Анатолий Трофимов - Повесть о лейтенанте Пятницком Страница 13

Пятницкий ухватил за веревочную петлю ящик со снарядами, рядом вцепился Шимбуев - низкорослый солдат с маленьким подвижным лицом потянули, поволокли следом за пушкой. Сержант Горькавенко кричит: "Навались!", матерится, зло и раздраженно хрипят другие. В снежной ветродури сгинула пушка Вальки Семиглазова.

Приостановилось движение у Горькавенко. Там полный ужаса крик. Сгрудились, зовут Липатова. Липатов в первом взводе, поди докричись. Что делать? Не бросать же раненого, ему помощь нужна. Выходит, двое из расчета - долой? Где взять сил остальным для пушки?

Вдруг из пурги вынырнула дивчина, похоже, пехотная, занялась перевязкой.

- Сисенбаева в живот прямо! - прокричал надсаженной глоткой подбежавший младший сержант Васин. Это он было остался с раненым.

Пятницкий невольно передвинул набитую книжками полевую сумку на живот. Это ужасно - когда в живот...

Наткнулись на лежавших, заметенных снегом солдат. Роман подумал убитые. Нет, стреляют. Куда стреляют? А так, перед собой, в непроглядь.

- Чего завалились?! - закричал употевший, растерянный Пятницкий.Вперед! Где командир?

Из снега вытряхнулся пожилой усатый сержант.

- Чего орешь, лейтенант? Я командую, убит взводный.

- Так чего вы развалились? Вперед надо!

- Куда, может, покажешь?

И правда - куда? Роман крутнул головой. Не поймешь, откуда, с какой стороны двинулись, где восток, где запад? Нет, вон темь полосой - деревья вдоль дороги, а дорога туда, в Альт-Грюнвальде.

- Орудие к бою! - закричал, рванул крышку ящика, сунул в чьи-то руки снаряд,- Горькавенко, командуй! Огонь, огонь по захватчикам! Прицел...

О, гадство! Какой прицел? Что делать? И чуть не прыгнул от радости, от светленькой мысли. Поле, изученное им с НП, идет чуть на подъем. А что, если... При малом прицеле угол падения... Должен быть рикошет! Должен!

- Горькавенко! Прицел четыре! Четыре! Понял? Отражатель проверь, на нуле чтобы! Колпачки не снимайте!

Ничего, лейтенант Пятницкий, еще малость соображаешь, не все пургой выдуло!

Грохнуло орудие, завыл снаряд, отскочивший от мерзлости, разорвался, рассыпался, как бризантный, в воздухе. Загудело в груди от восторга. Получился рикошет, не обманулся Пятницкий!

- Беглым, Горькавенко, беглым! - закричал обрадованно. Стал Коркину кричать, чтобы стреляли на прицеле "четыре" фугасными.

Лупануло в беспросветности другое орудие - слева, где младший лейтенант Коркин. Услышал Коркин, сообразил Коркин, молодец Витька Коркин, тоже на рикошет повел!

Поутихли огненные трассы со стороны немцев. Хорошо, видно, обсыпали их сверху стальные обломки! Пятницкий выхватил пистолет, вскинул на всю руку

- Сержант, поднимай пехоту! За мной! За Родину! За Сталина!

Солдаты поднялись без особого рвения, засеменили в пуржистую гущу, заспешили за горластым лейтенантом, Шимбуев рядышком побежал.

Заговорило вдесятеро больше стволов. В упор. Начали шлепаться и мины, осколками повизгивать. Солдаты попадали. Кто насовсем, кто так. У Пятницкого шапку козырьком к уху повернуло. Оступился в канавную глубь, плюхнулся кулем, шапка свалилась.

Выходит, не только фрицев, но и просто снег обсеивал на рикошетах? Вскочил разъяренный.

- Вперед! За мной!

Усатый сержант грубо толкнул его под прикрытие толстого осокоря.

- Какого хрена колготишься, лейтенант! Людей побьем. Остынь, говорю!

От бессилия, унижения, обиды навернулись слезы. Сержант поднял шапку, подал. Из дырки вата торчит. Сказал примирительно:

- Погодим малость, должно развиднеться. Видишь, что творится? Встряхнись же, не то пуля вот такого-то быстро сыщет.

Пятницкий прислонился к осокорю, задрал голову, от пуль не прячется. Шимбуев дернул за шинель, стащил в канаву.

Скоро муть разжижела. Плохо, но видно стало темную горбину впереди сады немецкого поселка. Завиднелось орудие Семиглазова, кляксами стали проявляться два других. Пехоты побольше подсобралось: кто зарвался вперед спятился, кто отстал - подтянулся. Подошел "студебеккер" со снарядами, видно, Будиловский сумел организовать.

Разгружались торопливо, с некудышно упрятанным раздражением на громадину "студера", припершегося на самый передок, на шофера Кольку Коломийца, который, выискивая немцев, крутил башкой - будто первый день на фронте. Горькавенко не выдержал, прикрикнул на Кольку:

- Помогай, холера тебя возьми! Сожгут твою колымагу!

В строптивости Колька мог и не обратить внимания на окрик, но поблизости грохнули четыре мины, у "студера" паутиной разнесло лобовое стекло и вырвало щепки из дощатых ребер кузова. Спесь с Коломийца враз сбило.

Пятницкий хотел было побежать к комбату, переговорить, как и что делать дальше, но тот не позволил, выслушал вопросы по телефону, дал советы и сообщил, что в первом огневом взводе ранило двоих. Наводчика Баруздина тяжело, пожалуй, не выживет, а Рогозину только щеку располосовало...

Скрутило мышцы Пятницкого зябкой судорогой, заныло в груди, от прилившей бешеной крови в голове пошел гул. Андрея ранило! Еще Баруздина... Шагов на триста продвинулись, еще боя, по сути не было, а троих уже нет. Если так дальше пойдет... Кретин несчастный! "Вперед! За мной!.." Не шапку надо было, а башку твою неразумную продырявить!

- Коркина пришли сюда,- давал указания капитан Будиловский,- вторым взводом сам покомандуешь. Разведчиков при себе держи, обеспечение связи возьму на себя. Понял, лейтенант?

Все понял Пятницкий, с трудом, но понял. Без труда тут не сразу поймешь. Андрея изуродовало, Баруздин, сказали, не выживет, у заряжающего Сисенбаева рана тоже не из легких.

К аллее дорожных осокорей подошли три самоходки.

Рослый офицер в раскрыленной плащ-палатке, издерганный неудачными атаками, блажным голосом кричал на самоходчика:

- Ни минуты промедления! Пехота за вами пойдет!

Самоходчик пытался что-то втолковать ему, до слуха Пятницкого донеслось только:

- Это не танки, поймите...

Никакие доводы, похоже, не действуют, глух к ним; тот, в плащ-палатке, глушит сознание, что лежит пехота.

- Не празднуйте труса, капитан! - бьет по самому чувствительному.Вперед, развернутым строем!

Перекосило всего, налило злобой капитана, да не тот у него чин, чтобы одолеть налетевшего, вернуть ему благоразумие. Делает последнюю попытку:

- Разрешите хоть одному орудию задержаться, прицельно с места поддержит.

Эта попытка настоять на более разумном еще больше взбесила пехотного командира, стал размахивать кулаком.

- Никаких с места! Полдня царапаемся на месте! Вперед!

Пятницкий возбужденно встряхнулся, закипел жаждой действия. Расстегнул давивший на горло крючок полушубка, сиганул через кювет, через другой, запинаясь о спрессованные гусеницами выворотни снега, побежал к самоходкам.