Николай Рутыч - Белый фронт генерала Юденича. Биографии чинов Северо-Западной армии Страница 13

В начале декабря 1918 г. Юденич был принят советником английского посольства Р. Клайвом и военным атташе в Швеции Я. Бооуллером. Имея в виду английский десант в Мурманске и Архангельске, генерал Юденич развивал идею о переброске в Финляндию Русской Северной Армии из Архангельска и Псковского (Северного) корпуса из Эстонии. Каждое из упомянутых соединений насчитывало от 3-х до 4-х тысяч человек. К ним можно было бы добавить 2-3 тысячи офицеров, находившихся в Финляндии. Однако эти предложения натолкнулись, как пишет генерал П.А. Томилов, на полное непонимание англичан и их указания на невозможность нарушения финляндского нейтралитета{~32~}.

Гораздо больше понимания генерал Юденич встретил у французского посланника Делаво, «большого русофила»{~33~}. По-видимому, от него, как и от русского посланника в Швеции К.Н. Гулькевича, генерал Юденич получил сведения о том, что французский министр иностранных дел Пишон в своих декабрьских выступлениях в парламенте заявлял: «...Все наши вмешательства в России за последний год были направлены против Германии»{~34~}. Еще более четко высказался по вопросу помощи борьбе против большевиков военный министр Англии У. Черчилль, указывая на то, что после конца мировой войны «исчезли все аргументы, которые могли вести к интервенции»{~35~}.

Многим белым генералам, в том числе генералам Щербачеву и Деникину, хотелось верить, что после капитуляции Германии у союзников освободятся неограниченные силы для борьбы с большевизмом, что наступит время для активной помощи Белому движению. В действительности, начиная с ноября 1918 г., никаких сил, под прикрытием которых могли бы развернуться белые армии для решающего удара, нигде так и не было высажено. Английская оккупация Мурманска и Архангельска в 1918 г. преследовала узкую цель — не допустить захвата при участии Германии огромного военного имущества, доставленного туда еще во время Великой войны.

Высадка французских войск в Одессе и в Севастополе после ухода немцев и их поспешная эвакуация оставили у генерала Деникина «тяжкое чувство горечи, обиды и возмущения»{~36~}.

Быстро разобравшись в сложившейся после поражения Германии международной обстановке, Юденич, не возвращаясь больше к вопросу помощи союзных армий, в своем добавлении к записке А.Ф. Трепова, переданной союзникам 10 декабря 1918 г., настаивал: «...Для успеха нашего дела необходимо воздействие союзников на Финское правительство, на предмет предоставления возможности к беспрепятственному формированию добровольческих отрядов на территории этой страны»{~37~}. К этому он добавил, что «для первоначального вооружения формируемых отрядов, оружие и запас боевых припасов может быть предоставлено финским правительством из числа русского имущества, оставленного в свое время в Финляндии»{~38~}.

В связи с оценкой обстановки и выводами, сформулированными в послании союзникам, естественно, что Юденич искал встречи с прибывшим в Швецию только что избранным (12 декабря 1918 г.) финляндским регентом, генералом К.Г. Маннергеймом. Однако генерал Маннергейм, опасаясь пристрастного истолкования в прессе встречи с генералом Юденичем во время своей первой поездки за границу в качестве регента, предпочел вести переговоры через генерала для поручений Теслофа{~39~}, а самую встречу отложить до своего возвращения в Финляндию. Уже во время этих переговоров вопрос о формировании русских добровольческих частей в Финляндии был поставлен в зависимость от решения финского правительства, с учетом того, что такие формирования могут вызвать враждебную реакцию советского руководства.

3 января 1919 г. генерал Юденич вернулся из Стокгольма в Гельсингфорс и уже 5 января встретился с генералом Маннергеймом. На этой первой встрече генерал Маннергейм, не отказываясь в принципе от идеи участия финской армии в освобождении Петрограда, категорически потребовал немедленного признания независимости Финляндии и территориальных уступок как в восточной Карелии, так и на берегу Кольского полуострова. Естественно, что генерал Юденич не мог согласиться со вторым требованием и в единоличном порядке взять на себя сразу всю ответственность за решения в таких вопросах. Возникла необходимость как создания на месте соответствующей организации, представляющей интересы России, так и вхождения в связь с Русским Политическим Совещанием в Париже, где вопросами внешней политики занимался бывший министр иностранных дел С.Д. Сазонов, в это время уже признавший адмирала А.В. Колчака как Верховного Правителя России.

Об оценке создавшегося положения лучше всего, как нам кажется, можно судить по записи в дневнике контр-адмирала Владимира Константиновича Пилкина (см. его биографию), оставленной 6 января 1919 г., вскоре по возвращении из Стокгольма и на следующий день после встречи с генералом Маннергеймом. Приведем эту запись полностью, без каких-либо сокращений, имея в виду, что она ярко передает то впечатление, которое оставил генерал Юденич у адмирала Пилкина после этой их первой встречи:

Целый день ждал указаний в котором часу меня примет Юденич, которому я послал карточку с просьбой назначить мне время для разговора. Наконец мне передали, что он будет ждать меня в 6 с половиной.

В 6 часов мы только кончили наше совещание. Накурили так все, что плавали в сизо-сером дыму. Я очень торопился чтоб поспеть в «Societe», где остановился Юденич, но ровно в половину седьмого я входил к нему в номер.

Юденич — это второй Михаил Коронатович (речь идет о вице-адмирале Михаиле Коронатовиче Бахиреве — друге контр-адмирала В.К. Пилкина. — Н.Р.), по типу конечно, так он вовсе не похож. Небольшого роста, коренастый, со взглядом исподлобья. По-видимому, очень осторожный, не без лукавости, несколько застенчивый, как и Михаил Коронатович. Вероятно, упрямый, наверное, умный. Помнится, Михаил Коронатович, глядя на его портрет (кстати, мало похожий), промолвил с одобрением: «Не дурак выпить». Может быть и не дурак! На это намекает отчасти нос, хотя и не сливой и не красный, но в очертаниях его есть что-то... обещающее, что ли? Усы, седые, длинные. Когда я вошел к нему, у него был какой-то плотный, неопределенных лет курчавый господин, со ртом акулы и с ласковым взглядом... Буксгевден оказывается. Мы пожали друг другу руку, и он вышел. Я одно мгновение боялся, что он останется.

Мы сели с Юденичем друг против друга и я начал, взвешивая каждое слово, свой доклад, что ли? Я ему сказал, что беспокою его своим посещением, потому что являюсь старшим из морских чинов в Финляндии, что на мне, как на старшем, лежат, согласно Морскому уставу, юридические обязанности по отношению к находящимся морским офицерам, не говоря о нравственных. Ко мне обращаются за советами, обращаются с просьбами, обращаются за руководством, но не зная обстановку, я не могу руководить моими сослуживцами. Они не знают, что им делать, и я не знаю, что делать. Офицерство терпит нужду и офицерство желает принять участие в общем деле освобождения России от большевиков. Обе эти причины заставляют офицеров стремиться на какой-нибудь из действующих фронтов. Но пробраться на Мурман сперва было сравнительно легко, но теперь и туда путь закрыли. Остался путь на южный берег, в Ревель. Но наша цель свергнуть большевистскую власть; достигается ли эта цель записью в Эстонские войска? Не будет ли это трата наших сил, которые могут еще пригодиться, когда потребуется напрячь разом все силы России. Недаром Деникин предупреждал, что стараясь с негодными средствами свергнуть большевиков, офицерство потеряло 30 тысяч человек и таких генералов как Алексеев, Корнилов, Марков.