Эйно Луукканен - Я сбил целый авиаполк. Мемуары финского аса Страница 13

Мы слишком устали, чтобы праздновать наступление Нового года, 1939 год уступил место 1940-му, когда мы громко храпели во сне. Несмотря на сильные холода – позднее я узнал, что это была одна из самых холодных зим за всю историю Финляндии, – первый день нового года начался с лихорадочной активности. Как только рассвело, мы вылетели на перехват. В течение всего дня один вылет следовал за другим, и мы провели несколько воздушных боев. Они были настолько интенсивными и продолжительными, что трудно было определить счет эскадрильи за этот день. Однако позднее мы нашли обломки 3 русских бомбардировщиков на своей стороне линии фронта, их сбили Йоппе Кахунен, Вик Пытсия и Топи Вуоримаа.

К этому времени мои опасения насчет исправности самолетов начали быстро расти, наши «фоккеры» явно устали от непрерывных боев в ужасных погодных условиях. Так как возможности обслуживания в Вяртсиля были минимальными, боевые повреждения ремонтировались кое-как. Один «фоккер» ожидал замены мотора, у другого пропеллер был весь изрешечен пробоинами из-за отказа механизма синхронизации. Наши силы сократились до 6 боеспособных машин, и я доложил о состоянии дел в штаб эскадрильи, потребовав прислать новые самолеты из других звеньев, чтобы продолжать полеты. Однако наши ремонтные службы на Карельском фронте работали с предельным напряжением. Мне еще удавалось постоянно держать в воздухе 4 патрулирующих истребителя, но их состояние ухудшалось буквально с каждым часом!

В течение нескольких дней лишь два или три самолета могли подняться в воздух, и было понятно, что если в самом ближайшем будущем не поступят новые машины, то Истребительная группа L будет существовать только на бумаге. Наши механики выбивались из последних сил. Наступил двенадцатый день Рождества, и в 06.00 нас поднял пронзительный горн тревоги. Однако, когда мы выскочили наружу, то нас встретили удары ледяного ветра. Невероятно низкие температуры уже вынудили нас отказаться от утреннего умывания, но когда мы выбежали на летное поле, выяснилось, что термометр упал до минус 42 градусов по Цельсию. Хотя мы бежали довольно быстро и на нас были теплые летные куртки и меховые ботинки, к тому моменту, когда мы добрались до самолетов, наши зубы выстукивали барабанную дробь.

Закутанные до бровей механики лихорадочно суетились вокруг «фоккеров», но то, что мы услышали от них, оптимизма не вызывало. Исправными были всего два истребителя – Тату и мой собственный. Цепляясь закоченевшими, наполовину отмороженными руками, я вскарабкался на крыло и залез в кабину. Я запустил прогрев мотора – при такой погоде требовались почти полчаса, чтобы температура масла достигла рабочего значения. Стекло кабины покрылось ледяной коркой, и я с горьким смехом вспомнил инструкции мирного времени, которые запрещали полеты при температуре ниже минус 15° по Цельсию! Я проверил пулеметы и отправился в «дежурную палатку» ожидать приказа на взлет. Телефон молчал, но вдруг, без всякого предупреждения, прямо над аэродромом возникли 7 русских бомбардировщиков! Однако, судя по всему, они искали кого-то другого, потому что самолеты сразу улетели на северо-восток. Сержант Тилли прогревал мотор самолета Тату, поэтому я послал его за бомбардировщиками, а сам вернулся в палатку.

Через 15 минут зазвонил телефон, и нам сообщили, что следует отогнать группу вражеских самолетов от Китила Бенд. Я помчался к своему «фоккеру», парашют тяжело хлопал меня по заднице. Быстро проверив мотор, я взлетел, развернулся вправо с набором высоты и направился на юг. Через 10 минут корка льда исчезла с лобового стекла, и когда я набрал высоту 3 километра, то уже мог видеть Пикяранта и Сортавалу. Внезапно в наушниках затрещало, и я с большим трудом перевел на человеческий язык сообщение, в котором говорилось, что над Сортавалой на высоте 3000 метров появились 15 вражеских бомбардировщиков.

Я чуть довернул влево и через пару минут засыпанный снегом город Сортавала оказался прямо подо мной. Я сразу увидел большую группу бомбардировщиков примерно в километре над собой. Различить их опознавательные знаки было невозможно, однако сомнений в том, что это были русские, не возникало. Дав полный газ, я начал набирать высоту. Когда мой «фоккер» приблизился к вражескому строю, я вызвал базу для доклада, мысленно проклиная судьбу за то, что не смог взять с собой все звено истребителей.

Левый фланг вражеского строя теперь был всего в сотне метров, и чуть шевельнув педалями управления, я взял ближайший бомбардировщик на прицел. Я дал длинную очередь из всех четырех пулеметов, правый мотор и топливные баки СБ-2 сразу вспыхнули. Однако я сам сразу оказался под перекрестным огнем трех остальных СБ-2, которые отделились от строя, чтобы прикрыть поврежденный самолет. Этот отряд, судя по всему, обладал более крепкой дисциплиной и чувством товарищества, чем все русские бомбардировщики, которые мы встречали до сих пор. Я резко отвернул в сторону, с удовлетворением отметив, что атакованный СБ-2 полностью охватило пламя, он круто пошел к земле, поворачивая вправо. Тогда я повел свой «фоккер» на другой СБ-2. Я дал несколько очередей, и из моторов бомбардировщика повалил маслянистый дым, хотя огонь не появился. Теперь уже 3 других СБ-2 взяли меня под перекрестный обстрел. Я резко дернул ручку управления и завалил свой истребитель на правое крыло, уходя от смертоносного шквала пуль, затем рванул нос самолета вверх, сделал петлю и обрушился на концевые бомбардировщики.

Но моя новая мишень была тесно окружена товарищами, поэтому я дал две длинные очереди по замыкающим строй самолетам, но без видимых результатов, хотя светящиеся трассы вроде бы и нашли цель. Полностью израсходовав боеприпасы, я прервал бой и позволил 14 уцелевшим бомбардировщикам повернуть на юго-восток к своей базе, причем за одним из них волочился длинный хвост черного дыма.

Через 15 минут я уже был дома, и мой самолет катил по аэродрому, поднимая снежные вихри, к тому месту, где меня ждал Тату с механиками. Радость от третьей победы смыла всю усталость, я забыл даже про ужасный холод. Когда мы осматривали «фоккер», то обнаружили в полотне три пулевые пробоины, что было крайне удивительно. Истребитель побывал под сосредоточенным огнем нескольких бомбардировщиков и должен был напоминать решето. Моя радость стала еще больше, когда сержант Тилли, вылетевший на машине Тату, сумел перехватить бомбардировщики и тоже сбил один из них.

Этим вечером я получил приглашение посетить дом местного аптекаря, где мне оказали самый теплый прием. Я рассказал аптекарю и его семье о наших полетах с местного аэродрома, и мы отметили наши сегодняшние победы. Лишь в 22.00 я сумел отправиться обратно на аэродром. Температура была минус 40 градусов, и сухой снег неприятно хрустел под ногами. Стояла мертвая тишина, вокруг не было ни огонька, но небо было совершенно чистым, и в нем сияли мириады звезд, поблескивавших, словно бриллианты. Они и освещали мой путь до казармы в школе.