Александр Андреев - Князь Василий Михайлович Долгоруков-Крымский Страница 12

Некоторые другие татары, взятые казаками в плен, тоже подтвердили известие о том, что неприятельская армия простирается по крайней мере до 100000 человек. Равным образом от них узнали, что всем крымцам без изъятия велено было приготовиться к обороне в случае вторжения русских.

Наконец войско достигло до татарских колодцев, где и расположилось лагерем. В этой местности, на протяжении четырех миль в окружности, нигде нельзя найти источника; но в земле, не глубже одного вута, находят хорошую воду. Войско стояло здесь несколько дней. 24-го мая казаки схватили двух гонцов, следовавших из Константинополя с письмами от великого везиря к хану, из которого узнали, что этот последний лишен всякой надежды на помощь со стороны

Порты. Кроме того, в письме великий везирь сильно упрекал татар, в том, что они были главною причиной разрыва Турции с Россией. 26-го мая войско совершило еще один переход на шесть французских миль, и остановилось на берегу речки Каланчака. Во время перехода, татары с обычными криками и стремительностью нападали на каре и окружали его со всех сторон; но русские, действуя решительно и неустрашимо, вскоре заставили их искать спасения в бегстве.

После этого войско двинулось на Перекоп и 28-го мая остановилось в расстоянии пушечного выстрела от него, построило батареи и приступило к осаде крепости.

Приступив к осаде Перекопа, Миних отправил письмо к хану, в котором объяснил, что послан своею императрицею наказать татар за их частые набеги на Украйну, и что имеет повеление опустошить весь Крым, если эта страна не согласится добровольно принять русского гарнизона в Перекоп и признать над собою покровительство Русской державы. Письмо оканчивалось тем, что в силу этих только условий, могут быть начаты переговоры о мире; но что, вместе с тем, Перекоп должен сдаться русской армии на капитуляцию.

В ответ на это письмо, хан 30-го мая послал к графу Миниху татарского мурзу сказать, что его весьма удивляет, почему русские пришли опустошать его страну, тогда как ему предварительно вовсе не объявлено было о войне; что крымские татары никогда не беспокоили Россию своими набегами; что эти набеги, по всей вероятности, сделаны были одними-Ногаями; что он, хан, никаким образом не в состоянии удержать этих последних от хищничества, несмотря на долгое подчинение их его верховной власти и что, наконец, Россия, по своему усмотрению, должна ограничиться наказанием одних этих бродяг, к чему последняя действительно уже приступила в прошедшем (1735) году. Ко всему этому хан присовокупил еще то, что, находясь в тесной зависимости от константинопольского двора, без ведома и воли последнего, не можем уступить Перекоп, потому-что в нем находится турецкий гарнизон, который, вопреки его желанию, не согласится на подобную уступку. Но с тем вместе хан, однакожь, обещал в непродолжительном времени вступить в Россию в мирные переговоры, прося между-тем прекратить на время наступательные военные действия, и заключил свое письмо тем, что, в случае отказа в этом последнем его желании, он тоже не останется в бездействии и будет упорно защищаться всею землею до последней капли крови.

Убедившись на деле из всего этого ответа, что без решительно удара нельзя уничтожить и ослабить Крымского ханства, фельдмаршал, отпустив от себя мурзу, просил уведомить хана, что, по причине отвержения им предложенных условий мира, он вскоре увидит все свои земли опустошенными, а города – обращенными в пепел и груды развалин, потому-что честность татарская не подает надежды на скорое вступление в переговоры о мире.

Немедленно по удалении татарского посла, фельдмаршал отдал армии приказ – двинуться вперед в боевом порядке. В лагере не оставалось никого, кроме больных и прикрывавших обоз, человек по десяти из каждой роты. Войско, разделенное на шесть каре, двинулось к левой стороне Перекопской черты: саперам же, в числе 2500 человек, велено было итти к правой стороне черты, дабы до рассвета сделать на нее фальшивое нападение – с целью привлечь сюда главное внимание неприятеля.

Между тем главные силы русских, еще часа за два до рассвета, незамеченные татарами, остановились в двухверстном расстоянии от черты. Татары, с наступлением дня, увидев все русское войско в боевом порядке, там где они вовсе не ожидали его, пришли в совершенное недоумение и не знали, что предпринять.

Русские войска с величайшею неустрашимостью приступили к делу; но овладеть валом было чрезвычайно трудно: этому препятствовали, как его чрезмерная ширина и глубина, так и весьма сильный неприятельский огонь. К счастию, во рву не было воды, и потому войско спустилось в него и с помощью пик и штыков, успело счастливо выбраться на противоположную сторону. Тем временем артиллерия своим огнем удерживала слабый напор неприятеля.

Увидев, что дело приняло такой серьезный оборот, татары, бросив слабоукрепленный лагерь, удалились. Поэтому все остальное войско без малейшего препятствия перешло чрез вал, который, как увидим из следующего краткого описания его, в случае натиска со стороны неприятеля, грозил-бы не малою опасностью.

Вал имел в длину около семи верст или двух французским миль, и простирался от Азовского до Черного моря. Чрез него был только один переход, по дороге в Перекоп, в самой средине черты, – переход, вдоль коего тянулось шесть башен, охраняемых орудиями. В ширину-же имел этот вал двенадцать, в глубину – семь сажень, а в высоту – семьдесят фут. Толщина брустверов была соразмерна глубине и ширине вала. Над сооружением такого вала трудилось пять тысяч человек в продолжение многих лет и татары считали его неодолимым. Впрочем в Крым можно было бы проникнуть и другим путем, – чрез рукав Азовского моря, примыкающий к черте, который, как узнали впоследствии, в летнее время до того высыхает, что в нем остается воды не более трех футов; следовательно, переход не представлял бы здесь больших затруднений. Этим-то именно путем воспользовался Граф Ласси во время двух последующих своих походов в Крым.

В названных выше башнях, тянувшихся вдоль черты, все еще держался гарнизон, состоявший из янычар. Одна из этих башен, находившаяся ближе всех других к войску, не переставала производить ружейную пальбу, при чем убито несколько рядовых. Поэтому Миних отдал приказ принцу Гессен-Гомбургского отправить офицера под необходимым прикрытием взять эту башню приступом. Капитан гренадерского Санкт-Петербургского полка Манштейн вызвался исполнить это поручение и немедленно отправился к башне, имея под командой шестьдесят человек. Неприятель, дав этому маленькому отряду приблизиться к башне, открыл сильный огонь; но несмотря на это, отряд ворвался в нее и потребовал от янычар сдаться. Турки на это уже было согласились и положили оружие, как вдруг один из гренадер смертельно ранил штыком одного янычара. Это обстоятельство ожесточило турок: они снова взялись за оружие и стали защищаться; шесть гренадер легло на месте, а шестнадцать были ранены. В числе последних находился сам капитан. В отмщение за такой поступок, русские солдаты с ожесточением бросились на янычар, коих было 160 человек, и изрубили до одного. Янычары, оберегавшие прочие башни, поступили благоразумнее: они ушли заранее вместе с татарами. В этот день русские потеряли одного офицера и 30 нижних чинов убитыми, и 1 офицера 176 нижних чинов раненными.