Нина Соротокина - Бенвенуто Челлини Страница 12

Отцовское благословение

Письма от отца приходили часто, Бенвенуто тосковал по родному городу и, к своему удивлению, часто играл. У него был ученик Паулино — мальчик четырнадцати лет, он был очень хорош собой, наделен кучей добродетелей и очень любил слушать музыку. Бенвенуто очень к нему привязался. А точнее сказать — «возымел к нему такую любовь, какая только может вместиться в груди человека. Эта страстная любовь была причиной тому, что, дабы видеть как можно чаще просветленным это чудесное лицо, которое по природе своей бывало скромным и печальным; но когда я брался за свой корнет, на нем вдруг появлялась такая милая и такая прекрасная улыбка, что я нисколько не удивляюсь тем басням, которые пишут про небесных богов; если бы этот жил в те времен, они, пожалуй, еще не так соскакивали с петель». Словом, играл Бенвенуто на этот раз с упоением.

Приближался ежегодный праздник лета — папский Феррагосто — его праздновали в Риме 1 августа. Через третьи руки Бенвенуто позвали сыграть для папы несколько мотетов сопрано на корнете. Бенвенуто в это время делал вазу для епископа-испанца Саламанки, с работой надо было торопиться, но он согласился поиграть во дворце. Он напишет об этом на родину, и старик отец будет счастлив. За неделю до праздника Бенвенуто вместе с оркестром тратил не менее двух часов в день на изучение этих прекрасных мотетов.

Во время обеда оркестр услаждал папу музыкой. Он остался очень доволен. «Никогда музыка не звучала столь сладостно и согласованно», — чистосердечно пишет Бенвенуто, и, конечно, Климент VII поинтересовался, где они нашли такой хороший корнет для сопрано. Флейтист Джаньякомо назвал имя Бенвенуто Челлини.

— Так это сын маэстро Джованни?

Еще будучи кардиналом, папа не раз слушал игру Челлини-отца, немудрено, что и сын музыкален, потому он сказал, что хочет взять Бенвенуто к себе на службу.

— Всеблаженный отче, — ответил глава-флейтист, — я вам не поручусь, что вы его заполучите в качестве музыканта, потому что главное его художество — золотых дел мастерство и в нем он работает изумительно и извлекает из него большую прибыль, чем мог бы извлечь, играя.

Но папа стоял на своем и велел назначить Бенвенуто приличное жалованье.

— Ну, решай, — сказал Джаньякомо.

— Я подумаю до завтра, — ответил Бенвенуто.

Дома он стал думать: мол, не уведет ли его занятие музыкой в сторону от основного дела, да и хватит ли у него времени тянуть две телеги сразу — ювелирную работу и игру на корнете? Но, как всегда, в судьбу Бенвенуто вмешалось Провидение. Во сне явился плачущий отец, он умолял сына пойти в оркестр. Бенвенуто пробовал возражать, но тогда старый Джованни сказал сурово:

— Если ты этого не сделаешь, тебя постигнет отцовское проклятие, а если сделаешь, то будешь благословлен навеки.

Выбор был сделан. Бенвенуто записался в оркестр, о чем тут же написал отцу. «…от чрезмерной радости» с отцом случился припадок, он чуть не умер, а потом написал сыну, что ему приснилось почти то же самое, что и самому Бенвенуто.

Что тут правда и что выдумка? Бенвенуто всегда «на коне». Он не перестает собой восторгаться, иногда чуть-чуть иронизирует, но всегда искренне верит, что так оно и было. И ведь смотрит он на себя, двадцатилетнего, с высоты почти шестидесяти лет. А может быть, он в назидание молодежи так беззастенчиво хвалит себя: мол, будьте решительны, напористы и все получится? Во всяком случае, я очень бы порекомендовала его книгу юношам с устойчивым комплексом неполноценности.

Меж тем епископ Соломанки торопил Бенвенуто с вазой, посылал слуг проверить, успешно ли идет работа, а те зачастую не заставали Бенвенуто в мастерской, музыка действительно сжирала много времени. Через три месяца ваза была готова. Была она с такими «красивыми зверьками, листьями и машкерами, какие только можно изобразить». Луканьоло, участник соревнования, высоко оценил эту работу, теперь он понимал, что слава Бенвенуто была не случайной. Он отнес вазу епископу.

— Передай Челлини, — важно сказал тот, — я так же буду медлить с оплатой, как он тянул с работой, — и тут же пошел хвастать перед друзьями-испанцами новой прекрасной вазой.

Бенвенуто пришел в ярость и проклял всю Испанию. Он уже был уверен, что не увидит ни денег, ни своей вазы, но помог случай. Один из друзей-испанцев в отсутствие хозяина повредил тончайшую, искусно сделанную пружинку, с помощью которой ваза закрывалась крышкой. Перепуганный, он тут же послал дворецкого к мастеру — починить немедленно! Пружинка была починена, но когда взмыленный от быстрого бега служитель, видно, на нем срывали зло, явился за вазой, Бенвенуто ему сказал:

— Я не отдам тебе вазу. И передай твоему хозяину, монсеньору, что я желаю деньги за свои труды, прежде чем она выйдет из этой мастерской.

Вначале дворецкий епископа ругался и угрожал, потом, «показывая вид, что одной рукой берется за шпагу, другой намеревался и силился вломиться в мастерскую» и, наконец, почти на коленях стал умолять вернуть вазу. Бенвенуто был непреклонен.

Дворецкий ушел, выкрикивая угрозы и обещая привести к мастерской целое войско испанцев, а Бенвенуто начал чистить свою пищаль: «Если у меня отнимают мое имущество, заодно с трудами, то еще уступить им и жизнь?» Дворецкий не обманул, войско не войско, но испанцев пришло много. От лица всех он угрожал страшными карами. Бенвенуто направил на незваных гостей пищаль, в другой руке он держал зажженный факел.

— Нехристи, предатели, — кричал он, — нешто громят таким способом дома в Риме? Первого, кто подойдет к двери, уложу на месте.

На крик высыпали из домов соседи:

— Бенвенуто, стреляй в этих нехристей, а мы тебе поможем! — Подвиги испанской инквизиции были хорошо известны в Риме. «Нехристи» ушли ни с чем.

Дело приняло широкую огласку. Познакомил Бенвенуто с епископом Саламанки в свое время живописец Джанфранческо, ученик и помощник Рафаэля. Теперь он невольно принял участие в этой истории. Он пришел к Бенвенуто со словами:

— Одумайся! Епископ грозит, что если ты не отдашь вазу, то от тебя «самым большим куском останутся уши».

— А я пожалуюсь папе!

Можно было и не жаловаться. Папа и так все знал. Епископ успел показать Клименту VII прекрасную вазу, только не назвал имени мастера. Теперь оно стало ему известно, и папа откровенно веселился. Весь Рим с удовольствием и смехом ждал конца этой истории. Многие именитые граждане Рима были на стороне Бенвенуто и обещали ему свою поддержку.

Покричали, помахали оружием и успокоились. У епископа прошел гнев, у Бенвенуто страх, он вернул епископу вазу и получил сполна деньги за работу. После скандала Бенвенуто стал необычайно популярен. Заказчиками теперь у него были и папа, и важнейшие кардиналы Чибо, Ридольфи и Сальвиати (все из семьи Медичи — племянники покойного папы Льва X). Мадонна Порция уговаривала Бенвенуто открыть собственную мастерскую. Другом Бенвенуто стал гонфалоньер Рима Габриелло Чезерино, от него он тоже получил заказ — сделать большую золотую медаль с изображением Леды и лебедя. Работа очень понравилась Чезерино, и он обещал дать за нее хорошую справедливую плату, но «справедливая плата» оказалась много ниже, чем назначили цеховые оценщики. История с вазой повторилась, но с той разницей, что медаль осталась у Бенвенуто. Но теперь мелкие неудачи его не волновали. Благословение отца сбывалось, музыка открыла Бенвенуто все двери.