Василий Решетников - Избранники времени. Обреченные на подвиг Страница 13

Кстати, именно на этом заседании после долгого обсуждения О. Ю. Шмидт был наконец утвержден начальником экспедиции – Сталин не хотел пускать его на полюс. У Шмидта было слабое здоровье. Это правда. Но к тому времени несколько челюскинцев, и среди них два заместителя Шмидта, были уже репрессированы. Так, может, и к нему были вопросы? Ну, хотя бы по поводу оппозиционной группировки социал-демократов-интернационалистов, к которой он примыкал в годы революции?

А при рассмотрении характеристик членов летного отряда Сталин вдруг спросил:

– Почему среди летчиков нет Леваневского?

Шмидт ответил, что Леваневский сейчас в Америке, и к вылету экспедиции он не успеет подготовиться.

– Ну, хорошо, – сказал Сталин. – Зато он первый воспользуется радиостанцией на Северном полюсе при перелете в Америку.

Высадка экспедиции была еще впереди, а на московских авиационных перекрестках закипали нешуточные страсти.

Леваневский, возвратясь из дальних странствий, сразу дал всем понять, что право первым лететь через полюс принадлежит ему – это, мол, его идея, Сталин на его стороне, и этот факт просто не может быть предметом обсуждения.

Правда, выбор машины он все еще не сделал – уж очень не хотелось лететь на этой одномоторке АНТ-25, хоть и удачно блеснула она в чкаловском перелете на Дальний Восток. Но другой машины на горизонте пока не виделось. «Ничего, машина найдется, а остальные пусть не суетятся» – утешал себя Сигизмунд Александрович.

Однако Чкалов и Байдуков после нашумевшего перелета уступать первенство никому не собирались и это право прочно закрепляли за собой.

Потянулся к этой трассе и М. М. Громов.

Михаил Михайлович вскоре после рекордного полета по замкнутому маршруту уже был готов в паре с другим выдающимся летчиком-испытателем и рекордсменом, Андреем Борисовичем Юмашевым, к захвату рекорда дальности и по прямой – самого престижного из всех других авиационных достижений. Но прямую с выходом за пределы Советского Союза, как оказалось, не так-то просто было найти: то Бразилия к себе не пускает, то Австралия возражает – на задворках цивилизованного мира «красных» боялись как огня.

Согласилась на прием Французская Гвиана – ничтожно маленькое, населенное индейскими племенами колониальное государство, приткнувшееся, как муха, на берегу Атлантического океана. Заросшая джунглями, гористая и дождливая диковатая колония – куда садиться? Найдется ли там подходящая площадка? Ведь посадка с поломкой самолета лишает летчиков права на рекорд. Михаил Михайлович ту Гвиану не просил, но кто-то для него постарался. Даже попасть после длительного полета над безориентирным пространством в эту географическую крапинку, не задев воздушных границ других стран, не так-то просто. Да и поймут ли там местные аборигены, откуда и зачем прилетел сюда этот красный длиннокрылый самолет?

Другое дело – Соединенные Штаты. Это – на весь мир! Американцы обожают сенсации. Они сумеют оценить и авиационные достижения советской страны, и летное мастерство наших летчиков. Да и уровень трудности пути украсит этот полет: мало того, что рекорд, так еще через полюс!

Были тут и государственные соображения – хотелось помочь более тесному сближению двух стран, к тому времени еще не окрепшему.

Пока же Михаил Михайлович помалкивал, поддерживал, так сказать, «состояние присутствия» и намерений своих не раскрывал. Это раздражало чкаловский экипаж, опасавшийся взрыва громовской активности в решающую минуту, когда он вдруг, обойдя всех, может оказаться в лидерах и захватить первенство, как это с ним уже не раз бывало.

Не найдя поддержки, постепенно расстался с Гвианой и Юмашев. Он отошел от Громова и теперь просил дать ему одну из двух рекордных машин для самостоятельного полета через Исландию и Нью-Йорк на Мексику. Но на все личные обращения, письма и рапорты – никакой реакции. Никто ничего не решал. Все депеши стекались к Сталину с наркомовскими резолюциями и сопроводительными записками, мало чем отличавшимися друг от друга: «Направляю на Ваше усмотрение», «Прошу Вашего решения». Ни мнений, ни предложений. А у Сталина, видимо, были свои замыслы…

Леваневский, однако, в неведении был недолго. Однажды, в середине апреля, при случайных обстоятельствах он буквально наткнулся на информацию о новом четырехмоторном бомбардировщике инженера Болховитинова – ДБ-А, рассчитанном на дальность полета до десяти с половиной тысяч километров. Машина, правда, была еще в работе, как ему сообщили, проходила испытания, но уже с год как совершает полеты и, по уверению причастных к этому делу людей, за полтора-два месяца может быть доведена до полной готовности к дальнему перелету.

Кое-кто уверяет, будто это Байдуков снабдил Леваневского такими драгоценными сведениями, но текущие события того времени свидетельствуют об обратном: Байдуков был решительно против привлечения ДБ-А для дальнего перелета в 1937 году. Уж он-то машину знал не по слухам.

Как бы то ни было, Леваневский в ту же благословенную минуту познания долгожданной и драгоценной новости окончательно отрекся от АНТ-25 и, еще не видя своей новой избранницы, был всецело поглощен перспективой предстоящего на ней перелета. А спустя месяц он, все еще не сведя контактного знакомства с ДБ-А, направил письмо Сталину, уведомляя его о своем выборе и обращаясь с просьбой разрешить ему перелет в Америку в составе прежнего экипажа – Леваневский, Байдуков, Левченко.

Непостижимо! Он что, все еще не представляет, какой состав экипажа должен быть на четырехмоторном самолете? А Байдуков? С ним он не счел нужным хотя бы встретиться или, в крайнем случае, связаться по телефону, чтоб убедиться наконец в его окончательном от него уходе.

Потрясающая самоуверенность при чудовищной неосведомленности.

Позже случился еще один неловкий эпизод. Леваневский долго и настойчиво уговаривал своего давнего друга, знаменитого полярного радиста Э. Т. Кренкеля, отказаться от участия в папанинской дрейфующей экспедиции и занять место радиста на борту его ДБ-А. Эрнст Теодорович был человеком чести и даже ради верной дружбы покидать уже утвержденную в Политбюро сработанную команду полярных зимовщиков был не намерен. Но как можно было предлагать такую перебежку, тем более – другу? Задумывался ли Сигизмунд Александрович о ее последствиях? Слава богу, Эрнста Теодоровича никогда не покидало здравомыслие.

В общем, преград на пути к главной цели Леваневский встречал предостаточно.

Зато Чкалов и Байдуков – те просто крушили стены, пробивая себе путь к заветной цели и разбрасывая по сторонам своих соперников.

Среди их писем самое колоритное – Ворошилову. Экипаж, мол, к полету готов, только дайте команду на взлет, а то – припугнули они наркома – как бы нас не опередили американцы: они уже собираются «сделать регулярную воздушную линию через полюс».

А вот Громов и Леваневский – пишут в письме пилоты «Сталинского маршрута», – те только заявления подают в различные наркоматы, «а сами не проявляют настойчивости для проведения своих намерений в жизнь». К тому же Леваневский – утверждают авторы письма – уехал в Мурманск и на самолете Болховитинова в этом году он уже не сможет подняться, поскольку «помимо переделок, самолет требует большого времени на летные испытания».

Так что, выходит по мотивам письма, с ними нечего и считаться, с этими двумя – Громовым и Леваневским.

Более того, читаем дальше: «Леваневский, ставя себя абсолютным монополистом данного перелета, держится изысканно высоко по отношению к другим, и, помимо всего, он по-прежнему плохого мнения как о самолете АНТ-25, так и о руководителях авиационной промышленности. Сам же на деле опирается на готовенькую американскую технику, свысока относится к нашему самолетостроению и к возможностям наших машин и людей».

Ого, ничего себе тезис! Это ж приличный донос, вполне пригодный, по тому времени, лубянским чекистам «для принятия мер»!

Чкалов-то – ладно. Но как мог такое подписать Байдуков, еще недавний второй пилот Леваневского? Видно, не устоял под напором старого друга и нового командира.

Письмо с препроводительной, без каких-либо предложений и просьб Ворошилов направил Сталину, но вождь промолчал, и тогда «сталинский» экипаж, от нетерпения, пишет ему напрямую – докладывает о своей готовности лететь через полюс, даже не ожидая высадки дрейфующей станции, поскольку, как они сообщают, их вполне устраивает в качестве опорной точки авиационная база на о. Рудольфа, где уже сосредоточились перед последним броском на полюс самолеты экспедиции Шмидта. Но, опасаясь, что у Сталина на этот счет могут быть другие планы, друзья-пилоты на всякий случай сообщают, что Громов серьезно болен и лежит в госпитале, а Леваневский собирается срочно улетать на о. Рудольфа. В общем – соперников нет, путь расчищен!

Да, золотое время уходит, и нетерпение пилотов понять можно. Вот уплыл и апрель – отличный месяц для полетов в Арктике: на всем ее пространстве важно расплываются могучие антициклоны с крепким морозцем, тишиной и стерильной чистотой неба. Бывают, правда, и коварства: то откуда ни возьмись пурга нагрянет, то вдруг туманы накроют. А на высоте – небо как стеклышко.