Никита Михалков - Публичное одиночество Страница 13

Это принципиально важный вопрос.

Поэтому американцы освобождают Анголу, Корею, Вьетнам – и везде американский солдат проявляет мужество и берет на себя право и смелость охранять и защищать какие-то чужие народы, о которых, в общем-то, большинство американцев представления не имеет.

У нас несколько другая ситуация. Все-таки не было такой страны, которая испытала такое, что испытала наша страна в течение этих четырех лет войны. Не было такого! Одна Курская дуга чего стоит или Сталинградская битва.

Ведущий: Когда Вы говорите, что американцы занимаются своей жизнью, я позволю себе с этим не согласиться, поскольку американцы занимаются и нашей жизнью. Современное поколение тех самых двадцатилетних узнает о войне часто из американских фильмов…

Вы неправильно поняли.

Американцы занимаются своей жизнью не в том смысле, что они заняты в себе и сами в себе развиваются. Нет. Они заняты своей жизнью – это значит, что они хотят заставить мир видеть Америку такой, какой хочет ее видеть Америка.

Поэтому я и говорю: они заняты собой… (V, 16)

(2008)

Интервьюер: Меня вот что удивляет – в политике, в дипломатии Россия завела такой независимый тон, смело критикует Америку, если что не понравится, и это понятно, даже и разумно. Однако, как посмотришь наше телевидение, особенно после 23-х – «ни звука русского, ни русского лица». Сплошь скверные, дешевые американские фильмы, ими вся сетка вещания забита. Политики грезят себе что-то, как будто сидят на летающем острове Лапуту, как у Свифта. А кто-то реальный выходит, облучает массы совершенно чужой жизнью, чужими моделями поведения.

Вы абсолютно правы!

А что делать? Все непросто. В эту ауру вовлечено множество людей, и многие даже не понимают, во что они вовлечены и кто ими руководит.

Вы знаете, почему американцы не дублируют иностранные картины? (Они всегда идут с субтитрами.) А для того, чтобы не возникло ощущения, что те люди, которые им неизвестны и чужды – вдруг легко и правильно говорят на их языке.

Там обо всем этом думают!

У агрессивных технологий управления нет мелочей. Геббельс запретил в армии шнурки на ботинках. Потому что немецкие спецы просчитали, что человек, наклоняющийся завязать ботинки, получает прилив крови к мозгу и, соответственно, заряд энергии для мыслительного процесса. А не надо этого процесса!

Мы же ко всему относимся – «ха-ха»! Вот скажите где-нибудь про засилье американских фильмов, что это неспроста – засмеют. А кто-то делает свое дело медленно и аккуратно. Деньги вкладываются, дела делаются.

Я принес Путину одну школьную тетрадку. Что было на обратной стороне школьной тетради нашего с вами детства? Пушкин, таблица умножения. А здесь – четыре портрета американских президентов! Кто-то ведь помог своим спонсорским вкладом, чтобы вместо таблицы умножения были американские президенты, чтобы наши детишки знали их, как таблицу умножения.

Это вопрос серьезный. И американцы – люди серьезные. Они вот свою нефть спрятали под замок, они ею не пользуются, мало ли, когда-то через сколько-то лет понадобится, а мы расточаем…

Я бы сделал все, чтобы телевидение не облучало скверными американскими фильмами отечественную аудиторию. Вот скажите, что делать – пойду и сделаю. (I, 132)

«АННА КАРЕНИНА»

(2013)

Вопрос: На мой взгляд, Вы единственный режиссер, который мог бы снять такой тонкий и трепетный фильм, как «Анна Каренина». Вы не хотите прикоснуться к Толстому?

Ну, я бы хотел, чтобы меня вначале не растерзали, посмотрев «Солнечный удар» по Бунину…

Вы знаете, я как-то робею, хотя, может быть, здесь и не то слово – робею. Такая глыба – Толстой…

Я «завидую» людям, которые говорят: «Ну чего там, Толстой, Достоевский… Оп-па! Раз – и все, пожалуйста!» Но я думаю, что слишком велики они для такого скорого прикосновения. Уж и к Бунину-то я шел долгих тридцать с лишком лет. И дело не в том, что я стою в «третьей позиции» и кокетничаю. Просто, когда ты читаешь Толстого или Достоевского, – это такое небо, такая бездна…

Вот Сергей Федорович Бондарчук – он бесстрашный человек, он сумел опереться на прозу Толстого. В его картине очень много текста толстовского. Там закадровые философские размышления Толстого, они сразу же задают масштаб картины. Именно поэтому мы в «Обломове» так же использовали текст романа, который замечательно читает за кадром Толя Ромашин, и мы даже «подложили» шелест перелистываемых страниц, чтобы зрителю было понятно – мы читаем Гончарова. Это было принципиально важно…

Меня очень интересуют «Казаки» Толстого. Очень современная картина может быть. О том состоянии человеческого духа, когда война не лишает человека достоинства. Когда не берут в заложники беременных женщин, с одной стороны, а с другой – не говорят, что мы одним парашютно-десантным полком всю Чечню поставим на колени. Вот этого – в «Казаках» нет, хотя там есть и человеческая трагедия, и реальная война…

Поэтому мне было бы интересно «Казаков» снять…

А «Анна Каренина»?..

Так много подряд их было. Вот и сейчас, еще новая картина вышла; к ней можно по-разному относиться, но я считаю, что это красивая картина. Но я, на сегодняшний день, себя в этом не вижу…(XV, 79)

АННА СТЭН

(1989)

Интервьюер: Недавно по телевидению Вы выступили перед картиной «Девушка с коробкой» и рассказали, что недавно в США наконец нашли «девушку своей мечты» Анну Стэн…

Во всей истории с Анной Стэн самым главным результатом явилось то, что на ТВ позвонила ее родная сестра Евгения Петровна, которая ничего не знала об Анне пятьдесят лет. Последняя открытка пришла от Анны в 1937 году из Германии. Я ее видел – фотография уже голливудской звезды и подпись: «Моей сеструхе Жешке. На память Анечка». Евгения Петровна не стала тогда отвечать – боялась. И с тех пор она даже не знала, жива ли Анна…

Я просто был влюблен в эту женщину.

Евгения Петровна показала мне фотографии Анны Стэн того далекого периода. Это удивительное соединение озорства, обаяния, изящества. Бывают такие существа, которые абсолютно идеально совпадают с окружающим миром и очень органично себя в нем чувствуют. И в них интерес и любовь к этому миру, к этому времени, к этой эпохе – наиболее аккумулированы… Для начала прошлого века – это Пушкин. Для второй его половины – Достоевский… Это нечто, концентрирующее в себе все вместе, может быть, совсем понемногу.

Такой для меня была Анна Стэн… (II, 18)

АРИСТОКРАТИЯ