Бенгт Янгфельдт - Рауль Валленберг. Исчезнувший герой Второй мировой Страница 13

Открытка, посланная Раулем бабушке Анни Валленберг из Флоренции 9 апреля 1931 года. “Пишу, чтобы сообщить, что дедушка чувствует себя хорошо и я сам тоже. Мы расстались в Неаполе, куда приехали из Рима, чтобы насладиться теплом. Сейчас я во Флоренции, брожу в экстазе по здешним дворцам и храмам. Они потрясающие”.

Отучившись семестр в Пуатье, Рауль вернулся, чтобы с 22 июля завершить свою военную службу, теперь в качестве офицера полка королевской лейб-гвардии в Стокгольме. В противоположность периоду службы годом раньше, на этот раз у Рауля были серьезные успехи. “Он, несомненно, обладал редкими лидерскими качествами и закончил срок службы с самыми высокими баллами”, – констатировал Рольф аф Клинтберг.

“План” воспитания Рауля отличался строгостью. 12 сентября, через четыре дня после демобилизации, Рауль был уже на борту парохода, направлявшегося в Нью-Йорк, в который и прибыл 21-го. Тем не менее Рауль не попал в Энн-Арбор на вступительные экзамены, которые начались в день его прибытия. Поэтому Густав Валленберг, не любивший, чтобы внешние обстоятельства нарушали его амбициозные планы, еще до отъезда Рауля связался с несколькими влиятельными лицами, имевшими, как он предполагал, возможность “помочь Раулю на начальной стадии”. Одним их них был контрадмирал Марк Бристоль, которого Густав Валленберг знал по Турции, где тот служил Верховным комиссаром США в 1919–1927 годах. Вторым лицом был шведский скульптор Карл Миллес, недавно получивший пост “скульптора-резидента” и заведующего отделением скульптуры Крэнбрукского фонда – академии искусств, расположенной в 60 км от Энн-Арбора и известной как колыбель американского модернизма.

Густав Валленберг не был знаком с Миллесом, и инициатива написать ему, очевидно, принадлежала самому Раулю, который наверняка был в курсе его избрания на должность в Крэнбрукском фонде. Миллес, в свою очередь, обратился к возглавлявшему институт архитектуры в Энн-Арборе профессору Эмилю Лорху, одному из лучших преподавателей архитектуры в США.

“Кроме письма ректору моего факультета, Миллесу больше ничего не пришлось для меня делать”, – сообщил Рауль деду. Адмирал Бристоль, очевидно, также написал рекомендательное письмо, но Раулю оно не понадобилось, поскольку требования на вступительных экзаменах оказались не слишком высокими, и он “уже с первого дня убедился, что никаких препятствий на пути не будет и одного факта иностранного подданства достаточно, чтобы многие формальности упростились”.

В благодарственном письме Миллесу Рауль также сообщает свои первые впечатления от Энн-Арбора. “Здесь я чувствую себя отлично, – пишет он. – Бóльшую часть этого года я проучился во Франции, и меня поражает контраст между французским недружелюбием и равнодушием и американской отзывчивостью и общительностью”.

Руди Валленберг

Первым местом проживания Рауля в Энн-Арборе стала Ист-Мэдисон-стрит, на которой он у одной семьи снял комнату. Он встает около семи утра. Потом завтракает в студенческой столовой университета. Два раза в неделю занятия начинаются в восемь часов, а в остальные дни – в девять. Учеба продолжается до пяти. Дел у него много, сообщает он деду. Учеба “сама по себе не слишком сложная или напряженная, но отнимает чудовищно много времени”. Пятнадцатого октября он пишет свое первое сочинение на английском языке – “Что значит идея “Соединенных Штатов Европы”?”. Оно было удостоено оценки “отлично” (А) и комментария “отличная работа”.

“У Рауля, видимо, все хорошо, и ему нравится, – подвела итог Май фон Дардель в письме к свекрови после первого семестра в Энн-Арборе. – Удивительно, как легко ему дается английский”. Это правда, дела у Рауля шли хорошо, и хотя он не достиг блестящих успехов в геометрии, математике и химии, по английскому он стал лучшим в своей группе. “Я познакомилась [с Раулем] на занятиях английского и была поражена его огромным запасом слов”, – вспоминала его однокашница.

Вскоре Рауль подружился с Джоном Вехаузеном, который был годом младше его и изучал математику и физику на инженерном отделении[3]. Они обычно отправляются поесть “в маленькое заведение, куда другие, как правило, не хотят ходить с нами”. Рауль выписывает New York Times. Он пишет: “Это лучшая из газет, какие я когда-либо читал, и она считается лучшей в стране”. Он читает также Christian Science Monitor, потому что “ее высокое качество состоит в том, что она не пишет о скандалах, не распространяет ложь и т. д.”. Рауль становится членом дискуссионного клуба, что дает ему “сразу хорошую разговорную практику в английском, навык ораторского искусства и участия в публичных обсуждениях”. Однако после нескольких месяцев он чувствует разочарование:

Организуется и реорганизуется масса разных обществ и клубов. Надо признать, они обладают бóльшим навыком парламентаризма, чем шведские студенты, и на своих собраниях ругаются между собой гораздо меньше нашего. Но подозреваю, что отчасти это просто потому, что они ничуточки не интересуются словесными боями, а не потому, что обладают каким-то высшим здравомыслием. Однако, насколько я понимаю, в них гораздо больше развита способность к мудрому подчинению и признанию правоты лидера, вообще понимание того, что иметь лидера и сложившуюся организацию – это хорошо. Думаю, что их вера в авторитеты, или как уж там это назвать, – часть распространенного здесь явного движения за сохранение традиции и преемственности. Это становится особенно ясно, когда сравниваешь со Швецией. Там так много традиций и заведенных порядков, что реакцией студентов становится не вера, а протест.

Письмо Рауля Карлу Миллесу.

Американское удостоверение личности Рауля.

Несмотря на критическое отношение, Рауль вскоре вполне перенимает американский стиль жизни. Он обожает хотдоги, разгуливает в кроссовках и путешествует автостопом. Довольно скоро его американские товарищи награждают его ласковым прозвищем Руди. “Он был настолько американцем, насколько возможно, – по одежде, манере себя вести и сленговым выражениям, немедленно им подхваченным”, – вспоминал один из его студенческих приятелей Чарльз Роуса. Рауль забавлял окружающих своими талантами подражателя (он как никто умел имитировать животных и людей) и языковой фантазией, выражавшейся, в частности, в том, что для описания событий и вещей он изобретал новые слова.

Мичиганский университет был учебным заведением с очень хорошей репутацией, главным образом привлекавшим к себе студентов из семей, не располагавших достаточными средствами, чтобы отправить детей в дорогие университеты на восточном побережье. Как явствует из писем, еще одна причина, по которой Густав Валленберг выбрал именно этот университет для своего внука, заключалась в отсутствии там снобизма. Хотя Раулю приходилось быть бережливым, его экономическая ситуация отличалась от условий жизни большинства его товарищей-студентов. Однако он никогда не рассказывал, что происходит из богатой семьи, да и в любом случае немыслимо было жить роскошной жизнью во время экономической депрессии. Поэтому Рауль не делал ничего такого, что отличало бы его от других студентов, – разве что, может быть, позволял себе красное вино и импортные сыры с таким сильным запахом, что его квартирная хозяйка потребовала, чтобы он хранил их где-нибудь в другом месте, если желает сохранить за собой комнату.