Наталья Горбачева - Серафим Саровский Страница 12

Жизнь отца Серафима приобрела новое направление. До сих пор он видимо заботился об одном себе и спасении своей души. Деятельность его о спасении ближних состояла исключительно в молении о всем мире («ради и одного праведника сохраню место сие», сказал Господь), о живых и усопших православных христианах. По правилам пустынножительства и затвора практическая польза и руководство ближними еще не входили в разряд его действий. Теперь настало такое время. Отец Серафим, став в духовной жизни выше великого множества христиан и чувствуя подкрепление благодати Божией, посвятил себя новому, возможно, высшему подвигу — старчеству, духовному руководству людей.

С окончания ранней обедни до восьми часов вечера келья старца была открыта для мирян, а для саровской братии — во всякое время дня и ночи. Его маленькая келья освещалась лишь лампадой и свечами, зажженными перед иконами. Печь в ней никогда не топилась. Двумя маленькими оконцами она смотрела в широкую, привольную луговую даль. Мешки с песком и каменья лежали на полу в келье, заменяя старцу постель. Обрубок дерева служил стулом.

Обычно старец принимал посетителей таким порядком. Одетый в белый балахон и мантию, он надевал еще епитрахиль и поручи (части священнического облачения) в те дни, когда причащался. Ко всем он обращался «радость моя» и с особенной любовью принимал тех, в ком прозревал истинное раскаяние в грехах и желание исправиться. Побеседовав с таким человеком, старец накрывал его голову епитрахилью, клал на нее правую руку, произносил над ним: «Согрешил я, Господи, согрешил душою и телом, словом, делом, умом, помышлением и всеми моими чувствами: зрением, слухом, обонянием, осязанием, волею или неволей, ведением или неведеньем». Затем произносил обычную разрешительную молитву, читаемую на исповеди. При этом посетитель испытывал необыкновенно отрадное чувство. Вслед за тем старец чертил на лбу посетителя крест елеем от иконы и давал, если все происходило утром, натощак, богоявленской воды. Наконец, целуя каждого, говорил одно и то же всегда, какой бы ни был праздник: «Христос воскресе!» и давал приложиться к образу Богоматери или ко кресту — материнскому благословению, висевшему у него на груди.

Если пришедший не имел нужды в особенном наставлении, то старец делал общехристианское назидание. Более всего он советовал непрестанно молиться и для этого всегда повторять одну и ту же молитву мытаря: «Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя, грешного».

Многие из посетителей старца винились в том, что мало молятся, не вычитывая даже положенных утренних и вечерних молитв, — по недосугу и по безграмотности. Отец Серафим установил для таких легко исполняемое правило, которое не потеряло своей актуальности по сей день:

«Поднявшись от сна, всякий христианин, перекрестившись на икону, пусть прочтет молитву Господню «Отче наш» — 3 раза. Потом песнь Богородице «Богородице Дево, радуйся» — 3 раза. В завершение Символ веры — раз. Совершив это правило, всякий православный пусть занимается своим делом, на какое поставлен или призван. Во время же работы дома или на пути куда-нибудь, пусть тихо читает: «Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя, грешного» (или грешную). Если его окружают люди или он занимается делом, пусть старается говорить в уме «Господи, помилуй», и так до обеда. Перед обедом пусть снова прочитает утреннее правило. После обеда всякий христианин пусть читает так же тихо: «Пресвятая Богородице, спаси мя, грешного». Отходя же ко сну, всякий христианин пусть еще раз прочтет утреннее правило».

Отец Серафим объяснял приходящим, что, держась этого малого «правила», можно достигнуть меры христианского совершенства, ибо эти три молитвы — основание христианства. Первая, как молитва, данная самим Господом в Евангелии, есть образец всех молитв. Вторая принесена с неба Архангелом в приветствие Богоматери, Символ веры содержит в себе вкратце все спасительные догматы христианской веры.

В качестве посетителей к отцу Серафиму являлись и знатные государственные люди. Старец относился к ним с должной честью и с христианской любовью. С подобными людьми старец беседовал об обязанностях их звания. Бывало, со слезами на глазах он умолял их хранить верность Православной церкви, соблюдать ее уставы и защищать от различных нападок, служить верой и правдой царю и отечеству.

Еще более стремилось к старцу людей простого звания, которые иногда приходили к нему не за советом, а за скорой помощью. Однажды прибежал в обитель крестьянин с растрепанными волосами, без шапки, в отчаянии спрашивая всех подряд иноков: «Батюшка! Не ты ли Серафим?» Ему указали на его келью. Бросившись туда, он упал ему в ноги и вопиял: «Батюшка, родимый! У меня украли лошадь, и я теперь без нее совсем нищий, не знаю, чем кормить буду семью! А говорят, ты угадываешь».

Ответил ему старец ласково, обхватив его голову и приложив к своей: «Огради себя молчанием и поспеши в такое-то село (назвал его). Когда будешь подходить к нему, свороти с дороги вправо и пройди задами четыре дома, там увидишь калиточку, войди в нее, отвяжи свою лошадь от колоды и выведи молча».

Крестьянин тотчас побежал в указанном направлении. После этого в Сарове был слух, что он точно нашел в обозначенном месте лошадь.

В другой раз отец Павел, инок саровский, привел к старцу молодого парня с уздою в руках, плакавшего о потере своих лошадей, и оставил их вдвоем. Через несколько дней парень вернулся в монастырь, спрашивал, куда свечку поставить. Отец Павел поинтересовался, нашел ли он лошадей.

— Нашел. Отец Серафим сказал мне, чтобы я шел на торг и там увижу их. Я вышел, увидал и взял моих лошадок. Вот хочу ему свечку поставить.

— Кому?

— Да отцу Серафиму. Он ведь святой у вас? А иконы не вижу. Все вроде одинаковые — как он. С бородой и прямо душу выворачивают.

— Кто больше выворачивает, тому и ставь.

Парень указал на икону Христа Спасителя.

— Вот и правильно, — сказал отец Павел.

— Угадал?

— Угадал…

Хотя впереди будет описано много подобных удивительных происшествий, однако следует оговориться, что дар прозорливости, которым обладал отец Серафим, — это не «отгадывание» судьбы, не невнятное «прорицание» оракула, который часто изрекает то, что сам не в состоянии понять, и не шерлок-холмовская «дедукция», то есть совокупность умственных упражнений, позволяющих найти преступника или потерянную вещь…

После обнаружения прозорливости, на удивление одного из своих духовных чад, старец объяснил: «Он шел ко мне, как и другие, как и ты; шел как к рабу Божию. Я же, грешный Серафим, так и думал, что я грешный раб Божий, что мне повелевает Господь, как рабу своему, то я передаю требующему полезное. Первое помышление, являющееся в душе моей, я считаю указанием Божиим и говорю, не зная, что у моего собеседника на душе, а только веруя, что так мне указывает воля Божия, Своей воли не имею, а что Богу угодно, то и передаю».