Анатолий Черняев - Совместный исход. 1973 Страница 12

11. Предстоящая поездка в ФРГ — как форма определения дружбы и сотрудничества с Западной Германией на «длительную перспективу», навсегда!

12. О ГДР'овцах сказано, что они еще не разобрались, что им делать в новой ситуации.

13. Румыны и корейцы - паршивые овцы.

Очень откровенный доклад.

29 апреля 73 г.

О Пленуме. Доклад действительно выдающийся в смысле признания реальностей и необходимости на деле на них ориентироваться. С этой точкой зрения переломного значения идеи: а) экономические связи наши и с нами обеспечивают прочность мира и мирного сосуществования; б) отказ от линии - внешнеэкономические связи — не довесок к экономике для затыкания дыр, а интегральная часть планирования всего народного хозяйства, в особенности долговременного; в) китайцы — действительно опасность №1.

Проблема «культа». Мы с ней столкнулись еще до Пленума, при подготовке резолюции и выступления Пономарева. На уровне замов долго рожали, включать или нет в резолюцию упоминание о «личном вкладе». Включили. Пономарев снял, и, кажется, получил одобрение (скорее молчаливое согласие) от Суслова. Последовал «окрик» от Александрова-Агентова, но - Загладину: в том смысле - «кто готовил?». Загладин, конечно, довел до Б.Н. Тот стал отруливать, но сдержанно. Без упоминания «о личном вкладе» проект держался до середины второго дня заседания Пленума. Потом в перерыв, на коротке Секретариат, по настоянию Кириленко, включил формулу, которая и появилась в опубликованном тексте. Для Б.Н. — чистый ущерб: он «раскрылся», а Суслов, его видимо подставил.

Вряд ли Б.Н.'ом двигали «идейные соображения», скорее он не сорентировался в расстановке главных сил и недооценил, куда неумолимо идет дело. Вот факты:

Подгорный, который выступал на Пленуме первым, трижды поднимал в овации присутствующих на тему о Брежневе. После него каждое, даже проходное, упоминание имени вызывало более или менее сильные аплодисменты.

Вечером этого дня Пономарев вызвал меня к себе. Сидел расстроенный и злой, перед ним проект его выступления и проект резолюции, какие-то листочки с каракулями (как я потом увидел) о значении Брежнева. Сверкнув на меня глазами, спросил: «Видели, что происходит?»... Я ответил, что не сомневался, что так и будет.

Смягчившись, он раздосадованно стал говорить: «Я не ожидал этого от Подгорного. Он всегда держался как ... (и показал руками, обозначая дистанцирование). А теперь... Что происходит?!» И в этом роде.

Я обмолвился: «Может быть, вставить чего-нибудь о его умении связывать внутренние и внешние проблемы?» Б.Н. на меня воззрился: «Куда вставить? В резолюцию? Вы что? ... (едва не добавив — с ума сошли) На весь мир?!»... Я говорю: «Да нет — в ваше выступление». Он: «Ну, это еще куда ни шло»... И вдруг как-то сразу завелся, вскочил и грохнул свою кожаную папку в край стола. Она проскользила и шлепнулась на пол. Вот тут у меня сверкнуло, что он озабочен не только своей личной ситуацией.

Видно, он почувствовал себя очень одиноким в своем упорном и тайном стремлении отстоять какую-то ниточку, оказавшуюся по ряду причин для него весьма прочной, протянувшуюся от XX съезда: глухой отзвук большевистской общественной нравственности.

Суслов выступал очень четко, с отточено ортодоксальными формулами, в которых тщательно взвешены были признание «нового подхода» к мировой политике и классовая бдительность, упор на усиление идеологической борьбы. О роли Генсека сказал сдержанно (не так разливанно, как Подгорный), но увесисто. Вообще, выглядел верным самому себе, своему реноме, сложившемуся в партии. По тому, как зал его слушал, можно было почти физически ощутить силу авторитета, которым он пользуется: что-то в нем от прежней «тайны», окружавшей руководителей сталинской эпохи.

Пономарев еще почти за месяц до Пленума говорил нам, что его намечают провести «по-новому»: в разрыв с правилом, которое установилось после ХХГІІ съезда. На Пленумах члены руководства, кроме Брежнева, не выступают, предполагалось, что на этот раз выступят многие члены ПБ и Секретариата. И вообще - будет де обсуждение, а не только «поддержка доклада». Но ничего этого не было. Кроме Подгорного, Суслова, Косыгина никто из «центра» слова не получил, хотя, не говоря уж о Пономареве, готовились (мне стало известно) Пельше, Кириленко...

За вычетом упомянутого, все пошло по обычному кругу: Ленинград, Свердловск (Урал!), республики по периметру и по кустам (Азербайджан от Закавказья, Киргизия от Средней Азии) от Прибалтики Снечкус, у которого на второй фразе сел голос и он говорил шепотом: никто ничего разобрать не мог даже через наушники, тем не менее он договорил и получил свои аплодисменты. Машеров громким, театрально поставленным голосом извергал поток пышных слов - совершенно бессодержательный пропагандистский треп. И его откровенно никто не слушал, как впрочем и многих других. Представители рабочих, крестьян, интеллигенции. В зале стоял во время таких выступлений шум, некоторые разговаривали прямо в голос, и председатель то и дело нажимал на звонок, призывая к порядку.

То есть — разыгрывался обычный спектакль, как и на публичных мероприятиях, прерываемый однако на отдельных деловых точках: Андропов, Громыко, Гречко, Патоличев, отчасти Щербицкий.

Кое-что из выступлений некоторых из них.

Андропов. Я обратил внимание: «единый фронт империалистов- антикоммунистов, левых и правых ревизионистов, маоистов и сионистов» - против нас. Широкое использование туризма для шпионажа против нас, вернее для «идеологических диверсий». И еще: активность сионистов направлена не на то, чтобы обеспечить полную свободу эмиграции нашим евреям, а для того, чтобы создать у нас «еврейский вопрос».

«Встречали» его тепло, особенно после отступления от текста, которое сделал в своем докладе Брежнев в адрес Андропова и КГБ: в том смысле, что это - огромная помощь Политбюро во внешней политике, что если обычно думают, что КГБ это значит только кого-то хватать и сажать, то глубоко ошибаются. КГБ - это прежде всего огромная и опасная загранработа. И надо обладать способностями и характером... Не каждый может... не продать, не предать, устоять перед соблазнами. Это вам не так, чтобы... с чистенькими ручками (и провел ладонью по ладони). Тут нужно большое мужество и большая преданность.

Все это было покрыто громом аплодисментов.

Громыко. Говорил много о яростном политическом сражении, которое вел Леонид Ильич во время встреч с Никсоном. О «могущественном ЦК», о котором пишет советологическая пресса. Отдельные фразы остались в памяти: «Прошлая Германия умерла, она рухнула под тяжестью своих преступлений». По поводу КНР: «Наша страна большая и богатая, но лишних земель у нас нет». «Наша страна никому не собирается уступать своего места в мире, которое она занимает по праву».