «В конституционном государстве конституция устанавливается народом; монарх пользуется любовью народа. В деспотическом государстве закон устанавливается монархом; перед монархом, а не перед народом преклоняются». И далее: «В первом случае речь идет об Англии и Японии, во втором — о ряде династий, которые на протяжении нескольких тысяч лет грабили Китай»41.

Мао буквально молился на Кан Ювэя и Лян Цичао, считая, что «честному, доброму и умному» императору следовало призвать себе на помощь Кана и Ляна и даровать стране конституцию. Им по-прежнему двигали националистические чувства, которые от чтения книг реформаторов только укреплялись. Ведь Лян Цичао и Кан Ювэй были настроены крайне шовинистически. Обновление Китая по англо-японскому образцу должно было с их точки зрения привести к победе Срединной империи во всемирной конкурентной борьбе наций, к установлению китайского гегемонизма. В противном случае, утверждали идеологи реформаторства, Китай должен будет погибнуть.

В школе он узнал о победе Японии над Россией в 1905 году. Об этом ему и другим студентам с восторгом рассказывал молодой преподаватель музыки и английского языка, учившийся в Японии. Мао был горд победой японцев и, спустя много лет, смог даже напеть Эдгару Сноу японскую песенку «Бой в Желтом море», которую любил исполнять его учитель. В песенке прославлялись японские войска, разгромившие русских. «В то время я осознавал и ощущал красоту Японии и в какой-то мере ее гордость и могущество, воспеваемые в этой песне, посвященной ее победе над Россией», — говорил Мао42. Скорее всего, он симпатизировал японцам не потому, что радовался победе «желтой расы над белой», как утверждают некоторые из его биографов43. Обвинять его в расизме вряд ли правильно. Мао был в то время патриотом-националистом, а не расистом. Да и с какой стати было ему мечтать о союзе с Японией против белой расы, если японцы не менее хищнически, чем европейцы и американцы, грабили его страну? Победа Страны восходящего солнца в войне с царской Россией могла вызывать у него восторг только потому, что доказывала преимущества конституционной монархии над деспотизмом. Тем самым подтверждались концепции обожаемых им реформаторов: даже азиатская страна, вставшая на путь политической модернизации, может повергнуть в прах мощную европейскую державу, скованную цепями абсолютизма!

В Дуншаньской начальной школе он оставался всего шесть-семь месяцев. В начале 1911 года Мао принял решение уехать в столицу провинции Хунань, город Чаншу, с тем чтобы поступить в среднее учебное заведение, открытое для выходцев из уезда Сянсян. От одного из своих учителей он получил рекомендательное письмо, собрал небольшие пожитки и ранней весной пешком за 120 ли отправился в большой и совершенно незнакомый город. Позади оставались детство и отрочество, Дуншаньская школа, окруженная высокой крепостной стеной, заносчивые одноклассники и любящие учителя. Впереди его ждал новый мир, манящий и пугающий одновременно.

«Я МЫСЛЮ, СТАЛО БЫТЬ, СУЩЕСТВУЮ»

В Чанше он прожил более семи лет. Его буквально ошеломил этот город, первый в его жизни. Огромные, двух- и трехэтажные дома, бесконечное количество джонок, покачивавшихся на волнах у каменной пристани. По отзывам современников, в начале XX века Чанша являлась одним из лучших городов Китая44. Расположенная на правом берегу полноводной и широкой (до 200 метров) реки Сянцзян, она была окружена мощной каменной стеной с высоченными башнями, возвышавшимися над семью ведущими в город проходами-туннелями, которые наглухо закрывались на ночь крепостными воротами. В южной части стены, построенной во времена Минской династии (1368–1644), высилась еще одна, семиэтажная, башня, само название которой говорило о ее колоссальных размерах: «Терем, достигающий сердца неба» (Тяньсиньгэ). В городе поражало все. Широкие улицы, вымощенные камнем, длинная, единственная в Китае каменная набережная, электрический свет во дворце губернатора и нескольких других роскошных особняках, два конфуцианских храма под желтыми черепичными крышами, но больше всего — железная дорога, проходившая по восточной окраине города, вдоль крепостной стены. Построили ее всего за три года до приезда Мао Цзэдуна. И вот впервые в жизни Мао мог увидеть чудо западной техники — паровоз! Впечатляли и торговые ряды с огромными семи- и восьмиметровыми вывесками, висевшими, как знамена, на длинных шестах вдоль стен, одна за другой. В торговых лавках было полным-полно любого товара, хоть иностранного, хоть китайского. Не случайно Чанша считалась одним из самых оживленных торговых центров Китая. Проживало в ней более 200 тысяч человек. Улицы были заполнены народом. Шум и грохот стояли невыносимые. Один из путешественников, впервые посетивший тогдашнюю Чаншу, писал: «Мы сразу почувствовали неотразимое очарование этих улиц. Жизнь города, казалось, неистово пульсировала в каждой из этих артерий». Такое же впечатление произвела Чанша и на Мао Цзэдуна. «Это был очень большой город с множеством людей, бесчисленными школами и дворцом губернатора. Это было невероятно величественное место!» — с восторгом рассказывал он Эдгару Сноу45.

Чанша (в древности она называлась Циньян, а затем — Чу) была основана три тысячи лет назад и к началу V века до н. э. превратилась в относительно крупный город. В V веке до н. э. она стала столицей мощного южнокитайского государства Чу, однако спустя два столетия была захвачена правителем западного царства Цинь, будущим объединителем страны и первым императором Китая Цинь Шихуанди. По повелению императора город был переименован в Чаншу («Длинные пески»). Прямо напротив городских стен на реке Сянцзян находится длинный и узкий, как коса, песчаный остров, утопающий в мандариновых садах (не случайно остров называется Цзюйцзычжоу — Мандариновый). Он поразил воображение Цинь Шихуанди своими пляжами, тишиной и покоем. Песчаный остров и дал название городу. В 1664 году, при маньчжурском императоре Канси, Чанша стала столицей вновь образованной провинции Хунань.