Юрий Жук - Претерпевшие до конца. Судьбы царских слуг, оставшихся верными долгу и присяге Страница 13

Я встречался с ними (Князем В. А. Долгоруковым, И. Д. Седневым и К. Г. Нагорным. – Ю. Ж.) постоянно в тюрьме во время прогулок, во время работ в огороде. Лично от них у меня осталось такое впечатление. Долгоруков – человек, видимо, недалёкий от природы; был сильно потрясён всем случившимся с ним; Царской Семье предан. (…)

Князь Долгоруков, сидя в тюрьме, сильно убивался по поводу отобрания у него комиссаром нашей тюрьмы царских денег в сумме 78 или 87 тысяч рублей. В отобрании у него этих сумм ему была выдана комиссаром (кажется, фамилия его была Самохвалов, низенький, рябой, уволенный, как говорили, за кражу каких-то денег) безграмотная расписка. Долгоруков писал, как я знаю, Полякову, хотел писать даже Царю. Ничего, конечно, из его писаний не выходило. Как мы себе представляли в тюрьме, была возможность добиться какого-нибудь улучшения положения Царской Семьи у консула Великобритании г. Престона. Получая от жены Голицина газеты, мы возвращали ей эти газеты, ставя над известными буквами точки, так что в результате можно было прочесть, что мы хотели сказать. Вот об этом мы тогда и хлопотали. Голицина обращалась к Престону, но из этого также ничего не вышло.

После Самохвалова, если только я не ошибаюсь в его наименовании, комиссаром нашей тюрьмы был Кабанов, лет 40, среднего роста и питания, черноватый, с маленькими усиками, бритый, лицо красное, разговорчивый.

Я совершенно не могу Вам сказать, существовали ли весной – летом 1918 года где-либо в России и, в частности, в Москве политические организации или группы, конечно, конспиративные, которые бы имели целью свержение власти большевиков и установление монархии и в связи с этим имели бы целью увоз Царя из Тобольска. Что означал увоз Его (Государя. – Ю. Ж.) из Тобольска, куда именно Его везли, я совершенно не знаю. Словам Долгорукова ввиду его душевного состояния я, признаться, в то время не придал значения. Также не могу Вам объяснить, почему, если только Царя действительно везли дальше Екатеринбурга, Екатеринбург не пропустил Его. Но в связи с этим обстоятельством я могу сказать следующее. Когда большевики арестовали меня и указанных мною лиц и доставили в Екатеринбург, мы решили требовать, чтобы нас отправили в Москву, рассчитывая, что там мы скорее добьёмся свободы. При первом же допросе меня комиссией я и заявил об этом. Я прекрасно помню ответ мне Голощёкина: «У нас своя республика. Мы Москве не подчиняемся». [104]

Литература о Князе В. А. Долгорукове

1. Ковалевская О. Т. С Царём и за Царя. Мученический венец Царских слуг. М., Издательство «Русскiй Хронографъ», 2008.

2. Румянцева Е. Л. Мученические венцы принявшие. (К 90-летию убийства Царских слуг на Урале.) Екатеринбург, Издательский дом «Стягъ», 2008.

3. Чернова О. В. Верные до смерти. СПб., Издательство «Сатисъ», 2007.

4. Чернова О. В. Верные. О тех, кто не предал Царственных Мучеников. М., Издательство «Русскiй Хронографъ», 2010.

Глава 3

Почётный Лейб-Медик Евгений Сергеевич Боткин

Примером верного служения Царю и Отечеству стал также и Лейб-Медик Государя Е. С. Боткин – один из сыновей известного в мировой медицине С. П. Боткина, корифея отечественной терапевтической школы.

Евгений Сергеевич Боткин родился 27 мая 1865 года в Царском Селе Санкт-Петербургской губернии. Он был четвёртым ребёнком, рождённым от первого брака его отца, Сергея Петровича, с Анастасией Александровной Крыловой.

Как духовная, так и бытовая атмосфера в этой семье была уникальной. А финансовое благополучие рода Боткиных, заложенное предпринимательской деятельностью деда Петра Кононовича Боткина, – известного в России поставщика чая, – позволяла всем его наследникам вести безбедное существование на проценты от таковой. И, может быть, потому в этом роду и было так много творческих личностей: врачей, художников и литераторов. Наряду с этим, Боткины состояли ещё в родстве и с такими известными деятелями русской культуры, как поэт А. А. Фет и меценат П. М. Третьяков. Сам же Евгений Боткин с раннего детства был страстным поклонником музыки, называя занятия ею «освежающей ванной».

В семье Боткиных вообще много музицировали. Так, Сергей Петрович играл на виолончели под аккомпанемент своей супруги, беря частные уроки у профессора Санкт-Петербургской Консерватории И. И. Зейферта. Таким образом, с самого раннего детства Е. С. Боткин получил основательное музыкальное образование и приобрёл тонкий музыкальный слух.

Кроме занятий музыкой, семья Боткиных жила также и насыщенной общественной жизнью. На ставшие знаменитыми «Боткинские субботы» собирался столичный бомонд: профессора Императорской Военно-Медицинской Академии, писатели и музыканты, коллекционеры и художники, среди которых были такие выдающиеся личности, как И. М. Сеченов, М. Е. Салтыков-Щедрин, А. П. Бородин, В. В. Стасов и др.

Уже с детских лет у Е. С. Боткина стали проявляться такие черты характера, как скромность, доброе отношение к окружающим и неприятие насилия. Так в своей книге «Мой брат» Петр Сергеевич Боткин писал:

«С самого нежного возраста его прекрасная и благородная натура была полна совершенства. Он никогда не был похож на других детей. Всегда чуткий, из деликатности, внутренне добрый, с необычайной душой, он испытывал ужас от любой схватки или драки. Мы, другие мальчишки, бывало, дрались с неистовством. Он, по обыкновению своему, не участвовал в наших поединках, но когда кулачный бой принимал опасный характер, он, рискуя получить травму, останавливал дерущихся. Он был очень прилежен и смышлён в учёбе». [105]

Начальное домашнее образование позволило Е. С. Боткину в 1878 году поступить прямо в 5-й класс 2-й Санкт-Петербургской классической гимназии, где почти сразу же проявились его блестящие способности в области естественных наук. Поэтому после окончания данного учебного заведения в 1882 году он поступает на Физико-Математический Факультет Императорского Санкт-Петербургского Университета. Однако пример отца-врача и любовь к медицине оказались сильнее, и уже на следующий год (сдав экзамены за первый курс университета) он поступает на младшее отделение открывшегося Приготовительного Курса Императорской Военно-Медицинской Академии.

В 1889 году умирает отец, Сергей Петрович, и почти в это же время Евгений Сергеевич успешно оканчивает ИВМА третьим в выпуске, удостоившись звания Лекаря с отличиеми именной Пальцевской премии, которую присуждали «третьему по старшинству баллов в своём курсе…».