Мария Грей - Мой отец генерал Деникин Страница 13

Если не считать этих редких выходов в свет, будущий генерал посвящал все свое время обучению унтер-офицеров. С конца 1894 года визиты Антона в семейство Чиж стали реже, поскольку он стал готовиться к конкурсу на право поступить в академию Генерального штаба. Ему надо было повторить весь учебный материал за последние два года, проведенные в Киеве, усовершенствоваться во французском, истории и географии. Конкурс проходил в два этапа. Тысяча пятьсот офицеров сдавали экзамены по местному военному ведомству, четыреста из них были приняты и среди них — Антон. Принятые на местах делали попытку продвинуться дальше: осенью 1895 года они сдавали экзамены в Санкт-Петербурге. Выбраны из них были лишь сто пятьдесят. Антон с радостью увидел среди них себя.

Первый год он слушал лекции по национальному и международному праву, изучал французский, немецкий, астрономию, географию, геометрию и, конечно, военное искусство. Как ни удивительно, военная история начиналась с походов Ганнибала и кончалась войной с Наполеоном I. Офицеры предпочли бы знакомство с современным материалом.

Практические занятия были оставлены на третий год. Перегруженная программа и 81 рубль ежемесячного жалования не позволяли наслаждаться развлечениями, которые предлагала столица. Следующий год казался более многообещающим. Но увы! Антон срезался на экзамене. Профессор военного искусства задал ему вопрос, вызвавший у него полное недоумение:

— Что произошло ровно в полдень в день битвы под Ваграмом?

Подпоручик стал говорить о расстановке сил противников, но его прервали.

— Скажите мне, что произошло ровно в полдень.

Он растерялся, начал запинаться и увидел, как рука экзаменатора против его фамилии выводит ноль. Так как регламент запрещал повторно проходить один и тот же материал, то нужно было вновь сдать трудный вступительный экзамен и начать все заново. Осенью 1896 года он принимается четырнадцатым из ста пятидесяти.

Три следующих года, проведенных в столице, позволили ему завести новые знакомства. Он посещает театры, присутствует на нескольких приемах императора в Зимнем дворце. Именно первый из них потом вспоминал Антон в малейших деталях.

В этот день только что произведенный в офицеры поручик Деникин, один из двадцати приглашенных из военной школы, был представлен во дворце. Все здесь казалось скромному провинциалу сплошной феерией: глубина величественного зала, сверкающий паркет, ослепительный свет люстр, разнообразие и чрезвычайная изысканность женских туалетов. Приглашенные встали полукругом, лицом к огромной двери. Открылись обе створки, и при звуках полонеза вошли царь и царица. Они обошли полукруг, поприветствовав и улыбнувшись приглашенным, затем разместились в соседнем зале, дверь в который осталась открытой.

Бал начался. Иностранные дипломаты, русские сановники один за другим приглашались для короткой беседы с Николаем II. Все следили глазами за входящими к царю, говорили об изменениях во внешней политики, о том, что, оказывается, опять в милости министр, считавшийся до сих пор в опале…

Антон внимательно следил за каждым жестом царя, заметил «грустный взгляд его добрых глаз», длинные паузы, прерывавшие разговор, видел, как августейшая рука нервно играла аксельбантами мундира. Его Величество, должно быть, очень застенчив, сделал заключение поручик, ему, наверное, не по себе на больших приемах…

Антон не танцевал, предпочитая французское шампанское, которое предлагалось в многочисленных буфетах. В назначенный час тысяча пятьсот гостей поднялись на второй этаж к столу. За императорским столом и за соседними расположились гости, приглашенные по особому списку, занимающие более привилегированное положение. Другие сели независимо от ранга и там, где им хотелось. Подали изысканные блюда. После кофе царь встал, прошел всю анфиладу залов, где накрыт был обед, останавливался там и здесь, обмениваясь несколькими фразами с приглашенными.

Следующие приемы укрепили впечатление «первого бала». Антон всегда будет восхищаться пышностью двора, у него вызывала удивление атмосфера детского простодушия придворного этикета, который он считал более строгим, его беспокоила безопасность царя, окруженного сотней людей, а среди них могли оказаться и «нигилисты».

Поручику пришлось пройти и через опыт совсем иного порядка. Две знакомые студентки пришли к нему с просьбой:

— Позвольте нам оставить у вас на неделю или две нашу «литературу». Наряд полиции уже приходил к нашим друзьям, и теперь мы на очереди.

— Я с удовольствие окажу вам эту услугу при условии, что вы разрешите мне просмотреть эту «литературу».

Содержание трех чемоданов, состоящее из брошюр и листовок, было достаточно неприемлемо. Деникин отметил про себя, что авторы апеллируют к самым низменным чувствам, совершенно не знают реальных проблем, призывают к всеобщему разрушению, при этом абсолютно отсутствуют позитивная идея, какой-либо конструктивный план, который мог бы привнести хоть что-то реальное и пробуждающее надежду. Одна фраза особенно шокировала Антона: «Победоносная социалистическая революция, опираясь на крестьянские и рабочие массы, окончательно покончит с проклятой кастой военных!»

Это неожиданное чтение полностью укрепило его политические позиции. Он следующим образом резюмировал концепцию будущего русского либерализма, которая соответствовала его взглядам:

1. конституционная монархия;

2. радикальные реформы;

3. мирные пути обновления страны.

Позиции, принятой в 1898 году, Антон будет придерживаться и дальше, избегая непосредственно вмешиваться в политику, вплоть до 1917 года, когда провозглашение «победоносной социалистической революции» все-таки вынудило его вмешаться.

В начале 1899 года начальник академии Генерального штаба был заменен близким другом военного министра Куропаткина — генералом Сухотиным. Он обещал «радикальную реформу» образования. Однако выпускной экзамен проходил как обычно. Пятьдесят поручиков, имеющих наилучшие результаты, должны были быть повышены в звании и причислены к корпусу Генерального штаба. Другие же пятьдесят повышались в звание капитана, но без диплома и должны были вернуться в свои полки. В вывешенных списках Антон нашел свою фамилию среди первых пятидесяти.

Прошло две или три недели, и распространилась новость: коэффициенты по всем предметам экзаменов были изменены и вывешен новый лист с фамилиями первых пятидесяти кадровых офицеров. Имени Деникина и четырех других его товарищей среди них не значилось. Все начали говорить о произволе и несправедливости. Сначала обвиняли Сухотина, но вскоре стало известно, что военный министр подписал по просьбе своего друга распоряжение об изменениях всех коэффициентов. Антон сказал своим товарищам, пострадавшим, как и он: