Василий Ардаматский - Две дороги Страница 13

— Что вам угодно?

— Могу ли я видать мадемуазель Юрьеву? Я ему старый друг.

— Она еще спит.

— Разрешите ждать... такой погода, бррр...

Он провел пастора в гостиную и разбудил Юлу.

— Который час? — спросила она, не открывая глаз.

— Скоро девять.

— Ты с ума спятил!

— К тебе пришел какой-то поп.

Юла широко открыла глаза — сон как ветром сдуло. Она вскочила и начала торопливо одеваться:

— Иди займи его, я сейчас.

Она вышла в гостиную в черной юбке и белой блузке — сама скромность. Пастор встал ей навстречу с радостной улыбкой. Дружиловский наблюдал за ними подозрительно — казалось, они видят друг друга в первый раз в жизни.

— Сержик, оставь нас вдвоем, я тебя позову, — сказала Юла несколько смущенно.

Он привык не удивляться, не спрашивать — ушел в столовую, сел в кожаное кресло и развернул газету...

Примерно через час он услышал, как стукнула дверь на лестницу, и в столовую вышла сияющая Юла.

— Ну, Сержик, могу тебе сказать, на всей земле единственные приличные люди — англичане, — сказала она, подойдя к нему и держа одну руку за спиной.

Он отложил газету и молча глядел на нее с усмешкой.

— Ну что, что ты смотришь на меня как прокурор на вора? — Лицо у нее сразу стало злым.

— Что-то он очень долго отпускал тебе грехи. Их так много? — спросил он, глядя на нее снизу вверх и поглаживая усики.

— Дурак! — крикнула она с перекошенным злостью лицом и, вынув руку из-за спины, бросила на стол толстую пачку денег. — За свои многочисленные грехи ты не имеешь ни копейки, — добавила она и повернулась к нему спиной.

— О, за этот грех попы платят так много?

Юла повернулась и влепила ему пощечину.

Дружиловский бросился вон из квартиры.

— Пальто, дурак, надень, простудишься! — крикнула она ему вслед.

Он быстро шагал по улице, спускавшейся к порту, на мокрой мостовой ноги противно скользили, лицо хлестал влажный холодный ветер с моря, но злость не остывала. Хотя он уже понимал, что сердиться на жену было, в общем, не за что, да и невыгодно... Дождь резко усилился, он уже чувствовал на плечах влажный холод. Проезжавший мимо грузовик обдал грязью — а, будь все на свете проклято! Он повернул назад. Его бесило теперь подозрение, что Юла, очевидно, причастна к деятельности, о которой он и сам мечтал, почитывая свои любимые книжки про шпионов.

Весь день они не разговаривали, но вечером он пришел в ресторан и попросил у Юлы прощения. Она только что вернулась с эстрады в свою уборную, из зала еще доносились аплодисменты, и он знал, что в эти минуты у жены всегда хорошее настроение. Выслушав извинения, она потрепала его по щеке.

— Что с тебя, дурачка, спросишь? — сказала она, устало опускаясь в кресло.

Он молчал, рассматривая бесчисленные фотографии жены, которыми были увешаны все стены уборной.

— Садись, в ногах правды нет, — сказала она и, когда он присел на краешек кушетки, добавила: — Ляхницкий сказал мне, что он погорел с твоими дурацкими книжками про сыщиков. Долги большие?

— Не очень.

— Я дам тебе денег, и завтра же верни все Ляхницкому, мне не хочется, чтобы мы были у него в долгу.

Он встал, подошел к жене и приник к ее руке долгим поцелуем.

— Спасибо, Юлочка... меня самого этот долг мучил больше всего.

— Ладно, все забыто, — улыбнулась она. — Иди в зал, я закажу тебе ужин. Домой пойдем вместе.

Ляхницкий был у них в доме своим человеком, непременным участником их карточных вечеров. Это был веселый компанейский мужчина лет сорока, немного тучный, но очень подвижный. Его крепкое, гладкое лицо всегда излучало веселую доброжелательность. С ним было легко и весело, он всегда был начинен анекдотами и новостями. Судя по всему, больших денег у него не было, газета его, рассказывали, не приносила почти никакого дохода, но он не унывал и, как истый поляк, любил жить вкусно, с форсом.

Когда Дружиловский вернул ему долг, Ляхницкий вроде даже обиделся.

— К чему такая спешка? — спросил он, огорченно глядя на Дружиловского черными маслеными глазками. — Я у вас в большом долгу за то, что имею счастье часто видеть вашу красавицу Юлочку. — Он уже давно с чисто польской пылкостью и краснословием изображал безумную влюбленность в Юлу, грозил при случае застрелить ее мужа.

Ляхницкий знал все политические новости и охотно рассказывал друзьям и такое, о чем газеты не писали. Дружиловский заметил, что последнее время Юла слушает его особенно внимательно и, разыгрывая наивное любопытство, задает наводящие вопросы. Он догадывался теперь, зачем ей это нужно. Впрочем, слушая Ляхницкого, часто с ним встречаясь, выполняя его задания для газеты, имея возможность сопоставить некоторые факты, он все чаще подумывал, что их друг тоже не просто редактор.

В этот вечер он условился с Ляхницким встретиться в ресторане «Метрополь» и поджидал его в баре. Редактор, как всегда, опаздывал, и Дружиловский очень злился — денег было разве что на рюмку коньяку, это мешало держаться независимо. А тут еще важный бармен в белоснежном смокинге, будто заглянув в его карман, сновал мимо него и вьюном вился возле белобрысого юнца с перстнями чуть ли не на всех пальцах. Ничего так не угнетало, не выводило из себя, как отсутствие денег. После провала издательской затеи Юла посадила его на голодный паек, а гонорар в газете у Ляхницкого — копейки.

Но вот бармен наконец обратил на него внимание, учтиво поклонился, и пришлось заказать коньяк.

Дружиловский взял со стойки русскую газету и углубился в чтение объявлений... Русский офицер страстно желал соединить свою судьбу с судьбой хорошо обеспеченной вдовы... Молодая русская учительница, знающая французский и немецкий языки, хотела бы бескорыстно посвятить себя одинокому пожилому человеку... «Наймусь сторожем в солидное торговое дело с проживанием и столом...», «Русский с высшим политехническим образованием и довоенным опытом желает стать компаньоном в богатом хозяйстве, имеющем машины...»

Он отбросил газету, его всегда угнетали эти объявления — становилось тревожно и страшно за себя.

Ресторан начинал заполняться, в баре зажглись неяркие бра.

Наконец Ляхницкий взгромоздился на высокий стул рядом.

— Извините, пришлось переделывать первую полосу, — сказал он, шумно дыша. — Получили новое сообщение о предстоящей мирной конференции в Риге. Английское правительство хочет послать своих наблюдателей.

— Чертова политика, всем она мешает жить, — сказал Дружиловский.

— Ой не так, дорогуша, политика нас кормит, — мягко сказал Ляхницкий. Он посмотрел на часы, торопливо допил свой коктейль и легко соскочил со стула.