Аркадий Мильчин - Человек книги. Записки главного редактора Страница 13

Другой наш речной аттракцион (кроме полуторакилометрового плавания) был очень рискованным трюком. Как только на нашем пути попадался буксир, тянущий за собой караван барж, мы не могли устоять от соблазна проскочить на веслах между буксиром и первой за ним баржей. Расстояние между ними было достаточно большим, трос натянут на высоте метра полтора, так что большого труда пересечь под тросом линию движения каравана не составляло. Нужно было разогнать лодку и приблизиться к этой линии у кормы буксира так, чтобы был запас расстояния, делавший относительно безопасным путь нашей лодки, перпендикулярный линии движения каравана. Обычно мы пересекали эту линию за много метров до носа первой баржи, так что лихие крики, которыми мы сопровождали свой трюк, не вполне отвечали тому точному расчету, который позволял нам обоснованно не бояться налететь на баржу. Все же и с буксира, и с баржи по нашему адресу звучали весьма нелестные крепкие слова, в общем вполне заслуженные.

Плавание и гребля настолько полюбились мне, что когда после войны я приезжал в Запорожье летом провести отпуск, то предлагал свои услуги лодочникам в качестве гребца-перевозчика. Грести на большой лодке, вмещающей 18–20 человек, большими веслами было, конечно, не то, что на нашей лодчонке. Но мне и хотелось большой физической нагрузки, да к тому же еще и полезной. Один из лодочников, пожилой житель острова Хортица, охотно принимал мои услуги, и мы оба были довольны. К сожалению, забыл, как его звали.

В засушливое лето Днепр ниже плотины Днепрогэса мелел и на середине реки против порта в старом городе образовывались небольшие песчаные острова, на которые любили заплывать с городского пляжа самые азартные пловцы. Делал это не раз и я. На острове обычно загорали, отдыхали, а затем возвращались обратно на общий пляж.

Из походов на Днепр прочно запомнилась дорога домой. Если не было возможности переправиться через Ореховку на лодке, приходилось идти до железнодорожного моста, перекинутого в метрах двухстах от станции, причем сразу же за станцией начинались пески. Место было открытым. Возвращались мы часто к обеду. Солнце в это время палило безжалостно. Ноги вязли в песке. Вскоре от свежести после купания не оставалось и воспоминания. Лицо и шея покрывались потом. Лишь перейдя мост и достигнув Дубовой рощи, мы могли несколько передохнуть от жары. Но самым трудным участком на пути домой было место, где кончалась река Московка, вдоль берега которой пролегала тенистая дорожка, и начинались городские улицы. От улицы Кирова, первой пересекавшей наш путь домой, до улицы Артема тянулся выжженный солнцем пустырь. Это была последняя трудная преграда. Солнце здесь палило особенно безжалостно. Мы обливались потом. Губы пересыхали. Ввалившись домой, мы набрасывались на холодный компот, предусмотрительно заготовленный мамой. Оторваться от него было очень трудно. Пили, во всяком случае я, как любил говорить Вова Браиловский[5], «от пуза», т. е. так, что пузо наливалось, становилось тугим, как барабан. В доме было прохладно, так как на дневные часы окна закрывались ставнями. И желание больше никогда-никогда не ходить днем через пустырь постепенно исчезало. На следующий день все повторялось в точности.

За год до начала войны я уже наловчился переплывать Днепр. Делать это было нелегко. Когда выходил после этого на другой берег, ноги дрожали и подгибались от усталости. Чтобы достичь намеченного на другом берегу места, приходилось заходить вверх по течению и плыть под углом 45 градусов против течения.

В начале войны, уже после того, как наш класс вернулся из совхоза в Запорожье, я решил посетить Днепр для прощанья с ним, будучи уверенным, что расставание неизбежно. Вместе со мной, кажется, был Мося Цуреф. Днепр был пустынным, осиротевшим. Переправы на хортицкий пляж не было. Мы решили добраться до него вплавь. Сложили одежду и поплыли на боку, держа сверток на полусогнутой свободной руке. На Хортицу мы добрались без осложнений, а вот на обратном пути, когда мы уже были недалеко от берега, я оплошал: рука, державшая сверток, неожиданно подломилась от усталости и одежда ненадолго оказалась в воде. Приплыв к берегу, разложил одежду, чтобы высушить ее. К сожалению, в верхнем кармане рубашки лежал комсомольский билет, и он не сильно, но промок по краям.

Расстался я с Днепром уже после пятидесяти. В 1980-е годы я приезжал в Запорожье по приглашению Вовы Браиловского и жил на его садовом участке. От участка до Днепра было очень далеко, и хотя я побывал несколько раз на берегу, но, что называется, только отметился. Ни переезжать на Хортицу, ни плавать в Днепре уже не стал. Одному было неинтересно, а Вова к Днепру был безразличен.

Лишь еще один раз выкупался я в Днепре, но не в Запорожье, а где-то между Запорожьем и Херсоном во время так называемой «зеленой стоянки» теплохода, который совершал круиз Киев – Херсон – Одесса и обратно. Союз журналистов наградил меня бесплатной путевкой (остальные пассажиры выиграли путевки по билетам лотереи, устроенной Союзом журналистов). В то время я был деканом редакторского факультета Института журналистского мастерства при Центральном доме журналиста. Должность звучала чересчур громко и пышно, а на самом деле я лишь составлял план занятий – перечень тем для лекций – и находил лекторов, способных провести соответствующие занятия. И сам входил в число лекторов. Вот и все. Деканство было общественным, а за лекции Союз журналистов платил, и по тем временам по неплохим ставкам.

Достопримечательности Запорожья

Наверно, я не составляю исключения, признаваясь в любви к городу, в котором вырос. У многих вздрагивает сердце, когда они слышат о своем родном городе. То же происходит и со мной при одном упоминании Запорожья.

Поэтому не могу не написать о достопримечательностях моего города, о том, чем он гордился.

Когда я был маленьким, то Запорожье было еще районным центром Днепропетровской области. Секретарь Днепропетровского обкома компартии Хатаевич был в городе легендарной фигурой. Даже малыши знали, что он построил для них детскую железную дорогу в Днепропетровске. Возможно, что авторитет был вполне заслуженным. Но позже это не помешало Хатаевича расстрелять.

Днепрогэс был, пожалуй, главной достопримечательностью Запорожья в годы моего детства, да и позднее. Он сделал город знаменитым на всю страну. Это я сознавал уже в начальных классах. Мы все гордились Днепрогэсом.

До войны большое число зевак собирались у шлюзов рядом с плотиной Днепрогэса, через которые корабли спускались или поднимались на 70 метров и продолжали свой путь в Херсон или Киев. Шлюзовались тогда корабли очень медленно, но наблюдавшие терпеливо дожидались, когда наконец сровняются зеркала вод в соседних камерах, неспешно откроются соединяющие их ворота и корабли осторожно переползут из одной камеры в другую. Процесс этот завораживал.