Гэри Ван Хаас - Юность Пикассо в Париже Страница 12

Хайме приподнял шляпу, взял Анну под руку, и они ушли.

Дон Луис, видя, что Карлос очарован новой знакомой, ласково похлопал его по плечу.

– Хайме – славный парень. А девушка? Тут, дружок, я чувствую беду. Но, как бы то ни было, хочу, чтобы вам обоим здесь было весело, чтобы вы получали удовольствие от нашего города. Развлекайтесь!

– Не беспокойтесь, дон Луис, я не спущу глаз с моего любимого друга. Сначала он поддастся чарам одной Иезавели, потом другой, но это лишь на неделю, – сказал, подмигнув, Пабло. – Уверяю вас, с этой дамой всё будет так же.

Глава 10

Лувр

Ранним солнечным утром следующего дня четверка друзей лениво брела по правому берегу Сены, по улице Риволи, разглядывая окрестности на пути к Лувру. Компания остановилась для легкого завтрака в кафе у реки: дымящийся кофе с молоком, только что испеченные круассаны с маслом, разные сыры и джемы домашнего приготовления. Друзья легко и беспечно болтали, наблюдая за бесконечным шествием парижан, идущих на работу, за покупками или по каким-то другим делам.

Карлос поднялся ни свет ни заря и тщательно занялся своим туалетом, суетясь и прихорашиваясь, как барышня. Он вытащил из шкафа всю одежду, какую привез с собой.

– Надеть этот красный галстук или, может быть, голубой? Полосатые брюки или темно-синие? Как думаешь, Пабло? Котелок? А что ты скажешь о небрежном берете?

Пабло, открыв один сонный глаз, промычал:

– Карлос, еще очень рано. Почему бы тебе не пойти полуголым? В таком виде ты всегда приводишь девушек в трепет.

– Я стараюсь произвести впечатление на Анну, а ты шутишь! Ладно, думаю, надену брюки в тонкую полоску и светло-голубую рубашку с красным галстуком! Voila! [16]

Пабло вздохнул.

– Слава богу! Карлос решил пощадить окружающих и надушиться. Ты пахнешь, как французский бордель.

Пабло посмеивался, наблюдая, как друг пытается болтать по-французски. Надо не спускать с него глаз!

Сегодня Лувр – прежде всего музей с богатейшей в мире коллекцией произведений искусства. Однако в свое время на протяжении почти семисот лет это здание было главной резиденцией королей и императоров Франции.

Построенный вскоре после 1190 года королем Филиппом-Августом как оборонительная крепость, к XIV веку Лувр стал дворцом. Французские монархи жили здесь, пока двор не переехал в Версаль. И в качестве жилища королей Лувр был забыт.

В 1793 году Лувр окончательно стал музеем, в котором должны были храниться и выставляться тысячи произведений искусства и памятников прошлого.

Наполеон III завершил объединение дворцов Тюильри и Лувра, построив крыло Денон со стороны Сены и закончив крыло Ришелье со стороны улицы Риволи. В 1871 году дворец Тюильри сгорел.

Вдоль авеню, ведущей ко входу в Лувр, выстроилась шеренга грязных нищих, которые спали на тротуарах в картонных коробках. Старый, изможденный, худой гитарист лет семидесяти протянул руку к Анне, но она, задрав нос, пренебрежительно отвернулась. Несчастные нищие, которые и не думали обижаться, сами оскорбляли и проклинали прохожих. Старик посмотрел на Пабло, тот запустил руку в карман и дал бедняге монетку.

– Ну и глупо, – упрекнула художника Анна. – Мы научим вас, как здесь себя вести. Не балуйте их.

Пабло смотрел на нее, не веря своим ушам.

– Не баловать? Вы, должно быть, шутите!

Девушка пожала плечами.

– Нельзя раздавать деньги направо и налево, всем парижским нищим.

– Вы говорите о них так пренебрежительно, будто это не люди.

Карлос прислушался к разговору и согласился с Анной:

– Пабло! Я думаю, Анна права. Ты не сможешь помочь им всем. Похоже, здесь нищих очень много.

Пабло, разозлившись, вырвал свою руку из руки Анны.

– В мире так много нуждающихся! Почему бы мне не помочь им, если я могу это сделать?

Анна усмехнулась.

– Пожалуйста, не нагоняйте на меня тоску.

Испанец посмотрел на ее прекрасное бесстрастное лицо, начиная уже понимать, что имел в виду дон Луис, говоря, что «чувствует беду». А Анна, чуть подобрав юбку, пошла впереди, рядом с Карлосом.

Приблизившись к Лувру, молодые люди были поражены размерами этого колоссального здания, построенного в стиле французского Возрождения. Сооружение разрасталось по мере роста королевских коллекций. Во время царствования Генриха IV была завершена Большая галерея, а в 1624 году Людовик XIII принял план Жака Лемерсье по расширению Лувра.

В 1667 году Клод Перро спроектировал величественный восточный фасад, а коллекция в течение всего XVII столетия продолжала увеличиваться. Значительным добавлением к ней в тот период явились великие шедевры голландских и фламандских художников.

К 1725 году Французская академия живописи и скульптуры сделала большую художественную выставку в луврском Салоне Каре, а школа, расположенная там, стала устраивать ежегодные салоны.

Хайме купил входные билеты и повел всех к коллекции живописи Ренессанса. В большой, похожей на пещеру зале стояла маленькая группа людей, которым экскурсовод рассказывал о работах разных художников.

Проходя по огромным залам, увешанным большими, в золоченых рамах, картинами XV века, Пабло и Карлос благоговейно рассматривали полотна, о которых прежде слышали и читали.

Потом Хайме направился в другое крыло и повел за собой возбужденно обсуждавших что-то Пабло и Карлоса: их голоса гулко раздавались в длинных просторных залах.

– В этом крыле выставлены испанские мастера. Говорят, это одна из лучших в мире коллекций испанской живописи.

Друзья вошли в ярко освещенный зал, где оказались в окружении огромных холстов.

– Веласкес… Гойя… Гонсалес… – называл Пабло знакомые имена. – Веласкес – вот истинный мастер!

Он оглянулся на внимательно слушавших его спутников.

– Диего Родригес де Сильва-и-Веласкес был, возможно, величайшим живописцем из всех, когда-либо живших на свете. Он создал столько шедевров, сколько не написал ни один другой мастер за всю историю искусства. Веласкес был одним из благороднейших и уважаемых испанских художников и единственным истинным реалистом. Ни один живописец не превзошел его в умении ухватить сущность и характер натуры и запечатлеть их на холсте несколькими широкими, уверенными мазками. Кажется, его мужчины и женщины дышат, – говорил Пабло, – а его лошади полны сил и жизни. Он был живописцем из живописцев. Он повлиял на Франсиско Гойю, на Камиля Коро, Гюстава Курбе и Эдуарда Мане… Все великие живописцы были его учениками.