Дмитрий Смирнов - Записки чекиста Страница 13

А когда Красная Армия вышибла беляков из города, самозванных самоуправленцев призвали к ответу.

В числе конвоиров обращал на себя внимание парень лет девятнадцати, высокий, сдержанный, изъяснявшийся на необычном в нашей рабочей среде интеллигентном языке. Выяснилось, что парень этот служит в лебедянской милиции, активно участвовал в арестах белогвардейских лакеев и вместе со своими товарищами доставил их к нам.

Накануне революции он занимался в реальном училище, но после Октября не пошёл, как многие его соученики, с белогвардейцами, а решительно встал на сторону рабочего класса. Вот тогда-то и разошлись их пути с отцом: бывший царский чиновник мечтал о восстановлении прежних порядков, а сын посвятил себя борьбе за Советскую власть.

Белых встретили каждый по-своему: отец — членом городского «самоуправления», а сын — большевистским подпольщиком. После прихода красных сын-милиционер арестовал отца и доставил его в ЧК. Поступить иначе он не мог.

— А тебе не жалко отца? — спросил я парня.

И услышал искренний ответ:

— Жалко… Больно до слез за его заблуждения и слепоту. Понимаешь, он хороший человек, по-житейски предельно честный и прекрасный семьянин, но… Жалость не то слово. Его надо было арестовать, может быть, для его же собственной пользы.

— А какую ты пользу видишь в аресте?

— Большую. Пусть немного посидит, подумает и поймёт, кто из нас прав. Потому что понять — это значит раскаяться в ошибках, заслужить право жить и работать с народом. Не понять, не раскаяться — остаться врагом. А врагов мы не смеем щадить, как сами они не щадят никого.

Да, на смену старому, отживающему шли новые молодые силы. И хотя отживающее продолжало оказывать бешеное сопротивление, хотя оно защищалось изо всех сил, побеждало новое, молодое. Побеждала и утверждала новую жизнь Советская власть.

КРОВАВЫЙ РАЗГУЛ

Белополяки захватили Киев и Минск. Готовился к наступлению барон Врангель. Эти две силы были главной опорой международного империализма, затеявшего новый поход против Советской России. Антанта пыталась привлечь к участию в нем некоторые малые страны, но из этого ничего не вышло. Реальным союзником Пилсудского и Врангеля была империалистическая Япония, оккупационные войска которой бесчинствовали на Дальнем Востоке.

В эти дни Центральный Комитет РКП(б) призвал рабочих и трудовое крестьянство на беспощадную борьбу с новой вылазкой белогвардейщины и интервентов. В письме ко всем партийным организациям ЦК обязывал коммунистов идти на фронт. Оставляя фабрики и заводы, шахты и рудники, бросая на произвол судьбы и без того разрушенное деревенское хозяйство, десятки тысяч трудового люда прощались с жёнами и детьми и уходили на смертную битву с врагом.

Мог ли я, молодой парень, недавно принятый в ряды партии, не откликнуться на призыв Центрального Комитета?

И, ни с кем не посоветовавшись, не предупредив ни товарищей, ни родителей, я на одном из очередных городских комсомольских собраний тоже записался добровольцем в Красную Армию. Оставалось немногое: утром сходить в военкомат, получить направление и в тот же вечер с воинской частью — на фронт! Потом узнают и дома, но дело будет сделано.

«А что скажет Яков Фёдорович? — кольнула трезвая мысль, когда я возвращался с собрания домой. — Что подумают Балмочных и остальные товарищи? Не пойдёшь же в военкомат, не предупредив никого из них…»

И прежде чем отправляться за назначением, рано утром я поспешил в ЧК. Шёл и мысленно рисовал себе картину, как буду прощаться с друзьями-чекистами, принимать их напутствия и пожелания. Пришёл, и первый, кого увидел, был Яков Фёдорович Янкин.

На весёлое «здравствуйте!» он молча ответил коротким сердитым кивком головы и широко раскрыл двери в свою комнату:

— Заходи. Садись.

Сам тоже уселся за стол, поудобнее, как для долгой беседы, упёрся локтями в подлокотники деревянного кресла:

— Ты, собственно, где работаешь? — спросил меня.

— В ЧК, — ещё ничего не подозревая, простодушно ответил я. — До вчерашнего вечера работал в ЧК, а сегодня…

— И сегодня тоже продолжаешь в ЧК работать! — строго сказал Яков Фёдорович. — Или нет?

— Но ведь я записался… Вчера, на собрании. Добровольцем на фронт иду…

— Что ж, похвально. Остаётся выяснить только один вопрос: ты это решение своё согласовал с руководством? Спросил, отпускает оно тебя или не отпускает?

— Я хотел как лучше. Все ребята едут, почему же мне нельзя?

От недавнего подъёма, с каким шёл на работу, не осталось и следа. Только сейчас дошло до сознания, как нелепо, по-мальчишески опрометчиво я поступил, не посоветовавшись, даже не поговорив ни с кем.

— Ну так вот, — опять, но несколько мягче, заговорил Янкин, — навсегда заруби себе на носу: если работаешь в ЧК — подчиняйся чекистской дисциплине. Своевольничать никому не позволю, а начнёшь бузить, взгрею так, что запомнишь надолго.

Он поднялся из-за стола, прошёлся раз-другой от стены до стены:

— Ты — на Врангеля, я — на белополяков, остальные все по другим фронтам разъедутся. А в ЧК кто? Кто здешнюю контрреволюцию, сволочь бандитскую, спекулянтов и белогвардейских шпионов вместо нас за горло должен хватать? Не подумал, Митя, об этом, со мной не посоветовался. И дома, уверен, ни слова не сказал. Так нельзя поступать, понимаешь? Нельзя! Не имеешь ты права делать, как тебе хочется. Подрастёшь — сам поймёшь почему.

Весь запал мой как ветром сдуло. Начал мямлить о том, что список добровольцев отправлен в военкомат, — не явлюсь, мол, ребята сочтут трусом.

Яков Фёдорович и слушать не стал:

— Иди и работай! С военкомом я этот вопрос улажу. А перед ребятами оправдывайся как знаешь.

Пришлось остаться. Чуть не до слез было горько и стыдно. Но по собственному опыту знал: председатель ЧК шутить в таких случаях не любит.

Постепенно все сгладилось, улеглось, хотя в укомоле товарищи ещё долго подтрунивали над «новоиспечённым добровольцем». А потом развернулись такие события, что о своей оплошности и вспоминать не было когда.

Осенью 1920 года в Тамбовской губернии вспыхнуло крупное кулацко-эсеровское восстание, известное под названием антоновщины. Этот мятеж, охвативший Борисоглебский, Козловский, Кирсановский, Моршанский и Тамбовский уезды, не был, конечно, случайным и неожиданным. Ему предшествовали определённые предпосылки.

Дело в том, что ещё в феврале и марте 1918 года в ряде волостей и сел Липецкого, а также в смежных с ним Задонском, Усманском и некоторых других уездах имели место выступления кулаков против Советской власти.

Кое-где организаторам выступлений удалось привлечь к себе отсталую часть крестьянства. Однако основная масса крестьян на обман не поддалась и кулацкие восстания были быстро подавлены отрядами красногвардейцев.