Николай Шмелев - В лучах прожекторов Страница 13

— За последние дни много летчиков гибнет. У немцев в воздухе перевес. «Мессера» жмут… Была тут у них одна пара. Приноровились, сволочи, на рассвете или в сумерках перехватывать штурмовиков. Поодиночке с задания хоть не возвращайся, чуть отстал — сейчас же собьют…

— А вы чего смотрели, истребители? — перебил его Конев.

Груздев развел руками.

— Ничего не можем сделать. Ходят у самой земли, на предельных скоростях, атакуют одиночек и скрываются. От встреч с нашими истребителями эти «охотники» уклоняются, одним словом, воюют из-за угла, как воры.

— А аэродромы подскока использовали?

— Использовали. Все равно перехватить не удавалось. Я тут кое-что придумал. Да они словно нарочно сгинули куда-то. А у штурмовиков только и слышно: «Черные стрелы! Черные стрелы!..»

— Черные стрелы? — невольно вырвалось у меня. До этого я сидел спокойно и любовался тремя орденами Красного Знамени, привинченными к кожаной куртке Конева.

— Ну да! На фюзеляжах у них черные стрелы. А что? — в свою очередь спросил Груздев.

— Да они же сегодня у нас в Ожедове У-2 сбили!

И я рассказал о трагической гибели Ноздрачева и Мишина.

Конев слушал молча, изредка покачивая головой.

Груздев волновался, несколько раз вскакивал, подбегал к окну и опять садился на свое место. Когда я кончил рассказ, он вдруг набросился на Конева.

— Ты зачем сюда прилетел?

— Буду искать Ковзана, — невозмутимо ответил Конев. — Ты знаешь, он «юнкерса» таранил, а в полку об этом не знали. Пришла наша авиационная газета, и читаем: «Таран Бориса Ковзана».

— Знаю! А чего его искать? Он и сам нашелся!

— Когда? — не поверил Конев.

— За полчаса до твоего прилета. Мне начальник штаба докладывал, что от Ковзана есть вести. Он сейчас ремонтирует свой самолет и через два-три дня будет здесь. Ковзан — дело прошлое. Жора! Золотко! Давай сшибем тех двух гадов! У меня на них вот как руки чешутся!

Конев задумался:

— Зачем же тогда я сюда летел? Выходит, зря?

— Что ты! Очень кстати! Давай вопрос о «черных стрелах» решим!

Конев пытливо посмотрел Груздеву в глаза и вдруг усмехнулся:

— Конечно, давай! Что ты меня уговариваешь. Только как? Ты же говоришь, что они с истребителями в бой не вступают!

— А у меня план есть! — обрадовался Груздев. — План! Мы их выудим в два счета! А вот он нам поможет! — Груздев хлопнул меня по спине. — Я уже все обдумал: ты будешь ведущим, я тебя прикрою.

Конев покачал головой.

— Фантазер ты, Петя! А в общем, попробовать можно. Надо только хорошенько все обмозговать.

Груздев сейчас же вскочил из-за стола.

— Идем на КП! Там распишем все как по нотам, — быстро проговорил он. И почти бегом вышел из столовой, увлекая за собой Конева…

План был прост: подловить противника на приманку, обмануть его видимостью легкой добычи, до которой немцы были больно охочи. Приманкой должен быть мой У-2, охотниками — Конев и Груздев. Все зависело от взаимодействия. Пошли отдыхать, чтобы через несколько часов приступить к выполнению необычного задания.

Под утро я перебросил Конева и Груздева на аэродром в Александровку.

Перед тем как подойти к самолету, Конев положил мне руку на плечо и как бы случайно спросил: «А ты коммунист?»

— Нет еще, комсомолец.

— Значит, наша смена. Знаю, не подведешь. Пошли по машинам…

Завыли моторы. Над полосою закружился снежный туман. Оставляя за собой взвихренный снег, пара истребителей пошла на взлет. С короткого разбега «яки» легко оторвались от земли и, круто взмыв вверх, растаяли в предутренней дымке рассвета.

Я вырулил на старт, взлетел и тотчас же огляделся, разыскивая истребителей.

«Яки» с превышением неслись на меня справа. Я покачал крылом. Ведущий Конев ответил мне тем же. От этого дружеского приветствия на душе стало теплее.

«С таким сопровождением можно хоть к черту в зубы», — невольно подумал я и, взяв курс на запад, на высоте пятидесяти-ста метров полетел в сторону Ожедова, к своему аэродрому.

В плане Груздева мне отводилась довольно скромная роль.

— Как только «черные стрелы» за тобой погонятся, давай ракету! — инструктировал Груздев. — Больше от тебя ничего не требуется. Уноси подобру-поздорову ноги!

— А они прилетят? с недоверием спросил я.

— Можешь не сомневаться. На минуту не опоздают! У этих господ насчет шаблона служба поставлена, что надо, — авторитетно заверил Груздев.

— Хочу спросить, — снова не удержался я. — Если они огонь откроют, что мне делать? Сшибут ведь, гады, в два счета! Как чесанут — так и отвоевался! Ноздрачева-то с Мишиным сразу сбили.

Груздев засмеялся:

— Держись! Не подставляйся! Мы с Петром пропасть тебе не дадим! Да и сам не зевай, ты же комсомолец!

— Все ясно!

Чтобы удобнее было вести наблюдение вокруг, я все время менял направление и высоту полета. Самолет то резко снижался, делая при этом отворот влево, то с набором высоты разворачивался вправо. Ни на минуту не выпуская из поля зрения Конева и Груздева, я пристально следил за горизонтом.

Мутная полоса рассвета разлилась по небу широким пожарищем зари. Звезды погасли.

Чем ближе подлетал я к Ожедову, тем напряженней чувствовал себя. Местность внизу была знакома. Где-то неподалеку лежал аэродром, а там и зенитные батареи. Я знал, что с земли за мной следят десятки глаз. Радисты держали непрерывную связь с истребителями. Но все это почему-то не успокаивало. Возле Ожедова «яки» скрылись за облаками, и я почувствовал себя уязвимым со всех сторон. Настроение упало. Но делать нечего. Назвался груздем — полезай в кузов…

Вдруг со стороны линии фронта показались две точки. Они быстро росли. Через минуту, блеснув серебром, точки вытянулись в черточки. «Ну вот и „черные стрелы“ — тут как тут! — мелькнуло в голове. — Встретились!»

Не тратя времени, я выхватил ракетницу и выстрелил в направлении приближающихся «мессеров». В тот же момент резко убрал газ и перевел самолет с разворотом в глубокое скольжение.

Я не сомневался, что немцы заметили меня. Надо было скорее уходить под прикрытие зенитных батарей.

«Где Конев? Груздев где? Успеют ли прийти на помощь?»

Немцы действительно увидели мой У-2. Ведущий с ходу ввел свой самолет в левый разворот и со снижением пошел в атаку. Сжавшись в комок и всем телом ощущая наведенные мне в спину пулеметы, продолжал стремительно скользить к земле. Лихорадочно билось сердце. В висках стучало. Возле левой плоскости У-2 промелькнула огненная струя. Вторая прорезала крыло.

Меня обдало холодом: «Сейчас даст очередь по кабине — и крышка!»