Нина Соболева - Год рождения тысяча девятьсот двадцать третий Страница 13

Костя мне тогда мрачноватым и немного неестественным показался, будто какую-то роль играет: отвечает коротко, ни о ком доброго слова не скажет, к выступающим относится насмешливо. А потом я поняла, что, во-первых, он, видимо, меня смущался, к тому же он своей внешностью недоволен. Он очень «блондинистый», а за голубые глаза и нежный цвет лица его до сих пор «девочкой» зовут. Вот он и старается быть грубоватым, невозмутимым. Басит, ходит враскачку, усмехается иронически. Рядом с коренастым Донькой Костя кажется нескладно высоким и сутулым. Спорт он считает «детской забавой» для тех, кому «делать нечего». И как только они дружат с Донькой? Но все это я узнала позднее, а во время концерта Костя отвечал Галке на все ее вопросы, и я теперь тоже многих в их школе знаю.

Самодеятельность в их школе явно сильнее нашей. Хор просто отличный. И отдельные номера тоже интересные. Донька был очень хорош в своем новом синем тренировочном костюме (Галка, кажется, ревнует его к партнерше-акробатке). Но больше всего аплодисментов выпало на долю конферансье — Юрочки Хочинского, — так остроумно он представлял выступающих, комментировал их номера, рассказывал сам смешные истории. А под конец программы он и пел — сначала один, а потом с приятелем-пианистом, который, кстати, не только хорошо играет, но еще и поет. Они спели песенку своего сочинения, и им очень аплодировали. Вызывая, стали галдеть: «Пойте все вместе!». И тогда на сцену вытащили их третьего дружка (их так «мушкетерами» и зовут), и они очень здорово спели на три голоса «Сулико» и новую песенку Блантера «Когда душа поет и просится сердце в полет…» Главное, тихонько пели, слушая друг-друга — видать, давно уже спелись. Их прямо не отпускали со сцены. Выглядят они действительно как мушкетеры: все трое высокие и каждый по-своему какой-то заметный, яркий, хоть портрет с каждого пиши. Юрочка[11] (его все так зовут) даже слишком красивый — удлиненный овал лица, крутой подбородок, темные брови будто нарисованы и глаза близко к переносице. Будто принц из персидских сказок, только тюрбана на голове не хватает! Пианист совсем другой, именно «поэт» — худощавый, светло-русый, кольца волос со лба откидывает. Черты лица тонкие, от волнения румянец на скулах, и весь он какой-то вверх устремленный, светящийся, «со взором горящим». Когда играет, то чуть улыбается, и это ему очень идет. Третий выглядит старше их и петь явно смущается. Напомнил он мне кого-то, но не могу вспомнить, кого: крупная голова на широких плечах (от шапки черных волос еще больше кажется), крупные черты лица, сердитые сросшиеся брови. Белая апашка[12] подчеркивает смуглость. Рисовать его очень хорошо, и не акварелью, как поэта-пианиста, а острым пером, тушью набросок с него сделать бы. И где только видела портрет, похожий на этого парня?

Арнольд 1939 г

Получилось так, что именно с этим «сердитым» я познакомилась, а Галка об этом даже не знает и мне не хочется ей говорить. После концерта, когда включили радиолу, стулья и скамейки расставили вдоль стен и начались танцы. Галка из-за каких-то своих дипломатических соображение утащила Костю танцевать, бросив меня (что показалось мне немного обидным), и я отошла в сторону. Но там мальчишки громоздили скамейки уже вторым этажом и начали занимать места на «галерке». Сидеть вплотную к танцующим было неудобно, и я уже поглядывала, как бы и мне наверх забраться. А тут шагает по скамейкам тот самый суровый мушкетер, заметил меня, руку подает: «Ну, смелее!» Я влезла, прошла с ним по скамьям до стены и села там как в ложе. «Вот какие у нас отличные места!» — смеется (оказывается, он и смеяться умеет, и глаза у него под широкими бровями — серые, веселые!). И правда, сверху хорошо видно всех танцующих и не так душно.

«А я вас знаю, — вдруг говорит он. — Вы знакомая девочка нашего Кости Супрона». Я удивилась очень, но, оказывается, что Донька поручил ему наши места перед концертом стеречь, и так и объяснил — мол, четыре места: для него с Галкой и Косте с «его девочкой». И весь концерт он сидел за нами. Мне почему-то очень неприятно было, что меня уже за «костину девочку» считают, и я перевела разговор на другое: «А я вас тоже знаю! (Он начал на «Вы», ну и мне приходится так же) — вас мушкетером зовут». Он рассмеялся: «Это нашу троицу чуть не с первого класса так окрестили. Но у нас есть еще и персональные прозвища».

«Атос, Портос и Арамис?» — спрашиваю. «Если бы, — говорит. — Нет, гораздо более прозаические. «Поэт», «Артист» и «Чокнутый». Можете определить, кому какое принадлежит?»

Я так и фыркнула. Ну конечно, он не «Артист» — это про Юрочку. И не «Поэт». Значит, он «Чокнутый»? Почему? Чем «чокнутый»?

«Ну, это лучше спросите у тех, кто меня так прозвал», — смеется. «А настоящее имя у вас есть?» Он привстал и чуть ли не каблуками щелкнул: «Разрешите представиться — Арнольд, или лучше — Алька». Ну, и я представилась. А тут музыка кончилась и он говорит: «Вам, видно, пора идти. Вас уже ждут». (Я так и не поняла — он дурачится или всерьез со мной на «Вы» говорит. Меня, кажется, впервые так называют). И действительно, Галка с Донькой и Костей меня уже ждут, я их сверху вижу, а они меня — нет. Пошла я к ним, хотя мне и не очень хотелось. И снова было неловко перед этим Алькой — вроде подтверждалось то, что я не сама по себе, а «чья-то девочка».

Продолжу завтра, а сегодня кончаю, уже поздно и мама велит гасить свет. (Предполагается, что я пишу «сочинение»).

28 марта 1940 г.

Вот, собиралась «завтра» закончить, а продолжаю аж через две недели — так у меня все закрутилось, что и с уроками-то еле управляюсь. Были за это время и всякие неприятности с физичкой, да уже вроде последняя контрольная перевесила итог в сторону твердой тройки.

Продолжу про тот «исторический» вечер. А он во многом действительно исторический: впервые у меня с того вечера появился знакомый мальчик, с которым мы «гуляем», говорим о всяких умных вещах и даже ходим на танцы! И никто из школьных девчонок об этом не знает — Галка не в счет. Ну, что ж, наверное, пора! Все же мне через десять дней исполняется семнадцать лет!

Итак, меня «нашли», и Галка, конечно, выговорила мне за то, что я «куда-то пропала», хотя сама же и оставила меня одну. Костя пригласил меня танцевать, а Галка с Донькой тотчас исчезли и появились лишь в конце вечера, судя по физиономиям, рассорившиеся вдрызг. Ну да это у них не впервой! Костя танцует хорошо, но сначала все молчал. Потом мы с ним понемножку разговорились. Домой шли пешком, по Фонтанке. Галка с Донькой сразу начали выяснять отношения и ушли вперед, а мы с Костей шли, далеко отстав от них, и я сначала никак не могла найти тему для разговора (как кончились танцы, Костя снова умолк). О чем ни скажу — обо всем с насмешкою: «Чепуха это!», «Ерунда!» — и о спорте, которым Донька увлечен, и о фильме, который сейчас везде идет, «Волга-Волга». Фильм, правда, глуповатый, но ведь смешной, и актеры хорошие. Из всего Чехова ему почему-то один только «Ионыч» нравится — целую обличительную речь вдруг произнес против всяческих современных ионычей, которые только о том, чтобы сытно и безбедно жить мечтают. Будто меня надо убеждать в этом! Но все же он, видимо, мало читал Чехова: попробовала заговорить о «Доме с мезонином», о «Попрыгунье» — впечатление, что не знает их, но не хочет признаться. Говорит: «Конечно, и этот рассказ неплохой, но «Ионыч» — лучше». А потом случайно заговорили о машинах, о технике (я думала, что «Эмки» отличаются от «ЗИСов» только внешним видом), и Костю будто подменили! Оказывается, он прекрасно разбирается в двигателях внутреннего сгорания, уже имеет права, водит автомобиль, мотоцикл и даже конструирует сам какой-то мотороллер — вроде мотоцикла, но с маленькими колесами. Их в США выпускают, а у нас еще нет. И Костя уже седьмую модель делает. То есть он не только разрабатывает конструкцию, чертит чертежи, но и сам вытачивает нужные детали (в мастерской паровозного депо — отец у него машинист), подбирает из старых частей нужное и полностью своими руками делает эти роллеры! Я до сих пор и слова-то этого не знала. Последняя его модель имела скорость около 50 км/час, а скоро он будет испытывать новую — КАС-7 (Константин Андреевич Супрон) и предполагает, что она будет давать 75 км/час. Это по-настоящему увлеченный своим делом человек, не боящийся никакой работы, не в пример многим нашим мальчишкам. Он умеет слесарить, на токарных и фрезерных станках работать (и чем только они отличаются?). Руки у него в ссадинах, мозолях, как у настоящего рабочего, и мне теперь неловко за то, что я сначала отнеслась к Косте несколько свысока из-за того, что он не читал там чего-то, плохо знает Эрмитаж и ни разу не был в филармонии. Да я и сама-то в филармонии только два раза была, да и то не сама пошла, а меня Адка потащила.