Игорь Фролов - Загадка жизни и тайна человека: поиски и заблуждения Страница 13

Возвращаюсь, однако, к изложению событий осени 1991 года. Оказавшись в Москве, я увидел новую страну и новых людей. К сожалению, и нового М.С. Горбачева. Я позвонил ему, и мы встретились. Я мало надеялся, что ему удастся сохранить Советский Союз, но сказал, что все надежды — на него. Мы договорились о сотрудничестве с создаваемым мною Институтом человека, и он попросил прислать его программу. Однако сделать это мне удалось только в самом конце 1991 года. Дело в том, что болезнь и на этой стадии взяла-таки хоть маленький "реванш", и мне пришлось отрезать если уж не ногу (это будет потом), то хотя бы палец. Я вновь пробыл полтора месяца в больнице, а когда вернулся, ситуация была иной: М.С. Горбачев не был уже Президентом СССР, а стал президентом собственного Фонда.

Распалась КПСС, потом СССР, началось попятное движение к капитализму. В общем, для меня все рухнуло и я уже был не нужен в политике.

Н.Ш. Есть ли у Вас свой собственный "реестр обид" к бывшему лидеру перестройки? С его подачи Вы многое получили, но не меньше и потеряли…

И.Ф. Я не стану ни в чем упрекать М.С. Горбачева, но когда-нибудь, может быть, расскажу обо всем этом и о нем более подробно. Я не чувствую себя обманутым и обиженным и не жалею, что связал на каком-то этапе свою судьбу с М.С. Горбачевым. Работа с ним дала мне много, хотя за нее мне до сих пор приходится расплачиваться (морально, по крайней мере).

Таков не очень-то утешительный итог моего "вхождения во власть". Но я не жалею об этом. Все-таки было и очень много хорошего в "перестройке, которую мы потеряли". Для меня она была духовным воскрешением после многих лет тоталитаризма и подавления человека, предвестием Ренессанса Человека и Гуманизма, как это ни высокопарно звучит. Этим я занимаюсь и теперь. Добавлю: в научно-философской, а не политической форме, как и предполагал ранее в своей последней книге "О человеке и гуманизме". В июне 1991 года газета "Известия" задала мне вопрос: "Что у Вас главное в жизни?" И тогда, будучи главным редактором газеты "Правда" и членом Политбюро, я ответил, что главным в своей жизни я считаю создание Центра наук о человеке. Института человека и журнала "Человек".

Я не собираюсь теперь и в будущем заниматься конкретной политикой. Я всегда говорил, что "чисто" политическое мышление, не завязанное на реальных проблемах, это — "идиотическое мышление", от которого надо избавляться. Поэтому для меня политика должна исходить из нравственно-гуманистических ценностей, приоритета человека разумного и гуманного. Но такой я пока не встречал, даже во времена перестройки, хотя мне померещилось… но мираж исчез. И осталось то, что и должно быть — в особенности в России:

"…всему венец –

Человеческая глупость,

Безысходна, величава.

Бесконечна…" (А. Блок).

Я сейчас много изучаю все, что связано с судьбой России, ее историей и культурой, так как "многое доброе и злое, что как загадочное явление существует поныне в русской жизни, таит свои корни в глубоких и темных недрах минувшего" (А.К. Толстой).

Многое из этого относится и к истории "перестройки, которую мы потеряли". Я и с себя не снимаю ответственности. Хотя особого ума не показали и те, кто оказался у власти после нас. Я категорически не согласен, однако, с теми, кто связывает перестройку с тем, что сделали потом Б.Н. Ельцин, Е.Т. Гайдар и другие, разрушив страну и ограбив ее народ.

Был ли у идеи обновленного СССР, а я бы добавил — у социализма — реальный шанс на успех? До сих пор уверен, что да, был, и мы виноваты, что по разным причинам не использовали его, не сумели (и не успели!) придать социализму новый "человеческий облик", не воплотили в жизнь идею гуманного, демократического социализма, а я добавлял: если не нравится это слово, говорите — «общества». Это могло привлечь многих и это не утопия по крайней мере для того времени.

Н.Ш.Не утопия для того времени… А для этого времени?..

И.Ф. Теперь после всего, что произошло с начала 90-х годов, об этом говорить смешно и преступно: Россия — побежденная капитализмом (прежде всего США) страна, и мы отброшены назад в результате распада СССР, ельцинско-гайдаровско-чубайсовских "реформ", последствия которых будут тянутьнас вниз еще очень долго.

Мне не увидеть того, что будет в России через десятилетия, хотя я когда-то занимался "проекциями в будущее". Теперь я вижу, как глубоко заблуждался здесь и как виноват в том, что кому-то внушал ненужные иллюзии и надежды. Я теперь вообще не верю в способность человека предвидеть будущее, а потому воздерживаюсь от всякого рода прогнозов. Но я согласен с Вами, что шанс перехода (когда это будет?) к современному, как Вы говорите, "постиндустриальному" (а для меня — гуманному, демократическому) обществу "реального гуманизма" еще окончательно не упущен, хотя бы потому, что этот шанс остается реальным, пока существует человек разумный и гуманный. Но мы теперь далеки от этого в большей мере, чем во времена перестройки.

Н.Ш. К началу третьего тысячелетия, в связи с бурным прогрессом биотехнологии, компьютеризации и т. п. человечество стоит перед глобальным проектом радикального изменения самой человеческой природы. Вы один из ведущих специалистов по проблемам этики науки, биоэтики, концепции нового гуманизма. Чем представляется Вам этическая компонента науки: «расписанием», определяющим направление движения или, скорее, «стоп-краном», не дающим сорваться в пропасть?

Н.Ф. Мои идеи на этот счет — не только моя "интеллектуальная собственность". Они во многих случаях также результат научной деятельности коллективов, которые я возглавлял и возглавляю. Все это отражено во многих моих книгах (особенно первого периода, когда я занимался этими вопросами специально, и я об этом уже рассказывал на страницах "Вопросов философии"). Кроме того, как я показал в начале нашей беседы, все это составляет теперь научную программу деятельности Института человека, его коллектива. Отвечая на Ваш вопрос, я буду апеллировать поэтому и к некоторым текстам своих статей и книг, так как многие мои философские идеи уже действительно стали текстами, сыгравшими определенную каталитическую роль в философии и науке о человеке. Я не буду (для сокращения объема беседы) говорить о моих идеях, связанных с познанием загадки жизни, методологией биологического познания. Мне кажется, это давно известно, а, кроме того, в последние 25–30 лет я мало занимаюсь этим. Не то чтобы наука уже "разгадала" все эти "мировые загадки" (выражение Э. Геккеля). Скорее наоборот! Но все это для меня — где-то в "другой жизни" и я многое забыл. Мне хотелось бы коснуться других проблем, которые занимают меня теперь в большей мере, прежде всего проблемы науки в ее синтезе с человеком и гуманизмом, чему посвящена моя книга "Человек, наука, гуманизм: новый синтез", изданная на английском, немецком и французском языках. По-русски основной материал содержится в книге «О человеке и гуманизме». Я исхожу в ней из того, что в наши дни ни один научно-технический проект не может рассматриваться в изоляции от социальных условий его реализации. Чисто сциентистский и технократический подход может приводить к негативным или даже трагическим последствиям. И мы знаем многие из них. Это относится и к мирному использованию энергии атома, и к освоению космоса, и к генной инженерии и биотехнологии, и к глобальным проблемам, и, наконец, к самому человеку, поскольку он во все большей мере становится не только субъектом, но и объектом науки. Последняя через новуютехнологию энергично вторгается в жизнь человека, и это оказывается не только позитивным. В связи с, этим я и поставил вопрос о необходимости нового синтеза человека, науки и гуманизма. Сегодня во все большей степени обнаруживается "человеческий разрыв", который пронизывает современную "техницистскую" цивилизацию. В очень сильной степени этот разрыв обнаруживается и в науке. Наука в значительной степени "отслаивается" от определенных культурных и гуманистических связей и проблем. И она, по существу, оказывается тем, что во многих случаях называют "научным производством", участники которого якобы вообще не должны задумываться над тем, каков результат их деятельности, что это дает людям, к каким последствиям это приведет и т. д. Поэтому нужен новый синтез, преодолевающий этот "человеческий разрыв", нужно тесное взаимодействие разных наук с культурой в целом, их новое воссоединение, потому что профессионализация науки, достигшая колоссальных масштабов и дающая эффективные во многих случаях результаты, в конечном счете, может обернуться своими негативными сторонами для самой науки.