Дмитрий Мережковский - Павел. Августин Страница 12

Правы Иудеи, когда на все оправдания Павла отвечают неистовым воплем: «Истреби такого от земли, ибо ему не должно жить!» (Д. А. 22, 22).

Павел такое же для них «проклятие», как «висящий на древе», Иисус (Гал. 3, 13).

XXXIX

Павлова учения о свободе не поняли даже ближайшие к Иисусу, ученики.

«Хочешь ли знать, неосновательный человек (Павел), что вера без дел мертва? – скажет Иаков, „брат Господень“, или неизвестный творец Послания Апостола Иакова. – Не делами ли (Закона) оправдался Авраам, возложив Исаака, сына своего, на жертвенник?» (Иак. 2, 17–21).

С Иаковом согласился бы и Павел; понял бы не хуже Иакова, почему на вопрос богатого юноши: «Что мне делать? – Иисус отвечает не «веруй», а «делай»: «раздай нищим все, что имеешь» (Мк. 10, 17–21); понял бы Павел не хуже Иакова и это слово Господне: «Что вы говорите Мне: Господи, Господи! и не делаете того, что Я вам говорю?» (Лк. 6, 46). Первый вопрос самого Павла Иисусу, на пути в Дамаск, – не «во что мне верить?», а «что мне делать?» (Д. А. 9, 6).

Добрые плоды не могут не рождаться от доброго дерева, так же как дела – от веры; но дерево по плодам узнается, а не плоды – по дереву. Нет веры без дел, как огня – без жара; но жар – от огня, а не огонь от жара.

Если Павлово учение о свободе не понято людьми и доныне, то, может быть, потому, что учение самого Иисуса сделалось новым Законом, более тяжким и рабским, чем Ветхий Завет – Закон.

XL

Механический закон необходимости – смерти, логический закон тождества: а + b + с, в причине, – а + b + с, в следствии, – отменяется у Павла, так же как у самого Иисуса, законом жизни – творчества: а + b + с, в причине, – а + b + с + x, – «свобода», «чудо», – в следствии.

Эта отмена мнимой «логики» – «механики» возможна для Павла потому, что «разум», nous, сочетается у него с «духом» пророческим, pneuma, «догмат» – с «опытом», в мере такой совершенной, как только у одного Иисуса. Лучшего «сосуда» нельзя было «избрать», чем Павел. Чудо Предопределения и заключается в этом избрании.

Самый язык Павла, когда он говорит о свободе, становится «согласно-противоположным», антиномичным, так же как язык Иисуса.

«Верою мы уничтожаем Закон? Никак; но утверждаем» (Рим. 3, 31). – «Божиим обетованиям противен закон? Никак» (Гал. 3, 21). – «Будем ли грешить, потому что мы не под Законом? Никак» (Рим. 6, 15). В этих «никак» – точно внезапные прерывы мысли, отказы от логики. – «Мудрость мудрых погублю, и разум разумных отвергну… ибо слово о кресте для погибающих безумие, а для нас, спасаемых, сила Божия» (I Кор. 1, 18–19).

Между «благодатью» и «законом» – такое же неразрешимое для Павла противоречие, как между спасением и гибелью, Богом и диаволом.

«Сила греха – Закон» (I Кор. 15, 56). – «Законом познается грех» (Рим. 3, 20). Только для того и «пришел Закон, чтобы умножился грех» (Рим. 5, 20). – «Весь мир виновен (по Закону) пред Богом, потому что делами Закона не оправдается… никакая плоть» (Рим. 3, 19). – «Если бы дан был Закон, могущий животворить (воскрешать), то подлинно, праведность была бы от Закона… но до пришествия веры, мы заключены (были) под стражей Закона… Закон был ко Христу детоводителем» (Гал. 3, 21–24). Нет, был стражем-тюремщиком и палачом-убийцей, потому что Закон «убивает грехом». Но если грех и смерть – от диавола, «человекоубийцы изначального» (Ио. 8, 44), то может ли быть рождающий смерть и грех Закон от Бога?

XLI

Будущее смешивает Павел с настоящим, должное с данным: в этом «слабость», «немощь» его, но та, в которой «сила Господня совершается». Судить о других по себе: «Я сораспялся Христу, и уже не я живу, а живет во мне Христос» (Гал. 2, 19–20). Но если так в Павле, то, может быть, в других вовсе не так. «Умерли мы (все) для греха; как же нам жить во грехе?.. В смерть Иисуса крестились мы… с Ним погреблись (погрузились) крещением в смерть… ибо, если мы соединены с Ним подобием смерти, omoiomati, то и подобием воскресения с Ним же будем соединены» (Рим. 6, 2–5), – смешивает Павел «подобие» с действительностью; будущее предвосхищает, как будто все уже есть: «забывая, чтó позади, стремится вперед» (Флп. 3, 13).

«Я говорю: поступайте по духу, и вы не будете исполнять вожделений плоти» (Гал. 5, 16). Легко сказать: «поступайте», но сделать трудно, – труднее, чем исполнить Закон, – невозможнее для тех, кому он это говорит, а может быть, и для него самого.

«Доброго, чего хочу, не делаю, а злое, чего не хочу, делаю… Ибо, по внутреннему человеку, нахожу в законе Божием радость. Но в членах моих вижу иной закон, противный закону ума моего и делающий меня пленником закона греховного, живущего в членах моих. Бедный я человек! Кто избавит меня от сего тела смерти?» (Рим. 7, 19–25). Бедная душа человеческая – зябкая, от страшно близкого холода смерти кутающаяся в плоть. Психея, – здесь обнажена, как нигде, никогда.

Только о чужом и прошлом Павел не мог бы так говорить; так не говорит о себе никто из святых. К нам и этим ближе их всех Павел.

XLII

Слишком часто, в позднейшем христианстве, «безумие Креста» – только младенчество разума. Павел этого не хочет: «Братья… будьте на злое младенцы, а по уму будьте взрослыми». – «Буду молиться духом; буду молиться и умом» (1 Кор. 14, 20, 15).

Павел не только молится, но и любит «умом». Не было, может быть, ни у кого, после Христа, такой умной любви, как у Павла.

Кажется, он чувствует и сам несоизмеримость догмата с опытом, изрекаемого слова – с «неизреченным, árreta, которого нельзя человеку пересказать» (II Кор. 12, 4). Молится человек в слове, – кощунствует; благословляет, – проклинает. «Сделавшись за нас проклятием, katára, искупил нас (Иисус) от проклятия Закона» (Гал. 3, 13). – «Бог сделал Его за нас грехом» (II Кор. 5, 21).

«Безумствуешь ты, Павел; многая ученость доводит тебя до сумасшествия» (Д. А. 26, 24): кощунствуешь ты, Павел; многая святость доводит тебя до кощунства.

Эту несоизмеримость догмата с опытом чувствует и Тертуллиан, так же как Павел: «Распят Сын Божий, – не стыжусь, потому что надо стыдиться; умер Сын Божий, – достоверно, потому что безумно; погребенный, воскрес, – несомненно, потому что невозможно».[34]

Разум человеческий восстает на себя самого, в антиномиях, «согласных противоположностях» опыта-догмата. Мысль – тоже крест, может быть, не только для Павла, но и для самого Иисуса. «Мир для меня распят, и я – для мира» (Гал. 6, 14). Мысль для Павла распята, и он – для мысли.