Татьяна Умнова - Людовик XIV. Личная жизнь «короля-солнце» Страница 13

Что же касается тайных встреч — если бы их не было, как бы Анна сумела передать герцогу подвески?

«— Но вы никогда не говорили мне и того, что не любите меня. И, право же, произнести такие слова — это было бы слишком жестоко со стороны вашего величества. Ибо, скажите мне, где вы найдете такую любовь, как моя, любовь, которую не могли погасить ни разлука, ни время, ни безнадежность? Любовь, готовую удовлетвориться оброненной ленточкой, задумчивым взглядом, нечаянно вырвавшимся словом? Вот уже три года, сударыня, как я впервые увидел вас, и вот уже три года, как я вас так люблю! Хотите, я расскажу, как вы были одеты, когда я впервые увидел вас? Хотите, я подробно опишу даже отделку на вашем платье?.. Я вижу вас, как сейчас. Вы сидели на подушках, по испанскому обычаю. На вас было зеленое атласное платье, шитое серебром и золотом, широкие свисающие рукава были приподняты выше локтя, оставляя свободными ваши прекрасные руки, вот эти дивные руки, и скреплены застежками из крупных алмазов. Шею прикрывали кружевные рюши. На голове у вас была маленькая шапочка того же цвета, что и платье, а на шапочке — перо цапли… О да, да, я закрываю глаза — и вижу вас такой, какой вы были тогда! Я открываю их — и вижу вас такой, как сейчас, то есть во сто крат прекраснее!

— Какое безумие! — прошептала Анна Австрийская, у которой не хватило мужества рассердиться на герцога за то, что он так бережно сохранил в своем сердце ее образ. — Какое безумие питать такими воспоминаниями бесполезную страсть!

— Чем же мне жить иначе? Ведь нет у меня ничего, кроме воспоминаний! Они мое счастье, мое сокровище, моя надежда! Каждая встреча с вами — это алмаз, который я прячу в сокровищницу моей души. Сегодняшняя встреча четвертая драгоценность, оброненная вами и подобранная мной. Ведь за три года, сударыня, я видел вас всего четыре раза: о первой встречен только что говорил вам, второй раз я видел вас у госпожи де Шеврез, третий раз — в амьенских садах…

— Герцог, — краснея, прошептала королева, — не вспоминайте об этом вечере!

— О нет, напротив: вспомним о нем, сударыня! Это самый счастливый, самый радостный вечер в моей жизни. Помните ли вы, какая была ночь? Воздух был неясен и напоен благоуханиями. На синем небе поблескивали звезды. О, в тот раз, сударыня, мне удалось на короткие мгновения остаться с вами наедине. В тот раз вы готовы были обо всем рассказать мне — об одиночестве вашем и о страданиях вашей души. Вы опирались на мою руку… вот на эту самую. Наклоняясь, я чувствовал, как ваши дивные волосы касаются моего лица, и каждое прикосновение заставляло меня трепетать с ног до головы. Королева, о королева моя! Вы не знаете, какое небесное счастье, какое райское блаженство заключено в таком мгновении!.. Все владения мои, богатство, славу, все дни, которые осталось мне еще прожить, готов я отдать за такое мгновение, за такую ночь! Ибо в ту ночь, сударыня, в ту ночь вы любили меня, клянусь вам!..

— Милорд, возможно… да, очарование местности, прелесть того дивного вечера, действие вашего взгляда, все бесчисленные обстоятельства, сливающиеся подчас вместе, чтобы погубить женщину, объединились вокруг меня в тот роковой вечер. Но вы видели, милорд, королева пришла на помощь слабеющей женщине: при первом же слове, которое вы осмелились произнести, при первой вольности, на которую я должна была ответить, я позвала свою прислужницу.

— О да, это правда. И всякая другая любовь, кроме моей, не выдержала бы такого испытания. Но моя любовь, преодолев его, разгорелась еще сильнее, завладела моим сердцем навеки. Вы думали, что, вернувшись в Париж, спаслись от мет, вы думали, что я не осмелюсь оставить сокровища, которые мой господин поручил мне охранять. Но какое мне дело до всех сокровищ, до всех королей на всем земном шаре! Не прошло и недели, как я вернулся, сударыня. На этот раз вам не в чем было упрекнуть мет. Я рискнул милостью моего короля, рискнул жизнью, чтобы увидеть вас хоть на одно мгновение, я даже не коснулся вашей руки, и вы простили меня, увидев мое раскаяние и покорность».

Александр Дюма «Три мушкетера».

Интриги Анны Австрийской против кардинала Ришелье, которые Дюма в своем романе преподносит как милые развлечения прелестнейшей из женщин, на самом деле были опасны для Франции как для государства.

Анна Австрийская, объединившись с Гастоном Орлеанским, младшим братом короля, — существует версия, что Анна и Гастон были любовниками, — неоднократно замышляла убийство Ришелье и заточение короля. Поддержка при этом ожидалась со стороны Испании и Австрии: от родственников Анны. Испании за это обещались южные провинции Франции, Австрии — северные провинции, а в той части, которая останется, Анна и Гастон должны были править в мире и согласии. Анна нашла безоговорочную поддержку своим планам у испанских и австрийских родственников, и только стараниями гениального Ришелье и его «шпионов» во главе с отцом Жозефом и графом де Рошфором, планы ее рушились раз за разом.

Почему Дюма так сокрушается о победах Ришелье?

Почему так скорбит о смерти Бэкингема?

Разве он не был патриотом?

Был.

Но, наверное, он слишком любил красивых женщин и слишком уважал отвагу и дерзновение в мужчинах. А Анна Австрийская была красива — современники говорили, что ни один портрет не мог передать прелести ее лица и грациозной фигуры, — а уж о дерзновенности и отваге Бэкингема нечего и говорить…

В 1627 году герцог Бэкингем развязал «священную войну» в поддержку протестантов города-крепости Ла-Рошель, вступивших в конфликт с кардиналом за право на форт на острове Ре: форт исконно принадлежал ларошельцам, но кардинал не хотел, чтобы ближайший к враждебной Англии бастион оставался во владении протестантов.

Ришелье в ответ начал осаду города.

Англичане так рьяно поддерживали своих братьев по вере в осажденной Ла-Рошели, что все шло к началу новой Столетней войны, но вот во время одного из боев в плен к англичанам попал господин де Сен-Сервен. Его привели к Бэкингему — герцог пожелал принять француза в своей опочивальне — и, войдя, тот сразу же увидел огромный портрет Анны Австрийской над кроватью герцога. Бэкингем пообещал освободить Сен-Сервена, если тот добьется аудиенции у королевы и расскажет ей о портрете, а кардиналу скажет, что Бэкингем готов прекратить военные действия и поставки оружия Ла-Рошели, если его примут в Париже как английского посла.

Господин де Сен-Сервен все в точности исполнил, только на свою беду начал с визита к кардиналу. Ришелье был взбешен наглостью Бэкингема и во избежание распространения сплетен заточил Сен-Сервена в Бастилию.