До свидания, мальчики. Судьбы, стихи и письма молодых поэтов, погибших во время Великой Отечественной войны - Коллектив авторов Страница 13

21 января 1939

Я знаю, что для того, чтобы осуществить свои замыслы, я должен всю жизнь учиться – у жизни, у книг, у людей, у вещей, у себя, у мира, у врагов своих, у жуков и ящериц, у ручьев, у звезд, у солнца – у всего всему учиться.

24 января 1939

Вчера я был в кино, см отрел «Александр Невский». Картина потрясла меня и – возмутила! Возмутила ее претенциозность и ее лубочность, никак непростительная для такого замечательного режиссера, как Эйзенштейн. Вчера вечером я написал Эйзенштейну огромное письмо… В этом письме я писал ему всю правду о его фильме и о современном искусстве, а также развивал мысли об искусстве вообще. Но сегодня утром, прочтя еще раз это письмо, я вдруг ощутил, как жалок мой голос в реве похвал, который поднимается вокруг «Ал. Невского». Я понял, что Эйзенштейн все равно не поверит мне… Если б оно было хвалебное, он, конечно, бы поверил! Но хвалить эту картину нельзя… Это – лубок. Александр Невский – Черкасов – просто докладчик о международном положении, одетый в костюм Александра Невского. Патриотические картины нужны, ибо нашей стране все больше и больше грозит опасность, но разве такими должны быть патриотические картины?

2 февраля 1939

Кажется, что весь ты – сердце, одно лишь теплое сердце…

2 февраля 1939

И еще мы сегодня печатаем сообщение о награждении артистов кино. Кажется, и писателей многих наградили. Заслуженно награжден только Шолохов. Все остальные награждены лишь за неимением более достойных. Все эти козявки литературные будут забыты. О них забудут за год до их смерти, а через год после их смерти вспомнят о них, чтобы снова забыть – уже навсегда. Страшно подумать, сколько бумаги сейчас тратится на печатание никому не нужного литературного барахла! Когда же поймут это писатели? Когда совесть закричит в них?..

5 февраля 1939

Сейчас есть несколько хороших, настоящих поэтов: Пастернак, Джамбул (в лучшей своей части), Михаил Голодный, Михаил Светлов, Николай Асеев. Последние три – не очень хорошие, но гораздо лучше других. Настоящий же поэт – Пастернак. Когда-нибудь я тебя познакомлю с его стихами.

28 февраля 1939

Мне страшно иногда становится даже от того, как я к тебе привязался, привык, приблизился. Очень страшно. Страшно потому, что какой-то нутряной голос, сокровеннейший голос, который никогда меня не обманывал, говорит мне – даже не говорит, а смутно внушает, что все это кончится, оборвется, рухнет.

19 марта 1939

Я совершенно был ошарашен взятием Чехословакии. Французские болтуны нехорошую затеяли игру. Гитлер повесит их на тех самых тесемочках, в которых они делают ему подношения. Ну черт с ними. Слава Всевышнему что мы – не они.

Скрежетал зубами, когда умирала Испания. Но она жива! Этот народ не даст себя задушить и скомкать. Мир стоит перед величайшими событиями.

8 апреля 1939

Статью о Маяковском написал одну, уже сдали вчера в набор, а цензор опять придрался. Такое зло меня взяло! Не дали этой статьи, хотя уже набрана она была. Ребятам понравилась. Редактору тоже. Но цензор (женщина) наш – весьма строптивая скотина. Уперлась в свое! Глупая. Я тебе летом про нее расскажу. Всех считает врагами народа, кроме себя и членов правительства и ЦК партии…

30 апреля 1939

Я так тебя люблю, ангел мой, душа моя, сестра моя…

18 августа 1939

Человечество задыхается в грязи и мраке, тысячи людей умирают на бранных полях, страны – целые страны, изумительные страны – сносятся, стираются с карт; сироты дрожат в ночах беззащитными толпами; кучка собак арийского происхождения пытается особачить человечество, запоганить нашу страну, растоптать нашу культуру, изгрязнить нашу жизнь, навязать нам свои собачьи законы. Мир сошел с ума. И в такие дни, в такие дни, каких не знала еще история, ты можешь быть равнодушной к человечеству, к человеку, к себе?

3 сентября 1939

Итак, война. То, чего ждешь, совершается неожиданно. Фашизм показал самого себя. Укорить его нечем. Он делает то, что уже делал, и то, что должен делать по своей природе. Для того чтобы он так не делал, надо его бить, душить, а не заключать с ним мирные договора.

…Польшу терзают. Польшу! Ведь это же родной народ нам, русским.

30 сентября 1939

Вчера я был у Веры Леонидовны. Слушали по радио Пятую симфонию Шостаковича…

А потом я попросил листок бумажки и составил проект памятника намогильного себе, с надписями со всех четырех сторон:

1. Свет рождается тьмою.

2. Тьма – враг света.

3. Тьма есть свет.

4. Здесь беспокоится человек.

10 октября 1939

Осуждать можно только дела, но человека нельзя. В человека можно и должно лишь верить…

15 января 1940

Я ввел в редакции со вчерашнего дня новый прием приветствия: по-антифашистски поднимать к голове правую руку, сжатую в кулак, и говорить: «Рот-фронт!»

Я – антифашист.

18 января 1940

Получил военный билет. Зачислен в запас 2-й категории.

22 января 1940

Через Мурманск идет в Германию американский хлеб (до Мурманска – на пароходах, а из Мурманска – эшелонами по железной дороге).

21 июля 1940

Вчера узнал о смерти Троцкого. Его убили, конечно, по подкупу…

25 ноября 1941

Дорогая Вера! Ты в Казани? Срочно сообщи свой адрес. Пиши мне: г. Троицк Челябинской области, гл. почтамт, до востребования. В Уфе я проездом. Еду в Троицк, в часть. Пиши о себе. О наших ничего не знаю – папу видел месяц назад, а маму и Марусю – еще в июле.

До свидания, девочка.

Твой Вася

Стихотворения Василия Кубанёва[14]

* * *

Ты думаешь, мне каска не к лицу

И плотная шинель не по плечу?

Ты думаешь, что я в прямом строю

Сутуловатость покажу свою?

Тебе порой бывает невдомек,

Как от бумаги легкой я далек.

Ты думаешь, что я не запою

Отдельным голосом в густом строю?

На первый взгляд, затем ли надо жить,

Чтобы ружье, как греческий, зубрить?

Ты думаешь, в стреляющем строю

Я не сломлю застенчивость свою?

Тебе тревожно: все, чем сам я жил,

Распотрошит казарменный режим.

Ты думаешь, что в боевом строю

Я разверну несдержанность свою?

Ты думаешь, насильственный расчет

Мою раскидистость перетолчет?

Ты думаешь, в шагающем строю

Я позабуду выдумку свою?

Не беспокойся. Разве можно жить

И насовсем о