Алексей Пензенский - Нострадамус Страница 13

С получением докторской степени была завершена целая глава жизни Нотрдама. Учение закончилось – начиналась взрослая жизнь практикующего врача. Мишель покинул Монпелье, и ему предстояло найти себе место для работы. Он возобновил кочевую жизнь. Путь его лежал в края, которые он знал не понаслышке – в долину Гаронны. О жизни Нотрдама с 1533 по 1539 год нам известно немного. Все биографы предсказателя, начиная с Жана-Эме де Шавиньи, описывают этот период очень кратко. Сам Нострадамус ограничился замечанием, что вел практику в основном в окрестностях Ажена и в самом этом городе.

Сообщается, что однажды, во время пребывания Нотрдама в Тулузе, молодой врач получил письмо от Жюля Сезара Скалигера, известного французского филолога, критика, поэта и врача итальянского происхождения. Скалигер, наслышанный о Нотрдаме как о молодом, но весьма способном медике, пригласил его в гости в Ажен, город неподалеку от Тулузы, где сам он проживал уже пять лет. Конечно, Скалигер в то время был фигурой намного более известной, чем Нотрдам. В свои неполные 50 лет он прославился на всю Европу резкой критикой Эразма Роттердамского и его латинского перевода Нового Завета (в 1536 году, после смерти Эразма, Скалигер взял свои резкие выпады назад и посвятил памяти гуманиста волнующую элегию, где писал, что самые яркие звезды, увы, тоже гаснут). У Нотрдама к тому времени не было ни одной печатной публикации. Несмотря на такую «неравновесность» фигур, в приглашении Нотрдама Скалигером все же нет ничего необычного: старые книжники охотно подыскивали себе учеников и помощников из числа молодых ученых. Как бы то ни было, Мишель, откликнувшись на приглашение Скалигера и прибыв в Ажен на несколько дней, задержался там на несколько лет.

Характер у Скалигера был непростой. Смирение и скромность вообще не были свойственны гуманистам и эрудитам XVI века. Как метко выразился А. X. Горфункель, «скромность вообще не была достоинством создателей философии итальянского Возрождения: за безличную анонимность монашеских орденов и университетских коллегий держались скорее защитники традиционного авторитарно-догматического сознания».[32] Но пылкая итальянская натура Скалигера отличалась особой нетерпимостью к чужим интеллектуальным достижениям, что выделяло его из ряда «нескромных эрудитов». Складывается впечатление, что его задевала за живое чужая слава; всякий раз, когда кто-либо из его бывших друзей или коллег становился более или менее знаменитым, Скалигер разрывал с ним отношения и осыпал агрессивно-оскорбительными эпиграммами и письмами. Впоследствии он так же поступит и с Нострадамусом – после успеха последнего при королевском дворе.

Но тогда, в 1533 году, Нотрдам явно понравился Скалигеру, и это впечатление было взаимным – молодой безвестный врач принял предложение маститого филолога и поселился по соседству с ним. Вскоре он обзавелся семьей, взяв в жены, по словам Шавиньи, «весьма достойную и очень красивую девушку». Впоследствии, когда семья Нотрдама погибнет и он уедет из Ажена, он никогда не будет вспоминать ни в своих книгах, ни в устных беседах о своей первой жене. Мы не знаем даже ее имени, хотя по непроверенным данным Торне-Шавиньи, ее звали Генриетта д'Энкосс. Эта странная забывчивость Нотрдама наводит на мысль, что в Ажене случилось что-то такое, что он пожелал потом забыть, но что именно – до сих пор неизвестно.

Мишель и его «прекрасная незнакомка» принимали у себя высший свет Ажена в лице Жюля Сезара Скалигера и его друзей, также образованных людей. Среди них заслуживает упоминания молодой профессор Филибер Саразен, чей старший сын, названный в честь ученого друга и покровителя Скалигером, уже ходил в школу. Саразен принадлежал к числу новоявленных «лютеров», как называли поклонников немецкого реформатора, но Мишелю были гораздо важнее его познания древних текстов, чем религиозные взгляды.

Оноре Буш рассказывает в своем исследовании по истории Прованса, что местные нотабли, которым однажды сообщили, что Скалигер и Нострадамус собираются покинуть Ажен, пришли к ним и предложили ученым ценные подарки, чтобы те остались в городе. Оба врача, пожилой и молодой, отклонили дары со словами, что если отцы города желают одарить кого-либо, то лучше пусть одаривают больных, инвалидов и обездоленных. Этот ответ вызвал восхищение у горожан, и на следующий день обоих врачей торжественно пронесли по улицам на руках. Этому анекдоту, красивому и трогательному в своем гуманизме, вряд ли можно верить. Учитывая особенности характера Скалигера, можно утверждать наверняка, что он вряд ли допустил бы возвышение Нотрдама на ту же высоту, на которой стоял сам.

Тем временем у Мишеля родились двое детей, мальчик и девочка (их имен мы также не знаем). Он вел обширную врачебную практику. К молодому эскулапу часто обращались за помощью влиятельные горожане, и его часто видели верхом на муле – именно эти недорогие, смирные и выносливые животные служили транспортным средством для поездок врачей к больным.

Достоверные источники, найденные в архивах, рассказывают, что в начале 1538 года Нотрдам и Скалигер попали в поле зрения инквизиции Тулузы (той самой Тулузы, которая, как мы помним, славилась своим религиозным консерватизмом). Скалигер оказался скомпрометированным в связи с делом Филибера Саразена – протестанта, не скрывавшего своих взглядов. Инквизиция Тулузы именем короля Франциска I отрядила в Ажен одного из своих самых грозных следователей для сбора сведений о взглядах Саразена и его благонадежности. Скалигер подвергся допросу, на Мишеля Нотрдама также пало подозрение.

Монах-доминиканец Луи де Роше по прозвищу Рошето был Великим инквизитором в землях Лангедока и герцогстве Гиень с постоянной резиденцией в Тулузе. На него возлагалась задача выявления и искоренения среди аженцев «лютерской ереси». Рошето прибыл в Ажен в конце февраля, и уже первая его проповедь в церкви святой Фебады носила угрожающий характер. Он призвал паству доносить на соседей и друзей, высказывающих еретические (с точки зрения римской церкви) взгляды. Как всегда в подобных обстоятельствах, в добровольцах не было недостатка. Большое число доносчиков высказало желание свидетельствовать перед выездным судом инквизиции. Все эти устные доносы были тщательно зафиксированы в документах, которые ныне хранятся в архивах Аженского епископства. В ходе расследования, проводившегося в Ажене с 6 марта по 30 апреля 1538 года инквизитором Рошето, три монаха местного францисканского монастыря дали показания против Нострадамуса. Они сообщили, что в 1533 или 1534 году он в их присутствии произносил речи против образов Христа и святых и их почитания.