Марианна Басина - Петербургская повесть Страница 12

Свиньин набивал свой журнал чем попало — лишь бы набить. И было совсем нелестно прослыть автором пошлых, бездарных поделок.

Гоголь решил распрощаться со Свиньиным. А печататься хотелось. В голове бродили новые замыслы. Тут пришлось поразмыслить.

В то время петербургскую журналистику прибрали к рукам два «грача-разбойника» — как называл их Пушкин — Булгарин и Греч.

Жизнь Фаддея Булгарина до того знаменательного часа, как заделался он российским журналистом, изобиловала происшествиями, о которых по понятным причинам предпочитал он умалчивать.

Булгарин воспитывался в Петербургском сухопутном кадетском корпусе. В 1806–1807 годах участвовал в кампании против Наполеона. Переменил три полка. За худое поведение был уволен от службы. Случилось это в Ревеле. Оставшись без денег, недавний корнет не нашел ничего лучшего, как заняться попрошайничеством. С протянутой рукой выходил на городской бульвар и в стихотворной форме просил милостыню у прохожих. Тогда задумал он переметнуться к Наполеону. Что и осуществил. В 1814 году Булгарина взяли в плен союзники России — пруссаки. После окончания войны и обмена пленными очутился он в Варшаве, а оттуда как ни в чем не бывало явился в Петербург.

Не зная чем кормиться, подался в стряпчие. Здесь не преуспел и решил заняться литературой. Сумел сойтись с Грибоедовым, Рылеевым, братьями Бестужевыми, Кюхельбекером — лучшей тогдашней литературной молодежью. При этом он вел двойную игру. В тайне от приятелей прислуживался правительству. И незадолго до событий 14 декабря так преуспел, что сделался владельцем весьма доходной газеты «Северная пчела». Только тогда раскусили его приятели. Рылеев сказал ему: «Когда случится революция, мы тебе на „Северной пчеле“ голову отрубим». Булгарину повезло. Восстание подавили. Рылеева повесили. А пройдоха Фаддей, с легким сердцем предав всех и все, даже родных племянников, продолжал преуспевать и предложил свои услуги Третьему отделению собственной его императорского величества канцелярии — то есть политической полиции. Стал шпионом.

Биография компаньона Булгарина — Николая Греча — не была столь живописна. Греч — человек ученый, написал известную грамматику. Начинал он хорошо, слыл либералом. Но потом сошелся с Булгариным и превратился в торгаша и приспешника властей.

Греч и Булгарин главенствовали в петербургской журналистике. Где же мог печататься порядочный человек, не желавший марать свое доброе имя?

В «ЛИТЕРАТУРНОЙ ГАЗЕТЕ»

Восемнадцатого декабря 1830 года Петербургский цензурный комитет дал разрешение на выпуск альманаха «Северные цветы на 1831 год». В альманахе среди прочего напечатана была глава из исторического романа «Гетьман», подписанная «оооо», то есть четырьмя «о» — столько этих букв содержалось в имени и фамилии автора: Николай Гоголь-Яновский.

Издавал «Северные цветы» известный поэт Антон Антонович Дельвиг.

Что же побудило Гоголя обратиться именно к нему? Репутация альманаха и его издателя. В «Северных Цветах» помещали свои сочинения Крылов, Жуковский, Гнедич, Баратынский, Языков, Пушкин. Особенно много — Пушкин.

Пушкин с лицейских лет дружил с Дельвигом, посвящал ему стихи, очень заботился об его альманахе. А все, что имело отношение к Пушкину, хоть в какой-то мере соприкасалось с ним, окружено было для Гоголя особым ореолом.

Гоголь решил обратиться к Дельвигу.

С сердечным трепетом поднимался безвестный юноша по узкой лестнице небольшого дома купца Тычинкина на Владимирской, где во втором этаже снимал квартиру Дельвиг. Как его встретят там, в святилище муз?

Дельвиг оказался таким приветливым и обходительным, таким простым и доступным, что страхи быстро рассеялись и Гоголь сам не заметил, как разговорился.

Редакция «Северных цветов» помещалась тут же, в квартире Дельвига. Собственно говоря, никакой редакции не было, а был один Орест Михайлович Сомов — добродушнейший человек невзрачной наружности, который вез на себе всю черную журнальную работу, так как Дельвиг при всех его достоинствах был ленив.

С Сомовым Дельвигу, что называется, повезло. Прежде чем обосноваться в «Северных цветах», Сомов работал на Булгарина. Связался он с Булгариным не от хорошей жизни. Накануне событий 14 декабря Сомов служил в Российско-Американской компании, где служил и Рылеев, жил в доме компании на Мойке, где была квартира Рылеева и собирались члены тайного Северного общества. После восстания Сомова арестовали. Его подозревали в причастности к заговору. На допросе в Зимнем дворце царь его спросил:

— Где ты служишь?

— В Российско-Американской компании, — ответил Сомов.

— Хороша собралась у вас компания, — съязвил Николай.

Сомова посадили в Петропавловскую крепость, но вскоре выпустили за неимением улик. Выйдя из крепости, он остался без средств и, будучи опытным литератором, решил кормиться журнальной работой. Тогда и попал он к Булгарину. Тот, зная бедственное положение Сомова, платил ему мало, заваливал работой и даже, случалось, обсчитывал. Сомов терпел два года, а потом не выдержал и перешел к Дельвигу.

Как-то на Невском Булгарин столкнулся с Сомовым.

— Правда ли, Сомыч, что ты пристал к Дельвигу?

— Правда!

— И будете меня ругать?

— Держись!

Гоголь нашел в лице Сомова искреннего доброжелателя. Сомов был единственным, кто сочувственно отозвался о каком-то В. Алове, напечатавшем «идиллию в картинах». Еще в 1829 году, когда вышел «Ганц Кюхельгартен», Сомов увидел в юном сочинителе «талант, обещающий в нем будущего поэта», о чем и поведал на страницах «Северных цветов». А в обозрении русской словесности за 1830 год, помещенном в той же книжке альманаха, что и глава из исторического романа «Гетьман», Сомов писал: «С удовольствием отдаем справедливость помещенной в „Отечественных записках“ малороссийской повести Бисаврюк, сочиненной одним молодым литератором г. Г. Я.: в ней черты народные и поверия малороссиян выведены верно и занимательно».

Сомов был украинец, сам писал недурные повести и понимал толк в деле.

Сомов и Дельвиг оценили Гоголя, и вскоре в издаваемой ими «Литературной газете» появились глава из украинской повести «Страшный кабан», статья «Несколько мыслей о преподавании географии детям» и отрывок «Женщина». Все это принадлежало перу одного автора, но свою подпись он поставил лишь под последним отрывком.