Татьяна Тарасова - Четыре времени года Страница 13

Стали они приходить по утрам, не только катались, бегали кроссы, выходили на траву делать поддержки, то есть выполняли элементы не на льду, на земле. А я потихонечку нащупывала верный с ними тон, присматривалась к ним, чтобы понять, какую им ставить программу. Потом стала срочно подбирать музыку, так как до начала сезона оставалось совсем мало времени. Надо было шить костюмы, надо было находить для них что-то такое, что показывало бы изменение в жизни этой пары. Время, казалось, пролетает с катастрофической скоростью.

Шел октябрь 1974 года.

Я не стала менять им резко программу. Например, они всегда прыгали аксель в два с половиной оборота во второй части, я считала, что его надо перенести в первую, потому что он у Иры всегда был на грани срыва, и она нередко падала. Интересно, никто почему-то не помнит, что Роднина падала. Потом я все же настояла на своем, и он всегда у нас шел вторым элементом. Кстати, после переноса Ира его ни разу не сорвала.

В сезоне 1975 года зрители увидели их почти прежними. С традиционной музыкой, народной, русской. Но был в запасе уже у нас и новый показательный номер, и некоторые новые элементы. Мы поехали на чемпионат мира и Европы. Они победили, но не это для меня было важно. Они не стали хуже. Может быть, они и не стали лучше, но хуже они точно не были, а это позволяло на сохранившемся фундаменте строить что-то новое, предлагать свои проекты. В том же 1975 году впервые выиграли чемпионат мира Моисеева с Миненковым. Две золотые медали. Счастливее меня в те дни, наверное, никого бы и не нашли.

Следующий сезон предстоял олимпийский. Мы взяли для произвольной программы вставной цыганский танец Желобинского из балета Минкуса «Дон Кихот». Ира великолепно смотрелась в этом мощном танце. Она никогда по-цыгански не трясла плечами, в том не было никакой нужды. У нее горели глаза! И неслась она не по льду, над площадкой. В тот год Саша впервые стал олимпийским чемпионом.

Тяжело мы работали, нередко и ругались. Ира не терпела, когда ее сравнивали с кем-то, делили с кем-то. Она мне не позволяла от себя отрываться. Она мне не позволяла смотреть в сторону. Она занимала все время. Шла на всяческие ухищрения, только бы не отпускать моего внимания от себя. То разговаривать вдруг перестанет на тренировках, то озлится, непонятно с чего. Ира всегда нуждалась в человеческом тепле. Я видела, что ей не хватает добрых слов, и старалась как могла.

Иру легко уговорить на новый элемент. Но если он с первого раза не получался, она дальше его испытывать не желала. Но все дело в том, что, как правило, у нее все получалось.

Сашу раскачать на новый элемент неимоверно сложно. Но зато когда он его выучивал, то делал классно.

Когда они пришли ко мне, я воспринимала их как временное явление в своей жизни, до Олимпиады в Инсбруке. По-моему, они и сами дальше задач не ставили, а в итоге задержались у меня на шесть лет. Думаю, оттого, что нам хорошо работалось втроем. А главное, я видела их перспективу дальше, много дальше. Они катались настолько сильнее и интереснее всех остальных пар в мире, что у меня вопроса и не возникало — кататься надо еще один олимпийский цикл, до Лейк-Плэсида как минимум.

И мы делали новые номера и программы. И они танцевали совсем уж несвойственный им танец — вальс, и танцевали его прекрасно. Танцевали медленный танец под романс Свиридова в произвольной программе и проносились на сумасшедшей скорости в показательном номере на музыку «Полюшко-поле».

Мы стали близкими людьми. По имени и отчеству называть им меня было трудно, разница в возрасте невелика— три-четыре года, и Саша стал меня называть тетя Таня, так за мной это и закрепилось. Работали коллегиально. Не то чтобы я все придумала или они. Все решалось на совместных обсуждениях. Долго они не могли рискнуть, как я им ни предлагала, как я их ни упрашивала взять для короткой программы музыку Свиридова из фильма «Время, вперед!». «Тетя Таня, тяжелая музыка, мы не справимся с ней». Я убеждала Иру и Сашу, что музыка именно для них, доказала им свою правоту, и эта короткая программа — одна из лучших, одна из самых дорогих для меня. А мелодия Дунаевского из фильма «Кубанские казаки»? А короткая программа на музыку Римского-Корсакова «Полет шмеля»? Они любили короткие программы. Никто так не умел и не умеет исполнять двухминутный набор обязательных элементов, как Ира и Саша. У них каждый элемент был отточен до совершенства. Каждый элемент— бриллиант. Если вращение, то идеально параллельное, если прыжок, то идеально синхронный. И только с акселем в 2,5 оборота у нас произошла заминка. Ира действительно его никогда при мне не срывала, но в ответственный момент он мог разладиться. Я целый год долбила с ней этот прыжок. В 1978 году мы приехали на чемпионат мира в Оттаву, я велела ей прыгнуть аксель сразу, когда еще шла акклиматизация. Ира взлетела... и потеряла прыжок. И на протяжении десяти дней она пыталась прыгнуть аксель, но не могла. Я говорила: «Ирочка, ты не волнуйся, ты все равно его сделаешь». За два дня до старта он, наконец, получился. Тут вмешался Зайцев и стал требовать, чтобы Ира если прыгает, то прыгать должна параллельно. Пришлось успокаивать и его, объясняя, чтобы на параллельность он не рассчитывал. На разминке Ира такую колбасу из прыжка устроила, что я даже собиралась его снять, но, подумав, решила: «Нет, она сделает». И Роднина прыгнула свой злополучный аксель абсолютно чисто. В этом она вся. Десять дней не прыгать на тренировке, а лихо сделать первым же элементом в соревновании. И как она засмеялась, и как понеслась. И шаги на радости перепутала. Программу катала, как безумная. Не устала совсем, хохотала, до того была сильна. Дальше в программе для нее уже ничего не существовало, никакие там тройные подкрутки смутить ее не могли.

Мы отправились в турне по Америке, и зал вставал, когда катались Роднина и Зайцев. Любили их. За их мощь, за их скорость, за Ирин жест, когда она, вытянув руку и наклонясь вперед, летит надо льдом. Любили их за то, что они такие русские, такие широкие.

Летом, после турне, после отпуска, мы приехали всей командой в Томск, и Ира мне говорит: «Таня, я себя что-то плохо чувствую». — «Ты у врачей была?» — «Нет», — отвечает Ира. «Пока тренироваться не будем». Она несколько раз вышла на лед, но я поняла, что лучше ей этого не делать, и отправила их с Сашей в Москву. А через несколько дней звонит Зайцев: «Тетя Таня, Ира ждет ребенка!»

Событие необыкновенно радостное. И у меня почему-то даже не возникла мысль, что ей придется оставить спорт.

Мы вернулись из Томска. Ира ходила грустная-грустная, вся в себе. Совсем не Роднина. Я сказала ей: «Даже в голову не бери, все равно будешь кататься». До Олимпиады было еще полтора года, и я ни на секунду не сомневалась, что они должны выступать в Лейк-Плэсиде.