Анонимный автор - Житие преподобного Паисия Святогорца Страница 13

Через несколько дней ротный послал Арсения в город Навпакт – ремонтировать рации. На обратном пути Арсений проходил мимо храма, где в тот момент совершалось последование Акафиста. Арсению очень хотелось хоть ненадолго войти внутрь, но он не мог оставить без присмотра мулов, нагруженных рациями. Он всего пять минут постоял напротив входа в церковь, и вдруг ему стало обидно, он расплакался как ребёнок: «Пресвятая Матерь Божия, до чего же я докатился! Я ведь уже пять месяцев не был в церкви!» Было 11 марта 1949 года, пятница первой седмицы Великого поста.[72]

На следующей неделе из Генерального штаба пришёл приказ о расформировании отдельной разведроты, в которой служил Арсений. Бойцам из уважения к их подвигам и безупречной службе было предложено выбрать себе любое место для дальнейшего прохождения службы.

Преподобный Паисий никогда не забывал тех бед и злоключений, через которые он прошёл вместе с «буйной ротой». «Эти злоключения, – говорил он потом, – помогли мне глубже почувствовать смысл монашеской жизни, «соль» которой – жертва и злострадания. Таких злостраданий, как в армии во время боёв и горных рейдов, в монашеской жизни у меня не было. Поэтому я всегда думаю: "Я перенёс такие злострадания в армии ради Отечества. А что сейчас, в монашестве, я делаю ради Христа? Если бы я сделал для Него хотя бы десятую часть от того, что делал на войне, то творил бы сейчас чудеса"».

Операции по «зачистке»

После расформирования бывший ротный взял с собой Арсения на новое место службы – в Окружное военное управление города Агринион. Вначале Арсения определили в маленький центр связи в Навпакте. Там по Промыслу Божию произошло знакомство Арсения с радистом Панте́лисом Дзе́косом, родом с Керкиры. Надо сказать, что у Арсения были необычные по размеру и форме большие пальцы на руках. И вот он заметил, что у одного из его новых сослуживцев пальцы точно такие же, как у него. Однажды, когда Пантелис, склонившись над столиком в радиорубке, что-то писал, Арсений встал напротив и показал ему свои большие пальцы. Когда Пантелис поднял голову, Арсений спросил его: «А знаешь, что мы с тобой братья?» Когда удивлённый Пантелис ответил, что вообще-то он родом с Керкиры, сердце Арсения радостно забилось, потому что он вспомнил священную землю, в которой покоилось тело Хаджефенди. Но, конечно, главным образом Арсений выделил Пантелиса из числа других сослуживцев не из-за пальцев, а из-за того, что тот отличался искренностью, любочестием и благородством – душевными дарованиями, присущими самому Арсению и братски роднившими двух молодых людей.

Через несколько дней после знакомства, в начале апреля 1949 года, их обоих присоединили в качестве радистов к подразделению, выполнявшему операцию по «зачистке» от ополченцев горных районов Навпактии. Во время одного из боёв их взвод был вынужден отступить. Отступая, Пантелис споткнулся и с размаху упал на камни ничком. Рация, которая висела у него за плечами,[73] так сильно ударила его по спине и по голове, что он потерял сознание.

Когда весь взвод добежал до безопасной зоны и укрылся в окопах, Арсений увидел, что Пантелиса с ними нет. Он порывался бежать за товарищем, но другие солдаты держали его за руки и говорили: «Пантелиса убили. Не надо за ним возвращаться, а то и тебя убьют». Взводный, боясь, что Арсений, побежав искать друга, выдаст их местонахождение ополченцам, запретил ему высовываться из-за бруствера, угрожая в противном случае открыть огонь ему в спину. Но Арсений вырвался из рук сослуживцев, скинул рацию и, презирая опасность, вылез из окопа и побежал в сторону ополченцев. Кроме Бога его никто не прикрывал. Пробежав около трёхсот метров, Арсений увидел лежащего без сознания Пантелиса. Арсений взвалил на спину его и рацию и пополз обратно. Все солдаты с тревогой наблюдали за происходящим, боясь пошелохнуться, потому что ополченцы находились совсем рядом и в любую секунду могли открыть огонь. Но пока Арсений с Пантелисом полз, не раздалось ни единого выстрела. Когда Арсений затащил Пантелиса в окоп, взводный сказал: «Видно, твой святой тебя сильно любит, вот он тебя и спас. А ты спас своего товарища».

Когда Пантелис пришёл в себя и узнал, что произошло, он стал спрашивать у Арсения, кто из святых его покровитель. Арсений рассказал ему о святом Арсении, о его чудесах в Фарасах и погребении на Керкире. Исполненный благодарности Пантелис стал говорить Арсению, что дарит ему земельный участок на Керкире рядом со своим домом, что после войны они построят там Арсению дом и всю жизнь проживут рядом как братья. Но Арсений по секрету рассказал Пантелису, что как только закончится война, он уйдёт в монастырь и станет монахом. Так впоследствии и случилось: Арсений не принял предложения жить рядом с Пантелисом на Керкире и стал афонским монахом. Но зато пятьдесят лет спустя Пантелис стал монахом на Святой Афонской горе и получил имя Арсений.[74] До конца своих дней он питал огромную любовь и благодарность к своему другу и спасителю, и с годами эта любовь становилась сильнее и глубже.

А в Арсении становилось всё сильнее доверие силе молитвы. Когда в одном из следующих боёв их опять окружили ополченцы и весь взвод, прижавшись к земле, лежал в окопах, Арсений даже не пытался установить антенну рации, чтобы вызвать подкрепление с воздуха. Вместо этого он, к изумлению всех, поднялся во весь рост и, воздев руки и взор к небу, сам стал «духовной антенной», через которую шёл молитвенный сигнал, призывающий силу свыше.[75] Пантелис, находившийся рядом и слышавший, как над их головами свистят пули, тянул его за гимнастёрку и кричал: «Ложись! Ложись!» Однако Арсений простоял, не шелохнувшись, пятнадцать минут, пока в небе не появились бомбардировщики Национальных воздушных сил и ополченцы не прекратили огонь.

Рейды по горам продолжались. Теперь едва ли не единственной заботой Арсения было идти на какую угодно жертву ради того, чтобы спасти и защитить своих сослуживцев. Однажды ночью ополченцы вырезали несколько солдат из их взвода, которые стояли в дозоре. После этого Арсений каждый день смотрел график нарядов и караулов и, если видел, что в дозор назначили кого-то из женатых, шёл к командиру и просил вместо них отправить в дозор его, хотя радисты от дозоров освобождались.

– Куда ты сам на рожон лезешь?! – не соглашался командир. – А если тебя убьют?

– Прошу вас, господин командир, – настаивал Арсений. – У него ведь дети. А я что так, что эдак, всё равно не усну: у меня за него сердце болит.

Иногда Пантелис вызывался идти в дозор вместе с Арсением и говорил:

– Если убьют, так обоих.

– Не бойся, – отвечал Арсений. – Бог сохранит – и не убьют.

И действительно, когда ночью в дозоре был Арсений, стояла тишина. Никто не стрелял и не нападал, и Арсений всю ночь мог горячо и от сердца молиться.

Когда была возможность, Арсений спрашивал разрешения у командира и уходил из лагеря ради большего безмолвия и возможности помолиться. Однажды Пантелис, заметив его отлучки, решил за ним проследить. Он увидел, как Арсений зашёл в глубь леса и остановился в уединённом, тихом месте. Осмотревшись и убедившись, что его никто не видит, он начал «духовно изливать» всё, что скопилось у него внутри. Он умилительно пел церковные песнопения и делал много земных поклонов. Потом он опускался на колени и какое-то время стоял так, с воздетыми вверх руками, потом опять вставал на ноги и продолжал поклоны.

В Окружном военном управлении

Когда операции по «зачистке» в Навпактских горах закончились,[76] Арсения перевели в роту связи Окружного военного управления в Агринион. Рота располагалась в одном из зданий на главной площади города. В этом же здании находились кубрики радистов, и поэтому Арсений не выходил на улицу, за исключением посещений храма или каких-нибудь служебных надобностей. Другие солдаты, поняв его настрой, стали просить, чтобы он отсидел за них боевое дежурство. Некоторые вдобавок обманывали его, говоря, что в Агринион якобы приезжает их отец или сестра и надо пойти их повидать.

Арсений не разбирался, правда или нет то, что ему говорят, но с охотой выручал своих сослуживцев. В роте связи он обучился ещё и шифровальному делу и теперь мог заменять не только радистов, но и шифровальщиков. Он не сидел без дела: если линии связи молчали, брал веник, швабру и наводил порядок во всех помещениях. Из соображений секретности уборщиц в помещения связи не пускали. «Здесь несут боевое дежурство, – говорил себе Арсений. – Место, некоторым образом, священное, и потому оно должно быть всегда чистым и прибранным». Некоторые солдаты смеялись над ним и обзывали «золушкой» или «вечной жертвой». Однако ни один не сомневался в том, что Арсений – настоящий человек Божий.

В редкие свободные минуты Арсений садился где-нибудь в углу и читал книгу, избегая пустых разговоров. Другие солдаты обычно садились на балконе, который выходил на главную площадь, и часто звали Арсения посидеть вместе с ними на свежем воздухе. Но Арсений никогда не выходил на балкон. Однажды, когда по площади гуляли красивые девушки, сослуживцы шутки ради силой вытащили на балкон Арсения, чтобы он ими тоже полюбовался. Но духовно мудрый Арсений закрыл глаза, чтобы не дать места искушению. Постояв на балконе совсем немного, он вернулся внутрь.