Сборник - «Там, среди шумного моря, вьется Андреевский стяг…» Хрестоматия военного моряка Страница 14

Множество адмиралов и офицеров русского флота были иностранцами и верно служили своему новому отечеству и его государям. При этом они, как правило, «обзаводились» и русскими именами. О том, как это происходило, повествует вице-адмирал Иван Иванович фон Шанц, по происхождению шведский дворянин.

Перед самым обедом пришел лейтенант Саликов, весельчак, добрый малый, в полном смысле слова новгородец. Во время своей продолжительной службы в Свеаборге он выучился кое-как болтать по-шведски и потому спустя несколько секунд после представления заговорил со мной на родном моем языке, без дальних околичностей называя меня по-приятельски «ты».

– Позволь спросить твое имя, любезный братец?

– Эбергард, – отвечал я.

– А как зовут отца моего братца? – допрашивал Саликов.

– Также Эбергард, – сказал я и, желая объяснить ему значение этого имени, выстрелил в моего названного братца целой тирадой из моей родословной.

– Ну, ну, не горячись, братец ты мой, верю, что ты коренной дворянин, но все-таки имя Эбергард ни к черту не годится. Неужели у твоего отца нет лучшего имени, чтобы было из чего выбрать? Неужели ты воображаешь, чтобы кто-нибудь, и в особенности наши митрофаны, могли бы запомнить: Эбергард Эбергардович. Да я могу тебя уверить, что с таким замысловатым именем ты во флоте просто пропадешь; право, пропадешь! Вот что, приятель.

– Как же быть; отец мой кроме имени Эбергард имеет еще другое – Юхан.

– Ага! Юхан, ну вот это прекрасно! Следовательно, мы будем тебя называть Юхан Юханович, или просто, по-русски, Иван Иванович; вот имя, которое, я тебя уверяю, сам черт никогда не забудет – настоящее, казенное – и дело с концом, – притом же и меня самого зовут Иваном.

Проговорив все это, заливаясь добродушнейшим смехом, он крикнул вестового и сказал: «Вот тебе, Ванька, барин; помни, что его зовут Иваном Ивановичем; что же касается фамилии, то конечно тебе до нее нет ровно никакого дела!..»

(Шанц И.И. фон Первые шаги на поприще морской службы, с. 23–24)

П. Милюков. Адмирал Александр Иванович фон Круз

На русской службе у иностранцев трансформировались не только имена. Дед адмирала Александра Ивановича фон Круза – Егор Круз, происходивший из древней датской фамилии, был одного поколения с адмиралом Корнелием Крюйсом, находившимся на русской службе при Петре Великом. Из рескриптов, данных на имя Александра Ивановича видно, что фамилия его менялась с Крюйса на Крюз (Крюйз), Крузе, а потом и на Круз. Но так или иначе, а служба адмирала, впервые прославившегося в Чесменском сражении, где он чудом спасся после взрыва своего корабля «Св. Евстафий», неизменно свидетельствовала о его служебном рвении, профессионализме и верности присяге. В Красногорском сражении (1790 г.) со шведским флотом он фактически спас столицу Российской империи.

Как скоро [в 1790 г.] Кронштадтский рейд очистился от льда, часть резервной парусной эскадры выступила в море под начальством вице-адмирала Круза для соединения с ревельской эскадрой, предводимой адмиралом Чичаговым. Эскадра Круза состояла из 17 линейных кораблей, 4 фрегатов и 2 катеров. Шведский же флот, находившийся в распоряжении герцога Зюдерманландского, имел 22 линейных корабля, 8 фрегатов и множество мелких судов.

После сражения 2 мая с эскадрой ревельской шведский флот долгое время занимался починками своих повреждений. Слух о выходе в море эскадры Круза потревожил шведов, но, надеясь на превосходное число судов своих и опасаясь соединения кронштадтской эскадры с ревельской, герцог пустился к Гогланду, желая разбить Круза и потом снова попытать счастья в борьбе с Чичаговым.

А.И. Круз

Эскадра наша была задержана противными ветрами у Красной Горки до 21 мая, в этот же день ветер сделался благоприятным, и Круз увидел неприятеля и построил корабли свои в линию. 22 мая шведы были на ветре и начали тихо спускаться на эскадру нашу, но весь этот день прошел без боя. 23 числа в 2 часа пополуночи ветер снова переменился, и Круз, не теряя времени, воспользовался этим случаем, чтобы атаковать неприятеля; густой туман мало-помалу исчез и в половине 4 часа завязался бой, продолжавшийся до 8 часов. Мы одержали верх, несмотря на то, что четыре наших поврежденных корабля принуждены были выйти из линии.

В девятом часу неприятель начал ретироваться, но потом, построившись снова в линию, спустился на нашу эскадру, однако на таком расстоянии, что ядра едва достигали цели. Круз не велел отвечать на безвредные неприятельские выстрелы. В это время несколько щведских канонерских лодок открыли стрельбу по нашим кораблям, вследствие чего Круз сделал сигнал резервным фрегатам своим поворотить и прикрывать наши суда, наступая на неприятельские лодки. Между тем шведские парусные суда возобновили атаку, продолжавшуюся с полудня до самого позднего вечера.

На другой день, 24 мая, поутру герцог Зюдерманландский начал снова спускаться на эскадру Круза, но не подходил близко, стараясь принудить нас к невыгодным маневрам, однако все хитрости неприятеля были безуспешны, и Круз везде противопоставлял ему искусный отпор. Наконец шведы снова устремились в атаку, намереваясь охватить эскадру нашу с двух сторон и тем поставить ее между двух огней, но и тут искусный поворот, произведенный Крузом, не только разрушил план неприятеля, но и самого его поставил в крайнее положение.

После 2-часового боя шведские корабли ретировались под прикрытием фрегатов. Круз, зная о приближении ревельского флота, погнался за неприятелем, стараясь в свою очередь поставить его между двух огней, но мрачная погода скрыла от Чичагова бегство шведов, которые в беспорядке удалились в Выборгскую бухту, где находилась [их] гребная флотилия, предводимая самим королем.

Вслед за победами, происходившими в мае 1790 года, Круз покрыл себя не меньшей славой в Выборгском сражении при разбитии шведов адмиралом Чичаговым 22 июня того же года. По словам главнокомандующего, Круз храбро и мужественно поражал неприятеля, за что удостоился получить чин адмирала и военный орден святого Георгия второго класса и шпагу за храбрость, алмазами украшенную.

В 1790 году, в мае, во время сражения со шведами императрица находилась на балконе Зимнего дворца и, слыша под Кронштадтом пушечные выстрелы, от коих дребезжали стекла в зданиях на набережной Невы, в беспокойстве сложив руки, изволила спросить по-немецки близ стоявшего статс-секретаря Турганова: «Скажите мне, что делает теперь наш Круз?», – на что получила ответ: «Будьте уверены, Ваше Величество, что он пересилит самого беса!» В тот день приехал курьер с известием о победе.

Во время сражения со шведами с корабля вице-адмирала Сухотина был сделан сигнал, что адмирал этот смертельно ранен. Круз, тронутый этим известием, сел в катер и, невзирая на летавшие вокруг ядра и картечь, отправился в последний раз обнять храброго своего сослуживца, которого застал еще в живых. Утомленный продолжительным сражением и жаркой погодой, Александр Иванович находился в одном камзоле, имея через плечо орденскую ленту, и по обыкновению курил трубку. В таком положении переезжал он с корабля на корабль в виду неприятельского флота и к общему удивлению вышел невредим из шлюпки, имея на плече своем кровь только что убитого на юте матроса.

В 1791 году в один летний вечер, когда адмирал в кругу своего семейства кушал чай, является незнакомец и с вежливостью просит позволения списать с адмирала портрет. Портрет написан был сухими красками в несколько дней. Адмирал, вручая художнику деньги, замечает на портрете какую-то надпись и с неудовольствием говорит: «Прошу вас, милостивый государь, принять вознаграждение за труд и непременно стереть эту надпись». Художник, отказываясь от денег, отвечает: «Я совершенно вознагражден тем, что первым имел честь снять портрет с вашего высокопревосходительства. Я прислан по воле императрицы, и надпись эта ее собственного сочинения, равно как и само расположение портрета». Надпись на портрете была следующая:

«Громами отражая гром,Он спас Петров и град и дом».

Эта надпись, в столь кратких словах так хорошо говорящая о деяниях Круза, вошла в состав его герба и читается на надгробном памятнике адмиралу в Кронштадте.

При даче Круза в Ораниенбауме находилась потешная крепость, с которой при поднятии и спуске адмиральского флага во время утренней и вечерней зари палили из пушки. Один чиновник, желая чем-нибудь повредить адмиралу во мнении императрицы, довел до ее сведения о происходящей на даче пальбе. Великая Государыня отвечала на это: «Пусть его палит, ведь он привык палить!»

(Морской сборник, 1855, № 6, с. 251–257)

А.П. Соколов. Лейтенант Ковако