Лео Яковлев - Товарищ Сталин: роман с охранительными ведомствами Его Императорского Величества Страница 12

Подлинное подписал и с подлинным верно:

Отдельного Корпуса Жандармов Ротмистр ДЖАКЕЛИ»

Это разоблачение товарища Сталина, видимо, имело большое значение для охранительных служб, так как историю с перехваченной малявой в своем донесении в департамент полиции от 29 апреля 1902 г. со всеми подробностями пересказывает сам начальник Кутаисского губернского жандармского управления генерал-майор Стопчанский (Батум в те годы входил в Кутаисскую губернию).

«ИЗ ДОНЕСЕНИЯ НАЧАЛЬНИКА КУТАИССКОГО ГУБЕРНСКОГО ЖАНДАРМСКОГО УПРАВЛЕНИЯ В ДЕПАРТАМЕНТ ПОЛИЦИИ

29 АПРЕЛЯ 1902 г. № 712

Вр. и. д. помощника в Батумском округе ротмистр Джакели 18 сего апреля за № 387 донес, что арестованные им Иосиф Джугашвили и Константин Канделаки являются главными руководителями беспорядков, произведенных батумскими рабочими. Из показания одного из свидетелей видно, что Джугашвили известен у рабочих под именем «учитель рабочих»; руководя делом, Джугашвили держал себя в стороне и потому не все рабочие знали об нем, с рабочими же постоянно соприкасался Канделаки, известный в рабочей среде за помощника учителя…

8-го сего апреля арестантом Батумской тюрьмы Замбахидзе были выброшены в тюремный двор к посетителям две записки на грузинском языке, адресованные на имя «Иллариона».

Первая из них следующего содержания: «адрес в гор. Гори, Оконская церковь. Около церкви приходская школа и увидите учителя той школы Сосо Иремашвили, этому человеку скажите, что Сосо Джугашвили арестован и просит сейчас же известить его мать для того, чтобы, когда жандармы спросят: ”когда твой сын выехал из Гори?“, сказала: ”целое лето и зиму до 15 марта был здесь в Гори“. То же покажут сам Сосо Иремашили и мой дядя с женою».

Вторая записка: «Илларион, если посланный в Тифлис человек возвратился, то скажи, чтобы привез Георгия Елисабедова и вместе с ним повел бы дело (направил)». Записки эти, по сличении их почерков с почерком Джугашвили, писаны им, Джугашвили. Содержание записок подтверждает показание свидетелей о вредной деятельности Джугашвили.

На основании упомянутых выше записок ротмистром Джакели послано отдельное требование начальнику Тифлисского губернского жандармского управления об обыске учителя Иремашвили, допросе матери Джугашвили в целях выяснения места пребывания Джугашвили в дни батумских беспорядков, а также об обыске и аресте Георгия Елисабедова, которому Джугашвили предлагает в записке руководить делом. Ротмистр Джакели дознал, что адресат «Илларион» есть рабочий завода Манташева Илларион Дарахвелидзе…

К числу членов Тифлисского Комитета по мнению ротмистра Джакели принадлежат поименованные выше Джугашвили, Елисабедов и Годзиев.

Первый из них представляет типичного пропагандиста и, конечно, не пожелает указать, где находятся Елисабедов и Годзиев…

Генерал-майор СТОПЧАНСКИЙ»

Через некоторое время, после того как сорвалась попытка Джугашвили организовать себе алиби, он вступил в переписку с царскими «органами». Сначала он сам стал косить под чахоточного, и в связи с ухудшением здоровья – «день за днем» – покорнейше просил проявить к нему внимание:

«Канцелярии главноначальствующего. Содержащегося под стражей в Батумской городской тюрьме Иосифа Виссарионовича Джугашвили.

Имея в себе предрасположение к легочной чахотке и видя как здоровье мое день за днем ухудшается – осмеливаюсь покорнейше просить Канцелярию Его Сиятельства не оставить меня без внимания и освободить меня, по крайней мере хоть ускорить ход дела.

Проситель: Иосиф Джугашвили.

30 октября».

Когда и этот фокус не прошел, он сразу же стал заботливым сыном и «единственной опорой» одинокой матери (которую он спустя тридцать пять лет даже в гробу увидеть не захотел: слишком много его жертв в то время ждали своей участи и ему было недосуг заниматься никому не нужной старухой):

«Канцелярии главноначальствующего. Содержащегося под стражей в Батумской городской тюрьме Иосифа Виссарионовича Джугашвили.

Всё усиливающийся удушливый кашель и беспомощное положение состарившейся матери моей, оставленной мужем вот уже 12 лет и видящей во мне единственную опору в жизни – заставляет меня второй раз обратиться к Канцелярии главноначальствующего с нижайшей просьбой освободить меня из под ареста под надзор Полиции. Умоляю Канцелярию Главноначальствующего не оставить меня без внимания и ответить на мое прошение.

Проситель Иосиф Джугашвили.

27 ноября».

Бог в данном случае не был фраером, и этот номер у него тоже не прошел.

Касающиеся Сталина фрагменты документов спецслужб, несмотря на их канцелярское многословие, приведены здесь, как и его собственные просительные сочинения, чтобы читатель, во-первых, мог ощутить дух времени и, во-вторых, попытаться почувствовать себя на месте будущего вождя. Документы эти показывают, как из человека, спецслужбам неизвестного, он превращается в заметную для них фигуру. Сам Сталин, к сожалению, не оставил интимных заметок о своем первом тюремном опыте, и мы вынуждены искать зерна истины в безудержном славословии холуев, создававших «для народа» героические картины вроде той, в которой будущий вождь, читая «Капитал» Карла Маркса, идет сквозь строй вертухаев, избивающих несчастных заключенных, не обращая внимания на наносимые ему побои. Применялись ли какие-либо побои к товарищу Сталину лично, доподлинно неизвестно. Скорее всего нет. Более того, вождь мог, на наш взгляд, сделать вывод о недопустимой мягкости спецслужб на закате абсолютизма в России и о возможности сыграть с ними в какую-нибудь игру. Более того, не исключено, что именно тогда он дал себе зарок: если от него в будущем будут зависеть какие-нибудь спецслужбы, то он уж никакой мягкотелости не допустит, поскольку точно знает, что «битье определяет сознание».

И, как мы теперь знаем, он сделал это, вырастив несколько поколений уникальных дознавателей, не только самих себя воспроизводящих, но и самих себя уничтожающих. Один реабилитированный – знакомый моих знакомых – рассказывал в тот непродолжительный период совковой истории, когда рассказывать такое было можно, что он, когда за ним в конце 37-го пришли, вернее – приехали, очутившись в распоряжении двух бугаев-следователей, зная, что за этим должно последовать, сказал:

– Ребята! Я вас понимаю, поймите и вы меня. Я вам все свои признания немедленно подпишу, и закончим на этом дело.

Ребята достали подготовленный следователем-сюжетчиком текст «признания», в котором «враг народа» сообщал, что его еще в 20-х годах в подпольном одесском катране на Слободке завербовали в шпионы княжества Монако, и он его подписал в предвкушении спокойного отдыха в одиночке внутренней тюрьмы. Но ребята почему-то не торопились вызывать охрану. Потом один сказал другому: