Александр Петряков - Великие Цезари Страница 12

Еще одну авантюру он затеял и с Пизоном, получившим назначение в Испанию. Они договорились одновременно поднять мятеж в Испании и Риме. Но по дороге к месту службы испанцы убили Пизона, и этот замысел не состоялся.

Любопытно, что Цезарю всегда удавалось выходить сухим из воды; подозрения были, но доказать их не удавалось. Похоже, он все очень тщательно продумывал и лишь «кроил» авантюры, а шить их должны были другие «портные», причем исполнителей он, как опытный режиссер и тонкий психолог, выбирал из людей, точно подходивших на то или иное амплуа. Как правило, это были люди не слишком высоких, мягко говоря, моральных качеств.

Так было и в случае с Катилиной, в заговоре которого, по многим свидетельствам, Цезарь также принимал активное участие. Имя Катилины известно в основном благодаря Цицерону, который сочинил и произнес не одну в сенате речь против этого честолюбца. Из этих речей, известных под названием «Катилинарии», до наших дней дошли такие крылатые выражения как «О времена, о нравы!» или «Доколе ты, Катилина, будешь испытывать терпение наше».

Об этом человеке есть возможность рассказать поподробнее, благо источников предостаточно. Помимо Плутарха, Светония и того же Цицерона есть книга Саллюстия, которая так и называется «Заговор Катилины», не во всем объективная. Оно и понятно: на неудачников всегда сваливают всякие грехи и досужие сплетни, да и слишком много там назидательной морали, достаточно, впрочем, показательной для древнеримского историка, цезарианца и интеллигента, мнящего себя порядочным человеком.

«Луций Катилина, – пишет Саллюстий, – человек знатного происхождения, отличался большой силой духа и тела, но злым и дурным нравом. С юных лет ему были по сердцу междоусобные войны и грабежи, убийства, гражданские смуты, и в них он провел свою молодость… После единовластия Суллы его охватило неистовое желание встать во главе государства…»

Катилина действительно происходил из древнего рода, ведущего свое начало со времен все того же легендарного Энея – предок Катилины Сергест был его соратником. Он родился в сто шестом году, то есть был старше Цезаря на шесть лет. Говоря о том, что Катилина провел свою молодость в «гражданских смутах», Саллюстий ставит ему это в упрек, но тогда шло противоборство Мария и Суллы, так что волей-неволей приходилось жить в такое время. Правда, он не гнушался исполнять выносимые Суллой смертные приговоры, то есть был палачом, и это уже много говорит о его страстях и характере. Саллюстий обвиняет Катилину во всех смертных грехах: совращении девственных весталок, жестоких убийствах, развращении молодых людей, которых он подкупал проститутками, мужеложеством, дорогими подарками, в том, что он окружал себя готовым на всякое преступление отребьем и так далее. Он приписывает организацию заговоров с тем же Пизоном и Крассом ему же, а не Цезарю. Оно, впрочем, и понятно: книга вышла уже после смерти Цезаря, и верный цезарианец Саллюстий стремился сдуть пылинки с обожествленного императора и затушевать его участие в заговорах.

Саллюстию вторит и Цицерон, обвиняя Катилину в том, что тот жил с собственной сестрой, убил родного брата, клеймит его как пособника «убийц, подделывателей завещаний, мошенников, кутил, мотов, гетер, совратителей молодежи, развратников и отщепенцев». И в то же время в другом месте мы читаем: «…Его манил разврат, но порой увлекали настойчивость и труд. Его увлекали пороки сладострастия; у него было также сильное стремление к воинским подвигам. И я думаю, что на земле никогда не было такого чудовища, сочетающего в себе столь противоположные и различные и борющиеся друг с другом природные стремления и страсти…»

Так вот, по Цицерону, Катилина, хоть и чудовище, но с вполне понятными человеческими страстями. И это ближе к истине.

Итак, шестьдесят пятый год, когда Цезарь становится курульным эдилом. Эта должность – нечто вроде нынешнего градоначальника. В его обязанности входило соблюдать город в чистоте, заботиться о порядке, а также проводить за свой счет всевозможные празднества и игры, в том числе и гладиаторские бои.

«В должности эдила, – пишет Светоний, – он украсил не только комиций и форум базиликами, но даже на Капитолии выстроил временные портики, чтобы показать часть убранства от своей щедрости. Игры и травли он устраивал как совместно с товарищем по должности, так и самостоятельно, потому что даже общие их траты приносили славу ему одному».

Плутарх дополняет: «Назначенный смотрителем Аппиевой дороги, он издержал много собственных денег, затем, будучи эдилом, выставил триста двадцать пар гладиаторов, а пышными издержками на театры, церемонии и обеды затмил всех своих предшественников».

Что касается дороги, то тут он попал, что называется, в «десятку»: все римляне по ней ездили, поэтому ее улучшение дало Цезарю в полном смысле всенародную признательность.

А относительно гладиаторов Плиний сообщает, что убранство на них было из серебра, что тогда было в диковинку и поражало падких до зрелищ римлян блеском в самом прямом смысле слова.

На наш взгляд, это было не мотовством и не щедростью, а целенаправленным подкупом избирателей. «Народ, – пишет Плутарх, – стал настолько расположен к нему, что каждый выискивал новые должности и почести, которыми можно было вознаградить Цезаря».

Разумеется, подобная расточительность весьма быстро истощила его карманы, и ему приходилось брать в долг, причем суммы немалые – его кредиты составляли двадцать четыре миллиона сестерциев. Кто и почему ссужал его деньгами? Ведь наверняка не только обаяние Цезаря служило залогом его кредиторам. Ему охотно давал в долг тот же Красс, которому Цезарь был нужен как поддержка в борьбе за власть с Помпеем, он отлично видел, какими темпами растет популярность Цезаря и каким опытным политиком он становится.

Оба они, Красс и Цезарь, видели в экспрессивном бесстрашном Катилине тарана, способного пробить первую брешь в крепости, поэтому, оставаясь в тени, поддерживали его.

Надо сказать, что первоначальные намерения Катилины ничем от прочих людей его круга не отличались. Он хотел после претуры в шестьдесят восьмом году и наместничества в Африке добиваться консульского звания, однако был привлечен к суду за лихоимство, и его кандидатура была снята с выборов. Вот после этого-то Катилина и стал посягать на устои государства. Однако попытки схватить власть, как мы уже рассказывали, в шестьдесят шестом и следующих годах вместе с Крассом и Цезарем провалились, поэтому после того как Катилина был судом оправдан, он вновь выдвинул свою кандидатуру на шестьдесят третий год. Но господа сенаторы вовсе не хотели видеть во главе государства такого сумасброда, поэтому всячески противодействовали. Катон даже предлагал вновь отдать под суд Катилину, на что тот якобы ответил: «…если мне будут угрожать, то я потушу пламя не водой, а развалинами».