Михаил Кузмин - Дневник 1905-1907 Страница 120

3_____

Пошел к Блоку, голова немного болела. Там был уже сеанс, была Менделеева, потом Пяст. Голова страшно болела, почти до рвоты; читал «Евдокию», очень понравилась и Сомову, и теперь Блоку. Пошли с Сомовым до Мытнинс<кой> набережной, от тихой ходьбы голова проходила, зашел к Чичериным, пообедал и провел вечер, читал «Евдокию», играл «Пик<овую> д<аму>» и «Damnation de Faust»{683}. От эфирно-валерьянки голова так прошла, будто и не болела. Вернувшись, застал уходящей Екат<ерину> Алолл<оновну>. Судейкин в Петербурге и был у Дягилева, очень земной, ужасного вида, будто приехавший к родным жены. Что-то тот студент? Без меня был Павлик. Письмо от Людмилы.

4_____

Встал поздно; пошел в «Шиповник», откуда выходил уже Гржебин в обществе какой-то пары, только что приехавшей из Рима. Т. к. я хотел пройти к Нувелю, то я взялся проводить этого художника с женой до почтамта. Вальтера Ф<едоровича> не было дома, на Невском никого не было; днем был Павлик; я написал заметку в «Весы»{684}. Попросил было денег у Пр<окопия> Ст<епановича>, но у него у самого ничего нет. После обеда было очень скучно, серое небо, будто дачное место осенью, когда все разъехались. Зашли к Леману, но его не было дома{685}. Наши поехали к Эбштейн, я же остался дома пить чай с детьми. Вдруг пришел Потемкин, невыспавшийся, проигравшийся накануне в карты, я поил его чаем, играл «Кармен», тихо и мирно беседовали, пока не пришли наши и Сережа стал пикироваться с Потемкиным. Написал письма Брюсову и Юше, но денег нет даже их послать. Попрошу в пятницу у Чичериных, а то прямо не знаю, что делать. Писем ни от кого нет. Так скучно сегодня, будто я долгие месяцы никого, никого не видел; неужели это от безденежья? Конечно, это оттого, что я не могу выслеживать моего студента, но и это от недостатка денег же. Пойти бы завтра на «Сп<ящую> красавицу».

5_____

Идет дождь, серо, денег нет. Сижу дома, брал ванну; зять, доставши себе, дал мне денег; после обеда хотел пройти к Ивановым и потом к «современникам», как вдруг письмо от Иванова: «Присылайте немедленно „Евдокию“ для набора»{686}. Пошли с Сережей; там был Чулков, читали стихи Блока, Сологуба. Георгий Ив<анович> говорит, что Блоку теперь очень нравится «Евдокия»{687}. Обедали при нас. Лидия Дм<итриевна> была зла по обыкновению. Поехал по дороге с Вяч<еславом> Ив<ановичем>. У «современников» ничего нет, заехал к Нувель, нет дома, обедал у Дягилева. Поплелся домой, увидел Блока выходящим из кинематографа. Скучает второй день, как и я, звал его в «Вену», но он боялся запить, и потом, был в заметно рваных брюках. Довел его до конки, он очень милый. Мне было очень скучно, у меня даже мелькала безумная мысль зайти в манеж и похитить кого-нибудь: Юсина, которого я видел на том пути стоящим у кассы, или кого-нибудь в таком роде. Писем никаких нет. Дома еще пили чай. После отъезда зятя Сережа читал всю «Флейту Вафилла»{688}. Я ужасно давно никого не видел и не гулял. Что-то будет вообще? Леман и тот не пишет. Иванов написал кучу отличнейших стихотворений.

6_____

Завтракал у Чичериных. Письмо от Наумова, предлагает прийти наедине в субботу в 5 или в воскресенье в 2 ч., ответить телефоном. От Чичериных зашел в Пассаж, как условился с Павликом, но его там не было: tant mieux. Вернулся рано, чтобы проводить сестру на вокзал, оттуда зашли к Тамамшевым, где посидели во время обеда. Хотя я думал, что Сомов на «Зигфриде», но заехал к нему оставить «Крылья», видел Анну Андреевну. Каким-то уютом и прелестью повеяло мне от их квартиры, передней, Анны Андреевны, каким-то детством. Погода была отвратительна, и вдруг мне вздумалось проехать aux pays chauds[242]на 9<-ю> л<инию>, но, доехав до Венгеровых и узнав, что они дома, зашел к ним. У них сидела Поликсена, пили чай, сплетничали. От них тем не менее проехал на 9<-ю> л<инию>, пускал меня Степан, который меня узнал, что я ходил по-русски, что мыл меня Григорий и т. д. Он очень веселый, все поет и скачет, молодой, стройный, хотя и небольшой и на все согласен, на все решительно. Лицо несколько широкое и небольшой шрам на правой щеке. Оказывается, они читали в «Нов<ом> врем<ени>» в буренинской статье отрывки из Розан<ова>, где про бани, и, заинтересовавшись, спрятали даже номер газеты, так что, когда я себя назвал, он стал вспоминать, где же он читал про меня, и вспомнил{689}. Вот литературная известность в банях, чем не шекспировская сцена. Он очень веселый, ласковый и не попрошайка. Хотя денег у меня почти нет, но я не жалею, т. к. Павлик мне надоел уже до смерти. Приехав, когда Сережа еще не спал, узнал, что у нас был Нувель; как досадно! Я ищу своих друзей, как Изида части Озириса по всему городу, и не знал, когда нужно сидеть дома. Лег спокойный и не скучный, хотя вывихнутая нога все болит ночами. Как давно я не видел того студента! Удастся ли хотя бы познакомиться с ним? написал стихи.

7_____

Целый день звонил по телефону Нувелю, Гржебину, Когану, Леману, Гофману. Снег и слякоть; поехали к Блоку, сеанса не было, т. к. у Сомова болела голова; посидели у Ал<ександра> Ал<ександровича>, он очень милый. Пошли с ним к Чулкову, к которому у Сережи было дело, но и его не было дома; пошли к Щеголевым. Сережа поднялся, я же стоял внизу, беседуя со швейцаром, как Над<ежда> Гр<игорьевна> позвала меня сверху; потолковали на лестнице. Было очень мокро; приехали, когда дома уже обедали; сейчас после обеда поехал в парикмахерскую, кондит<ерскую>, <к> Петрову и за хлебом. До 10 час. никого не было, лемановский швейцар все сообщал, что тот не возвращался домой, опять по телефону: «Потемкин просят обождать»; я был очень рад, хотя все-таки скука ползет на меня со всех сторон. Играл «Zauberflöte», когда пришел Петр Петр<ович>, опять после кутежа. Был он на днях у Бакста, который говорил, что нужно опять ко мне собраться подушками кидаться; обложку делать согласился. Часов около 2-х пришел Леман, действительно имеющий нездоровый вид, с больными глазами. Обычно сидели, Потемкин лежал, проговоривши до половины четвертого. Завтра придет Наумов, я почему-то жду его; потом придет Вальтер Федорович, завтра, м<ожет> б<ыть>, будет лучшая погода; денег опять уже нет.

8_____

Ждал Наумова, который пришел в 2 часа. Я сейчас же стал определенно и ясно его допрашивать: оказалось вот что: все, что я говорю в «Крыльях» и т. д., волновало всю жизнь его, Наумова; кажется, в кого-то влюблен, не думал, что я могу быть пристрастен к нему; умеет говорить неправду и скрываться. Очевидно, ищет confidences и советов; меня, признаюсь, несколько укололо, что это не меня он любит. Пришел Нувель, Вик<тор> Андр<еевич> стал сразу весел и обыкновенен. От долгих бесед и мандежа[243] у меня несколько болела голова. При нем приходил Леман и, узнавши, что у меня в гостях юнкер, оставил принесенные вещи не заходя. Поехали с Нувелем к Ивановым. В «Орах» будет и Брюсов, и Сологуб, и Юраш, и Аннибал (!). Поехали к Дягилеву, которого не было дома, был только Маврин и Юр<ий> Павл<ович> с Луговской. Я, не дождавшись Сергея Пав<ловича>, поехал домой и пообедал, хотя голова и не прошла. Поехал на «Религиозно-фил<ософское> собрание»{690}. Там была куча знакомых. Все время сидел с Наумовым, и Гофман издали бросал взгляды. Серафима Павл<овна> спрашивала: «Это и есть?..» Я продолжал игру, сознавшись, что я сказал неправду, говоря, что равнодушен к нему. Он сказал, что предполагал это. Когда я сказал: «М<ожет> б<ыть>, я теперь говорю неправду?» — он ответил: «Это была бы игра, которую я не заслужил». Il est des notres[244], не боится, не удивляется, ищет советов — чего же еще лучшего для Renouveau, который тоже был с нами. Вышли раньше конца с Викт<ором> Андр<еевичем>, которого я проводил до замка{691}, потом пошел домой. Очень болела голова, и, придя домой, сейчас же лег спать. Но я бы очень не прочь от романа, хотя бы и игрой с этим юношей, если бы он был более благосклонен. Это может прийти.