Евгений Матвеев - Судьба по-русски Страница 13

— Завтракал?

Сказать «нет» не успел, только услышал, как что-то звякнуло на кухне — похоже, упала крышка на кастрюлю. И сдавленный стон. Мамин стон… Вскоре передо мной уже стояла сковородка с яичницей — такой, какую я люблю: с луком, салом, помидорами…

Прошло уже много лет. Ну и что, скажут — банальная история! Может, и банальная, но…

Лида ни разу не напомнила мне об этом…

Лида уже спала. Я тужился дочитать главу из книги — глаза слипались.

Вдруг ночную тишину нарушил взволнованный шепот Светланочки:

— Мама! Мама!..

— Чего тебе? Может, я помогу?..

— Нет, только мама! — В голосе дочери послышался страх.

Взглянув на лицо Лиды, понял, что мне жалко вырывать ее из глубокого сна. Знаю ведь, как она устает: два вызова в день на работу (один — на репетиции, другой — на спектакль), четыре поездки в метро и автобусе, авоськи, стирки, глажка…

— Спи, спи! Утром поговорим! — шикнул я на дочь.

— Мама! — уже в голос закричала Света.

Лиду и маму словно ветром сдуло с кроватей. Втроем мои женщины кинулись в ванную.

И тут что-то недоброе заколыхалось внутри меня: я — одинок, у них секреты от меня. Потерял я дружочка… Эгоизм накручивал мне на нервы всякую чертовщину.

Троица вернулась в комнату на цыпочках.

— Что случилось? — спросил я Лиду, стараясь подавить в себе ревность.

— Ну… Это наши женские дела… Спи!..

Нет уж, тут не до сна… И я понял — мне нужен сын!

Но иметь второго ребенка врачи нам категорически не советовали — у Лиды было что-то неблагополучно со щитовидной железой. Оставалось самого себя убеждать: знать, не судьба…

Так я и жил, с завистью к своим друзьям, у кого есть сыновья. Это видела, чувствовала Лида… Как-то она поделилась со мной:

— Женя… Мне один профессор сказал: «Если бы вы были моей дочерью, я бы непременно посоветовал родить!..»

И вот однажды…

Шел я по залуженной октябрьским дождем Москве: решил пройтись после генеральной репетиции спектакля «Привидения» по Г.Ибсену. Мне хотелось побыть одному, обдумать еще раз свою роль Освальда: каким он предстал перед зрителем? Шел, переживал все заново, переосмысливал. Все ли удалось? Ведь пока дошло до сегодняшнего прогона, спектакль пережил четырех режиссеров: Бориса Эрина, Михаила Габовича, Вениамина Цыганкова, Константина Зубова… И каждый из них привносил в пьесу и образы героев что-то свое, предлагал разные трактовки, порой противоположные. А тут еще не давали покоя чьи-то слова: «Вот Павел Николаевич Орленев (выдающийся русский артист) в этой сцене играл так, что в зале обмороки случались!..»

Спасибо Елене Николаевне Гоголевой (она играла мою мать фру Альвинг), которая успокаивала меня: «Женечка, вы зря нервничаете. Идите от себя…»

Насилие (режиссерское) над актером не только не полезное дело, но и непоправимо вредное. Насилие убивает актерскую органику, искренность и, как часто бывает, рождает фальшь. К сожалению, не всем режиссерам удается понять природу артиста и направить ее в русло развития характера и обстоятельств. Если это понять, то уж сам актер начнет жить на сцене свободно, как дельфин в водном просторе.

Я же чувствовал себя после прогона спектакля той рыбкой, которая то и дело тычется в стекло аквариума… Знаменитое «режиссер должен умереть в актере», по-моему, не состоялось. Гирями висели на мне режиссеры…

Так, в раздумьях, в сомнениях, с отрицательными и положительными эмоциями (а были и такие — коллеги поздравляли с удачей) я пришел домой…

А дома… Вижу — мама в слезах:

— Женя! У тебя родился ребенок!..

— ???

— Сын!

— Какой сын?! Ведь рано еще!

Никаких подозрительных мыслей, которые могли бы прийти в голову любому мужчине в подобной ситуации, не было. Беспокоило другое — ведь только семь месяцев беременности! Или тот профессор-советчик ошибся? Что с Лидой? И какой родился ребенок?

Главврач родильного дома рассказал мне:

— Случай редчайший… Вопрос стоял так: или мать, или ребенок… Мы откровенно заявили, что нужна операция… Предложили ей посоветоваться с вами. Она ответила: «Его не беспокойте. У него сегодня сдача спектакля. А ребенок должен жить. Он очень хотел сына…» Это были ее слова перед операцией. Слава Богу, живы оба…

Сейчас, глядя на внуков, я все чаще думаю: родившийся до срока наш Андрей, как бы в знак признательности за дарованную ему матерью жизнь, подарил и нам внуков. Евгения и Надежду!.. Они «встали в строй» за Алексеем — сыном Светланы… Дети и внуки очень дружны, умеют заботиться друг о друге и защищать — разве это не счастье?..

После выхода на экран фильма «Любить по-русски» мне часто, иногда с подковыркой, задают вопрос: «А как это — по-русски?» Хочется ответить:

— А вот так!..

О Вере Павловне

Весна 1945 года… Всем было ясно, что скоро конец войне — бои шли уже в Берлине. Явственно чувствовалось победное настроение.

Люди мечтали скорее вернуться к мирной жизни.

В это время в Новосибирске проходила окружная армейская олимпиада, на которую съехались участники художественной самодеятельности из сибирских воинских частей. Я представлял на этом смотре наше Тюменское пехотное училище — читал «Василия Теркина». В жюри входило немало замечательных деятелей культуры, тех, кто еще оставался в Сибири в эвакуации и не успел вернуться в свои города.

В антракте ко мне подошел начальник политотдела училища — он был душой нашей самодеятельности, поздравил с успехом и сказал:

— Вот бы вам после войны попасть в руки Веры Павловны Редлих: она очень хвалила ваше выступление…

Я знал, что главный режиссер новосибирского театра «Красный факел» была членом жюри. Сейчас не стыдно признаться, что мое чтение популярнейшей тогда поэмы Александра Твардовского было в основном адресовано ей — Вере Павловне…

Театр «Красный факел» к тому времени называли не иначе как «сибирский МХАТ». Высокая репутация труппы, серьезность репертуара, достойный художественный уровень спектаклей неразрывно связывали с именем Веры Павловны Редлих.

Ошеломляющий успех имел спектакль «Зыковы» по пьесе Максима Горького. Хотя так уж повелось считать, что Горький — трудный автор для сценического воплощения, а «Зыковы» — пьеса, якобы заранее обреченная на провал.

Но талант режиссера-постановщика В.П.Редлих опроверг бытовавшее мнение о пьесе Горького. Уставший от тягот войны зритель до предела заполнял зал театра. Бывая в Новосибирске, я видел этот поистине гармонический спектакль, запомнил благоговейную тишину, сосредоточенную прикованность людей к сцене. Они жадно впитывали в себя столь необходимую тогда красоту, наполняясь особой нравственной силой, которую давало им искусство.