Алексей Череватенко - Небо Одессы, 1941-й Страница 12

Если бы меня спросили сейчас, какая наиболее яркая черта была присуща характеру Семена Андреевича, я бы, не задумываясь, ответил: любовь к человеку. Мы никогда не видели Куницу одного, он всегда был в окружении летчиков, всегда готов был идти навстречу, помочь в любой беде. Он умел поддержать в тяжелую минуту человека, зажечь в нем огонек надежды, вселить уверенность в будущем. С ним всегда делились самым сокровенным.

Нравилась в Кунице и его жажда летать. Однажды жарким августовским полуднем я лежал в тени деревьев, на мягкой душистой траве в ожидании сигнала на вылет. Мимо по тропинке, чуть пошатываясь от усталости, прошел Семен Андреевич. Я окликнул его.

- А-а, это ты, старший лейтенант, - сказал комиссар, опускаясь на траву рядом. - Драка была настоящая, а вот результаты плохие, - огорченно протянул он. - Результат - ничья...

Он сломал с куста упругую веточку и стал рисовать на земле схему боя: положение противника и наших самолетов, с какой стороны и под каким ракурсом велась атака. - Все дело в том, что я был ведомым, - с сожалением произнес Куница. - Будь я ведущим, ей-богу, действовал бы решительнее. Надо навязывать свою волю противнику.

Эту мысль комиссар повторял часто и на разборах, партийных собраниях, в личных беседах с летчиками. А в тот день комиссар неожиданно перевел разговор на личную тему. Строго отчитал меня за то, что я все еще тянул с отправкой семьи в тыл.

Уже многие офицеры позаботились об этом. Некоторые жены решили не оставлять мужей и делить с ними все тяготы военного времени. Отказывалась покидать Одессу и моя Валентина. Мне стоило больших трудов уговорить ее. С Борисом Леонтьевичем Главацким, пропагандистом полка, на которого была возложена ответственность за доставку семей в порт и устройство их на корабль, мы договорились, что моя семья должна быть отправлена немедленно. Документы были оформлены.

Пароходы, несмотря на частью бомбежки, уходили регулярно. Однако мне не пришлось заниматься отправкой семьи: в тот день нас разбудили по тревоге в четыре часа утра. Весь полк готовился подняться в воздух: ожидался массированный налет противника на город и порт.

Едва добежали до стоянок, как услышали монотонное гудение вражеского разведчика, он пролетел южнее аэродрома. Появился разведчик - жди налета, это уж закон.

Сидим в кабинах, ждем. Наконец, ракета рассекла небо. Взлетаем один за одним, набирая высоту. Кружим над городом, заливом. Но противник не показывается. Может быть, это уловка, рассчитанная на то, что, израсходовав горючее, мы вынуждены будем возвращаться, а немец, гляди, тут как тут,..

Но вот прозвучала команда Шестакова:

- Приготовиться!

Сделав правый разворот, я заметил в яснеющем небе двенадцать "Юнкерсов", они шли вдоль берега на высоте около двух тысяч метров, курсом на порт. Выше над ними кружили, словно купаясь в первых лучах солнца, девять "Мессершмиттов". Их двадцать один, нас всего восемь, остальные ждут сигнала на аэродроме.

Майор распределил силы следующим образом: пятерка завязывает бой с "мессерами", сковывает их, а тройка во главе с ведущим обрушивает удар по "Юнкерсам".

При таком численном превосходстве противника мы вели бой впервые. Минут пятнадцать-двадцать над заливом продолжалась беспрерывная пальба. Вражеские бомбардировщики в который раз заходят на цель, но тройка Шестакова сбивает их с курса. Используя преимущества в высоте, длинной очередью поджигаю "мессера". Он задымил и круто пошел на снижение.

Представьте радость летчика, впервые одержавшего победу.

- Сбил! Сбил!! - кричу от восторга, и мне хочется, чтобы это услышали все.

Второй самолет подбил Елохин. Вражескую машину поглотили морские волны неподалеку от Воронцовского маяка.

Выхожу из атаки и вижу: майор Шестаков врезается в самую гущу вражеских бомбардировщиков. Черные сосульки отрываются от плоскостей "Юнкерсов", падают в воду, вздымая высокие фонтаны. Бомбы рвутся на пирсе и дальше, между портовыми строениями. Иван Королев сорвался в штопор, а два "мессера" пытаются прикончить его. Сердце мое замирает: спасти машину и себя в таком положении шансов мало. Но тут происходит чудо: Иван выравнивает самолет и сам устремляется в атаку. Аи да Ваня! Мастер высшего пилотажа!

Помощь нам не потребовалась. Справились сами, сбили две машины, сами потерь не понесли. Приземлились, оглядываем друг друга, словно сто лет не виделись. Живы, черт побери! А ведь кое-кто мог бы уже быть гостем Нептуна...

"Старики", как называли двадцатипятилетних, хвалят молодых - Засалкина и Осечкина. Смело действовали ребята, не растерялись. По оценке Шестакова, никто в грязь лицом не ударил. Похвалу от командира приятно услышать, мне особенно: сбил первого "мессера". Пусть эта скромная победа будет в честь рождения сына, названного по предложению товарищей Виктором. Виктория значит победа! Все мы чувствовали себя в этот день победителями: звонили из штаба армии, поздравляли друзья-зенитчики.

Меня встречает мой неизменный помощник Алексей Филиппов. Лицо встревоженное. Показывает в сторону соседнего капонира: "скорая помощь"... Спешу туда. На пожухлой траве сидит Иван Королев, бледный, как бумага. Фельдшер Лена Семенова пытается стащить с его ноги сапог. Подбегает доктор Шаньков и решительно разрезает голенище ножницами.

- Ранен, Ванюша? - задаем бессмысленный вопрос, ведь и без того ясно.

- Новенькие сапоги угробили, - говорит Королев, морщась от боли. - Ведь только-только получил у интенданта...

- Ногу жалей, сапоги будут, - ворчит доктор Шаньков.

Ивану помогли встать, но ехать в санитарной машине он отказался категорически. Держа в одной руке разрезанный сапог и припадая на забинтованную левую ногу, он пошел в окружении товарищей, рассказывая им подробности боя.

Был ранен и Алексей Алелюхин. Однако опасаясь, как бы его не госпитализировали, он пошел на хитрость. В санитарной части попросил сестру сделать тайком перевязку и молчать. Но кто-то заметил у Алексея на гимнастерке пятна крови. Дошло до Шестакова, и Алелюхина отчитали за попытку скрыть ранение.

Летчики живо обсуждали результаты боя. В центре внимания был, конечно, Королев. Он проявил все качества отличного летчика; волю к победе, хладнокровие, выдержку.

Командир полка не совсем доволен, ругает наблюдателей:

- Близорукие они, что ли? Не замечают противника, опаздывают с информацией. Ведь достаточно было подняться на каких-нибудь пять минут раньше, и бой закончили бы с лучшими результатами.

Досталось и нам: огонь вели с дальних дистанций, попусту тратили боеприпасы, Не было четкого взаимодействия, самолеты иногда далеко отдалялись один от другого. Отдельно Шестаков отметил мастерство молодых летчиков.