Анатолий Черняев - Совместный исход. 1974 Страница 13

По «третьему пункту» (об обмене людьми и идеями) дело тоже весьма трудное. Мы, - рассказывает Толя, - согласно директиве решительно возражаем против создания у нас всяких иностранных центров культуры, где можно было бы свободно читать литературу из Франции, Англии, ФРГ etc. Покупать любые их газеты, смотреть фильмы и проч. Мы совсем одиноки в этом упорстве. Наши братья и союзники сидят на переговорах и помалкивают, потому что такие центры есть и в Польше, и в Болгарии, и в Чехословакии, и в Венгрии, не говоря уж об Югославии.

Короче говоря, из беседы с Ковалевым Пономарев, как я понял из встречи его со своими замами перед отъездом в отпуск, сделал вывод: Хельсинское совещание вряд ли закончится в этом году. «И вообще неизвестно еще, как пойдет все дело, раз от нас продолжают требовать такие вещи».

После выдворения Солженицына Юрка Карякин вновь запросился в Прагу. Уверен, что это не пройдет. Зародов (шеф-редактор журнала «Проблемы мира и социализма») и другие, от которых зависит прохождение Юркиной кандидатуры, знают его, как облупленного. Зародов, когда я с ним говорил об этом, не возражая мне прямо, предложил: «Пошли проверку. Посмотрим. Уверен, что он замешан в делах Солженицына и т.п.» (Проверка - это запрос в КГБ, который выдает данные из своего досье и, если в них есть «сомнительные», сопровождает рекомендацией, можно ли или нельзя посылать человека за границу). Я не стал посылать проверку, чтоб лишний раз не привлекать внимания КГБ к Юрке. Думаю, что что-то на этот счет у них имеется, хотя Карякин тщательно скрывает от меня свои связи. Вот судьба чиновника: ты хоть тысячу раз друг - но я тебе не доверяю! Впрочем, теперь-то все, что связано у него с Солженицыным позади, как и его приятельство с уехавшими Коржавиным, Максимовым, а также с Якиром и всякое прочее.

Юрка сообщил, что Эрик Неизвестный тоже собирается «туда». По этому поводу я произнес речь. Карякин со мной согласился, хотя пришел ко мне оправдывать Неизвестного. Не знаю, может тот и передумал уже. Это тоже была бы большая потеря.

29 сентября 74 г.

Б. Н. задумал поучить братские партии экономической политике на случай, если они придут к власти. Побудила его к этому поездка в Италию. А еще раньше история с Альенде в Чили, а потом португальская революция. Он вспомнил о ленинских работах «Грозящая катастрофа и как с ней бороться» и «Удержат ли большевики государственную власть». Б.Н. решил в подражание Ленину опубликовать статью, отталкиваясь от нынешнего кризиса на Западе. Мы с Дилигенским (ученый из ИМЭМО) и отчасти с Лешей Козловым, еще будучи на Даче Горького, сочинили на эту тему сорок страниц, со ссылками на экономические программы компартии. Отправил я это Б.Н.'у на Юг. Вчера он отреагировал: «Не то». Поразительна его бестактность. Ведь ему написали статью, пусть «не то», но он даже не пытается сделать вид, что в тайном соавторстве с нами, он будет ее доводить. Он просто требует, чтобы ему сделали «то». Из разговора с ним выясняется, что кризис он представляет себе по старинке, в духе его экзерциций в институте Красной профессуры в 30-ых годах, что он даже не знает, что компартии давно уже основательно разрабатывают эту тему, многое передумали по сравнению с прежними шаблонами. Он хочет выступить со своим «учением» о современном кризисе, понятия не имея о кейнсианстве, не знает, что это такое, полагает, что это какая-то очередная апология капитализма и имеет отношение только к борьбе с марксизмом, но никакого - к той самой реальной политике государственно-монополистического капитализма, благодаря которой Запад и Япония на протяжении четверти века бурно развивались, причем темпами более мощными, чем когда либо социализм.

Это я пишу, чтобы еще раз напомнить себе, в какой интеллектуальной и нравственной атмосфере я работаю.

А между тем, это не самое худшее. Я, кажется, писал раньше об истории с V томом «Истории КПСС» и о последствиях для нашего Зайцева, который был редактором этого тома, а Б. Н. членом главной редакции всего издания. Зайцев третий месяц в психушке. А новый авторский коллектив подготовил новый текст. Федосеев прислал его Б.Н.'у. Тот велел мне посмотреть. Мы с Красиным посмотрели. Там нет ни ВАСХНИЛ'а с Лысенко, ни «сумбура вместо музыки» (про Шостаковича), ни философской дискуссии с Александровым, ни языкознания, ни «экономических проблем социализма» со Сталиным, ни, конечно, космополитии, ни «дела врачей», ни ленинградского дела. Там нет даже сельскохозяйственного Пленума ЦК 1963 года. Там вообще не замечено даже перемен после смерти Сталина и счет ведется по пятилеткам (1946-50, 1950-55). Все хорошо и все гладко. Партия все предвидела и все делала правильно, в том числе и в области идеологии. Я сказал об этом Б.Н.'у и апеллировал не к тому, что наука в этом томе не ночевала, а к недавней истории с советскими абстракционистами, желая предупредить Б.Н.'а, чем дело может кончится, когда все это дойдет до Генсека.

Позапрошлое воскресенье одиннадцать художников, в том числе те, кто не раз по указанию министерства культуры выставлялись за валюту (в пользу государства, конечно) в Нью-Йорке и Лондоне, задумали на каком-то пустыре, на окраине Москвы сделать вернисаж. Предварительно они обратились за разрешением в Моссовет. Ответа не получили и решили, что молчание - знак согласия. Их беспощадно разогнали с помощью пожарных шлангов и бульдозеров. Картины были конфискованы, некоторые раздавлены. Двоих забрали и посадили на пять суток, а иностранных журналистов и одного дипломата помяли. Дело это мгновенно получило международную огласку. Газеты и «Голоса» подняли большой шум. Братские газеты «Юманите», «Унита», «Морнинг стар» и даже «Ланг ог фольк» выступили с осуждением, заявив при этом, что они, компартии, будут вести «совсем иную культурную политику», если придут к власти.

Через несколько дней картины художникам вернули. Извинились. Разрешили вернисаж в парке Измайлово. Оказывается, Александров-Агентов написал возмущенную записку Брежневу. Смысл ее примерно такой: до каких пор мы будем себе срать в карман? Тут же было велено разрешить выставку и наказать виновных, вероятно. водителей бульдозеров.

Так вот, я Б.Н.'у и напомнил эту историю, сказав: «Когда все эти Голоса начнут смеяться над такой историей КПСС, наши друзья-коммунисты не осмелятся вступиться за нас. Наоборот, им придется поддерживать, хотя и на свой лад, кампании против СССР. Короче говоря, мы опять насерем в собственный карман».

Б.Н. меня выслушал и перевел разговор на другую тему.

Но я еще раз на подобную тему. В августе, в Торонто состоялся очередной конгресс социологов. Туда ездил наш консультант философ Красин. Возглавляли делегацию академик Константинов и директор института Руткевич. Позорище, - рассказывает Юрка (Красин) - невиданное. Не только американцы, но и наши поляки ничего не могут понять: вроде бы в течение ряда лет мы эволюционировали в сторону здравого смысла, ближе к науке, а теперь вдруг опять запели псалмы из «Краткого курса». Спасти лицо пытались в своих выступлениях, и особенно, в «неформальном» общении такие, как Замошкин и ему подобные, которые, кстати, общались с иностранцами на их языках. Но в отчете, присланном в ЦК КПСС об этих - ни слова, превозносятся Руткевич и Ко. Я посоветовал информировать Федосеева. Юра был у него. Федосеев, - говорит Красин, - разводит руками вообще и по поводу Руткевича, которого он в свое время выдвинул против меня по делу о «составе рабочего класса». Я, - говорит Красин, - понял так, что за Руткевичем стоит Ягодкин (секретарь МГК) и еще выше Демичев (секретарь ЦК КПСС по идеологии). В Москве известно, что эта банда обкладывает флажками и самого Федосеева, который, мол, прикрывает разных ревизионистов.