Корней Чуковский - Дневник. 1901-1921 Страница 14

Кстати, в ящике от стола – есть записки, способные тоже пригодиться для моей работы.

Идешь, идешь… Зачем, куда – не знаешь… —Вперед!

Куды мне стихотворствовать! Дай Бог и так что-нибудь сделать – прозою. Эх! А время проходит. Ну, не нужно, боюсь я думать про это. Мысль о смерти, было прогнанная мною почти на год, снова посетила меня.

Эх! Возьму какую-нб. книгу, отвлекусь. Какую? «Братьев Карамазовых»? Теперь 6 ½. В 8 ч. у Маши. 2 дня тому назад была великолепная погода. Совсем весна. В пальто ходить – жарко. Много на улице встречалось людей – совсем по-летнему. А сегодня дождь без конца. И подлый, осенний дождь… Потайной, неоткровенный. С первого взгляда не заметишь, что он идет, и только когда, прищурясь, посмотришь на что-нибудь черное, увидишь, как он сеет, сеет, сеет.

Был сегодня у М. очень недолго. В 8 часов снова пойду к ней. Лечь бы спать. Пусть Анюта разбудит.

2 февраля. Должен работать, а не могу. Сижу у М. Часов 11. Ну хоть бы одна мысль полезла в голову.к)

Памяти Толстого*

В безумных поисках святого Эльдорадо,Пути не видя пред собой,Как серое, испуганное стадо,Метались мы во тьме, холодной и немой.И спутников давя, их трупы попирая,И в свалке бешеной о цели позабыв,Бежали к бездне мы… А ты, Земля Святая,Осталась позади в тени густых олив.Осталась позади, мы пробежали мимо,«Вперед, вперед», – бессмысленно крича,А бездна впереди ждала неумолимоИ не смолкал надменный свист бича.Вперед! Вперед! без отдыха, без цели,Бессмысленно судьбы покорные рабы,Мы бешено, как буря, пролетели,В безумном вихре яростной борьбы,Спеша исчезнуть в пропасти бездонной.И ты был с нами… Увлечен толпой, на гибельобреченной, ты видел тьму со всех сторон.Проклятья… Кровь, безумное смятенье… О родинезабытые мечты… И полный ужаса в немомоцепененьи, у края пропасти остановился ты.Так вот чего искали мы в пустыне,Так вот куда бежали страстно мы!Чему молились, как святыне,средь мрака ужаса и тьмы!И ты оглянулся с тоскою назад…И видишь, там братья идут за тобою,Идут бесконечной толпою,И давят, и рвутся, и бьют, и кричат.Бегут, чтобы в бездну скорее свалиться.Как бледны их жалкие, злобные лицаи как ожесточен их потускневший взгляд.И в поиски потерянного рая всю душу страстную влагая,Ты мечешься во тьме и стонешь, и зовешь,Отчаянье надеждой заменяя,и не влечет тебя пленительная ложьМиражей сладостных, и вдохновенным окомТы испытуешь тьму; там пусто и мертво,И ты застыл в отчаяньи глубоком,Во тьме не видя ничего. Вдруг позади,Там, на холме высоком, ты землю увидал в тени густых олив,Она манит к себе, лучами залитая,И бурный закипел в душе твоей порыв,И кинулся ты к нам, и, руки простираяИ путь нам в бездну преградив, крича.

19 марта 1902. Написал около 50 строф «Евг. Онегина»*. Дальше как-то не пишется. Нужно хорошенько выяснить себе сюжет. Получив письмо Татьяны, Онегин рассуждает в стиле Штукмея: «оно, конечно, письмо она написала мне хорошее, но все же это дело надобно прекратить: как бы чего не вышло!» Татьяна ждет его – не дождется. Он приходит поздно… а я забыл сказать вам, как раз случилось так, что ныне, назло сопернице-кузине, ждалось большое торжество: должен был приехать к Ольге «великий» тенор М. – 5 часов прождала его Ольга, зеленая от злости, он не приехал… (Напрасно она перерыла целый ворох тряпок в галантерейном магазине, ища ленту «помпадур», напрасно к ним принесено шампань – одесское вино…) Или ничего не сказать про это сейчас и повести дело так: «Когда Онегин появляется среди раздосадованных девиц – Ольга глядит на него со злобой: не для него была куплена эта лента в расшитых узорах, что теперь у нее на шее, не для него это вино, не для него торжественный абажур освещает гостиную… (тон грациозный). Кузина со змеиной улыбкой говорит ему, что Маразини обещал в 5, но, должно быть, он будет в час. Ольга, чтоб показать, что ей наплевать, берется Онегину рассказать анекдот, он внимательно слушает; когда вбегает Татьяна – (ах, я рада, как я рада, я думала, вы не придете), он холодно здоровается и заводит разговор с Ольгой… Вся компанья удивлена – Татьяна обыкновенно так сдержанна…

Татьяна удивлена поведением Онегина. Она предлагает ему пойти прогуляться. Идет. Серебряная ночь. Бархатные тени. Черные силуэты деревьев… Молчат».

И вот, когда пришел Евгений, —Надеждой радостной полна,Бежит она, волнуясь, в сениИ видит в ужасе она,Что там не гений вдохновенный,А человек обыкновенный…Ах, ведь она не для негоПриготовляла торжество.Не для него ценой в рупь сорокОдесско-крымское вино,Не для него ее мамашейЕще вчера припасено.Не для него толпой оборокЕя украсился нарядСвободным принципам не в лад.

10 минут 11-го.

Увеличу эту строфу не в пример пушкинской. Вместо двух, после «благостыней» поставлю четыре стиха. Этим делом стесняться нечего.

В этой строфе я придал размер лучшему моему стихотворению и испортил его… Я написал его 14-ти лет. Вот оно:

…Со мною иногдаВесенней ночью так бывает:бежишь вперед, не знаешь сам, куда,вперед, вперед, пусть ветер догоняет…Болтаешь руками, бежишь и кричишь,а в поле и в небе обидная тишь…На землю падешь – зарыдаешь,а в чем твое горе – не знаешь…The May Queen[25]: Я хочу дожить до тех пор, как появятся цветыи растает снег, и солнце к нам проглянет с высоты,И в тени кустов колючих ты меня похорони.

When candles are out, all cats are grey.I go to Mary. We shall go to buy me the coat[26].

Седых волос увенчан кущей,Вот сионист – известный флинт,Досель надежды подающийСорокалетний Wunderkind…[27]

Ночь на 20-е [марта]. Бред. Насморк.

За ней солидный наш Евгений…Идут, молчат, полны собой…Ложатся бархатные тениНа посребренную лунойДорогу к парку…Воздух синийЛаскает нежной благостыней…Томит упрямой тишиной…Глядит Татьяна пред собойИ говорит ему: «ВесноюВот что случается со мною.Бежишь из комнаты долой,Куда, куда, зачем, не знаешь, —Летишь, волнуешься, кричишь —А в небесах немая тишь, —Обидно станет: зарыдаешь,А горе в чем – ей-ей не знаешь…

И засмеялась… Наш геройСолидно машет головой.

Без 10 м. 7 ч. утра.

Написал 5 строф – 70 строк. Всего 56 стр.

4 июня.

Люблю вспоминать предвечерней пороюВ отрадный и сумрачный часОбо всех, кто мелькнул, как свеча, предо мною,Зажег мое сердце и снова погас;Обо всех, кому отдало сердце немоеСлово правды упрямой хоть раз,Я люблю вспоминать в предвечернем покоеВ тяжелый, пророческий час…Предо мною проходят угрюмые тени,Небрежно и злобно глядят на меня,Проходят, смеясь, презирая, кляня,А я – я пред ними упал на колени,И глупые падают слезы из глаз,Но не слышат они моих страстных моленийВ тяжелый пророческий час…Между ними одна… я не знаю, зачем она с ними,И зачем мои губы так часто твердятЭто имя – чужое, ненужное имя, —И зачем так суров ее пасмурный взгляд —Ее пасмурный взгляд, где иные встречалиСлишком много тоски и печали,Но презренья не встретил никто;Этот взгляд, где так много ласкающей неги,Где для всех, кто упал из житейской телеги,У кого бессердечной судьбой отнятоДорогое уменье смеяться и плакатьИ святое стремленье себя обмануть,Кто бредет в непогодную скучную слякотьКак-нибудь, все равно, как-нибудь.

6 июня, утром [Пропущен набросок статьи «Дарвинизм и Леонид Андреев. Второе письмо о современности». – Е. Ч.]

Рейтеру*

IСудьбу доверив Паркам,Иду я как-то парком,И слышу – там, где тополиЛистами нежно хлопали,Раздался поцелуй…

IIВ смятениях аффектаЦелует деву некто.Она ж полна апатии,Сливаясь с ним в объятии,Сидит под сенью струй.

IIIВ тревоге и досадеПриперся я к ограде.И черный ворон, каркая,Кричит, чтоб шел из парка я,Чтоб не мешал любить.

IVЛежат пред ними вишни,Они для них излишни.Ах, ручку вы засуньте-ка,Чтоб вишни взять из фунтикаИ деву угостить.

VНо не были красивыВсе эти перспективы:Иные фрукты – белые,Неспелые, незрелые,Манят его мечты.

VIИ вот из черной тучиЛуна сверкнула лучше.Ужель тебя прогневаю,Когда скажу, что с девоюСидел, о Рейтер!.. ты.

VIIЛуна светила ярко,Когда я шел из паркаИ устремлялся по полюК таинственному тополю.

* * *

Не датировано: