Братья и сестры Наполеона. Исторические портреты - Рональд Фредерик Делдерфилд Страница 12

что Лавалетт вполне мог бы жениться в течение недели и что молодые должны зачать детей, «поскольку без них жизнь не имеет никакого смысла». К счастью для Лавалетта, выбранная для него невеста была привлекательной девушкой, и свадьба состоялась через семь дней. Спустя несколько лет взаимная привязанность этой пары превратилась в легенду, которая распространилась в Европе, после того как Эмили удалось устроить для своего мужа эффектный побег из тюрьмы в ночь накануне того дня, когда он должен был быть расстрелян за участие в «Ста днях».

Луи пришел в ярость, увидев, что избранная им девушка оказалась недоступной ему. Сомнительно, смог ли он когда-либо простить своему брату его непосредственный вклад в организацию этого бракосочетания. Гортензия Богарне, которой выпало несчастье выйти замуж за этого замкнутого, подавленного Бонапарта, заявляла, что Эмили отвечала взаимностью на любовь Луи, и если это правда, то такого рода случай до некоторой степени объясняет жалкий провал ее собственного брака, а также и дальнейшие взаимоотношения между братьями.

Жозефина сопровождала своего мужа вплоть до Тулона, чтобы посмотреть, как он скроется на парусах, а затем с облегчением вернулась в свой возлюбленный Париж и купила красивое поместье под Мальмезоном. Там она и осталась, чтобы иметь возможность наслаждаться своим любимым садоводством и с неистовой страстью отдаваться неотразимому Ипполиту Шарлю. Не прошло и нескольких недель, как весь Париж убедился в том, что он был ее любовником.

Жозеф, вернувшись из Рима, занялся укреплением своих позиций в политических кругах. Он и его простая, приятная жена Жюли купили великолепное поместье под Мортфонтеном и использовали свой дом как место для собраний бонапартистов. Иногда Жером отправлялся туда, чтобы прослушать умеренное поучение относительно своей расточительности и о том, что его отчаявшиеся наставники называли «взбалмошностью и необыкновенным пристрастием к показухе». Жером всегда был готов прослушать лекцию, если в конце ее он мог одолжить у своего воспитателя несколько тысяч франков и урегулировать некоторые из наиболее неотложных долгов. Для такого рода маневров он расположился очень удачно. Если Жозеф и Жюли подводили его, он обращался к своей матери, а если Летиция не была расположена к щедрости, он всегда мог направиться к Люсьену или к одной из своих замужних сестер. В крайнем случае он мог выпросить заем у Жозефины. Что касается нуждавшихся друзей, то у Жерома не было особых любимчиков.

Для такого образа жизни, по его мнению, были все оправдания. Парень испытывал острое личное разочарование, так как надеялся, что брат зачислит его в армию Египта и предоставит возможность разделить славу завоевателя. Ему все еще было только четырнадцать лет, но многие из юношей его возраста зачислялись в качестве подносчиков пороха при военных моряках, сопровождавших экспедицию, и даже Эжен Богарне, образцовый ученик, покинул школу, чтобы служить сотрудником штаба. Наполеон, однако, ничего не хотел слышать о таком проекте. Жерому было сказано, чтобы он забыл о нем и занимался своим обучением. Он получил премию по географии, но этого было мало, чтобы как-то отличиться за два года учебы в лучшем колледже страны.

Люсьен же теперь внушительно продвигался вперед в качестве законодателя. Как единственный член семьи, способный произносить яркие и убедительные речи, он мог заручиться поддержкой профессиональных политиков. В Совете пятисот его репутация возрастала с каждым годом, и когда восемнадцать месяцев спустя его брат вернулся из Египта, Люсьен уже стал министром внутренних дел. Вскоре семья была ему почти столь же обязана, как и его старшему брату.

Луи сопровождал Наполеона в его экспедиции, но через шесть месяцев был отправлен домой как инвалид. Говорили, что в то время он подхватил сифилис. И его не было среди других итальянских ветеранов, когда французская армия, пересекавшая пустыню, была задержана под стенами Аккры и снова вернулась назад, чтобы сбросить турок в море под Абукиром. Пессимизм Луи уже стал всем очевиден. Он больше никогда не смог приобрести силу и жизнерадостность других Бонапартов, и вне зависимости от того, страдал он или нет от венерического заболевания, суровые испытания итальянской кампании оставили на нем свои отметины.

Элиза находила своего мужа Фелиса чрезвычайно скучным, и ее разочарование проявлялось в склонности к сплетням: иногда о любовных приключениях ее сестры Полины, но гораздо чаще относительно скандального поведения Жозефины в Мальмезоне. Имея репутацию женщины интеллектуальной, с превосходным литературным и артистическим вкусом, она не обладала достаточным темпераментом, чтобы наслаждаться славной судьбой Бонапарта. Когда она не интриговала против своей ненавистной невестки, она председательствовала в салонах писателей и художников. Жозефа она рассматривала как временного главу семейства, хорошо информированного о том, что происходило в Мальмезоне, но хотя неприязнь между Бонапартами и Жозефиной обсуждалась в каждой гостиной Парижа, между ними пока не было открытого разрыва, а всего лишь война инсинуаций. К примеру, Элиза разглагольствовала по поводу неспособности Жозефины произвести на свет наследника. «Это, возможно, вина Наполеона», — жаловалась Жозефина, на что Элиза отвечала: «Ах, сестра, я знаю, что у тебя двое детей, но, в конце концов, ты тогда была молода!»

Скандал в Мальмезоне вскоре достиг таких размеров, что Жозефа убедили сообщить соответствующие факты Наполеону. Его письмо пересекло жестокую блокаду англичан, и генерал Жюно донес новости до своего шефа. Бурьен, главный секретарь Наполеона, оставил трогательное описание того, как главнокомандующий воспринял этот удар. Он видел, что Наполеон взволнованно ходил то сюда, то туда со своим другом Жюно, и так описывал эту сцену: «Было что-то конвульсивное в его движениях и дикое в его взглядах, несколько раз он ударял себя по голове и говорил мне: „Если ты предан мне, то должен был рассказать все то, что я только что услышал от Жюно! Это подлинный друг… Жозефина!.. А я в шести тысячах лье от нее… и предать меня таким образом! Будь они прокляты! Я уничтожу эту свору ничтожных мальчишек и хлыщей! А что касается развода с ней, то да, нужен гласный, публичный развод!“» Все выглядело так, будто письмо Жозефа принесет желаемый результат.

Но не одна лишь неверность беспокоила Бонапартов, ибо только строгая Летиция рассматривала брачные узы как взаимообязывающие. Больше всего их тревожила ужасная расточительность Жозефины, и каждый день Элиза возвращалась домой, возмущаясь рассказами о безудержных закупках и кутежах Креолки. Они решили, что развод должен последовать за возвращением Наполеона.

Так они занимались наблюдениями и разговорами в ожидании возвращения своего героя в Париж. В отличие от директоров и Жозефины они были уверены, что он должен вернуться, так как на нем лежала огромная ответственность. В глубине души Жозефина придерживалась противоположного взгляда. Она уважала