Андрей Красноглазов - Мигель де Сервантес Сааведра. Жизнь и творчество Страница 14

Воинское знамя торжественно водружалось на том доме, где остановились вербовщики, и перед собравшейся публикой выступал капитан. Не жалея времени он громко и красочно расписывал достоинства службы в армии. И все же добровольцы записывались, как правило, не от хорошей жизни. Процесс вербовки рекрутов, хотя и несколько шаржированно, но довольно удачно показан во французском фильме 60-х годов со знаменитым Жераром де Филлипом в главной роли «Фанфан-тюльпан». Обычным месторасположением этих вербовочных пунктов были таверны или постоялые дворы, где все процедуры сдабривались изрядными возлияниями, чему весьма способствовал задаток, выдаваемый новобранцам.

Затем капитан, предварительно вооружив аркебузами и пиками около 250 новых солдат, отправлялся либо в казарму, либо в порт для погрузки на суда. Вот тут-то выяснялось, насколько хорошо капитан выполнил свою миссию. Вербовка считалась успешной, если в назначенное место и время он приводил всех набранных рекрутов. Но некоторые, получив причитающиеся им деньги, разбегались, превращаясь в дезертиров.

Конечно, не столько зарплата, которая выплачивалась из казны нерегулярно, сколько военная добыча являлась доходом солдата. Ядро армии составляли профессиональные воины, закаленные в многочисленных походах и экспедициях по Европе, Африке и во вновь открытых Колумбом землях Нового Света. Значительный процент составляли идальго – испанские дворяне, как правило, младшие сыновья дворянских семейств, так называемые «сегундонес»[59], которые, чтобы сохранить единство земельных владений, наследовали только имя и родовую гордость. Многие из них шли в войска как на надежную, хорошо оплачиваемую и почетную службу. Вокруг этих солдат и дворянского командного состава собирались уже люди попроще, для которых военная служба открывала широкие горизонты житейского преуспеяния. Стекалась под знамена испанских полков и бродячая «пикардия», недавно еще занимавшаяся воровством на широких просторах испанского королевства. В сервантесовской «Новелле о беседе двух собак» пес Берганса рассказывает, что его «…полк кишел закоренелыми в дезертирстве бродягами, чинившими насилия по деревням, которыми мы проходили, так что все осыпали проклятиями власть… ибо все связанное с войной неизбежно порождает суровость, жестокость и притеснения». Были в армии люди и просто авантюристы, которым нечего было терять у себя на родине. Военная служба соблазняла их привилегированным положением защитников правой веры и короля, вольностью нравов и материальными выгодами.

Это не мешает, однако, Сервантесу высоко отзываться о характере воинской службы. «Теперь уже не подлежит сомнению, что рыцарское искусство превосходит все искусства и занятия, изобретенные людьми, и что оно тем более достойно уважения, что с наибольшими сопряжено опасностями. Пусть мне не толкуют, что ученость выше поприща военного, кто бы ни были эти люди, я скажу, что они сами не знают, что говорят. Довод, который они обыкновенно приводят и который им самим представляется наиболее веским, состоит в том, что умственный труд выше труда телесного, а на военном, дескать, поприще упражняется одно только тело, как будто воины – это обыкновенные поденщики, коим потребна только силища, как будто в то, что мы, воины, именуем военным искусством, не входят также смелые набеги, для совершения коих требуется незаурядный ум, как будто мысль полководца, коему рада, трудится меньше, нежели его тело?! Вы только подумайте: можно ли с помощью одних лишь телесных сил понять и разгадать намерения противника, его замыслы, военные хитрости, обнаружить ловушки, предотвратить опасности? Нет, все это зависит от разумения, а тело тут ни при чем. Итак, военное поприще нуждается в разуме не меньше, нежели ученость, – посмотрим теперь, чья мысль трудится более: мысль ученого человека или же мысль воина, а это будет видно из того, какова мета и какова цель каждого из них, ибо тот помысел выше, который к благороднейшей устремлен цели. Мета и цель наук – я говорю не о богословских науках, назначение коих возносить и устремлять наши души к небу, ибо с такой бесконечной конечною целью никакая другая сравниться не может, – я говорю о науках светских, и вот их цель состоит в том, чтобы установить справедливое распределение благ, дать каждому то, что принадлежит ему по праву, и следить и принимать меры, чтобы добрые законы соблюдались. Цель, без сомнения, высокая и благородная, достойная великих похвал, но все же не таких, каких заслуживает военное искусство, коего цель и предел стремлений – мир, а мир есть наивысшее из всех земных благ. И оттого первою благою вестью, которую услыхали земля и люди, была весть, принесенная ангелами, певшими в вышине в ту ночь, что для всех нас обратилась в день: «Слава в вышних богу, и на земле мир, в человеках благоволение». И лучший учитель земли и неба заповедал искренним своим и избранным при входе в чей-либо дом приветствовать его, говоря: «Мир дому сему». И много раз говорил он им: «Мир оставляю вам, мир мой даю вам; мир вам», и воистину это драгоценность и сокровище, данные и оставленные такою рукой, – драгоценность, без которой ни на земле, ни на небе ничего хорошего быть не может. Так вот, мир и есть прямая цель войны, а коли войны, то, значит, и воинов. Признав же за истину, что цель войны есть мир и что поэтому она выше цели наук, перейдем к телесным тяготам ученого человека и ратника, посмотрим, чьи больше», – так рассуждает Дон Кихот в конце XXXVII главы и продолжает далее в XXXVIII.

Алжирский Пленник, герой романа Сервантеса, повествующий о своих похождениях в «Дон Кихоте», называет военное дело «почетным и достойным поприщем». В одной из своих бесчисленных речей дон Кихот отмечает что «военные обладают каким-то неуловимым превосходством над учеными и вполне понятным блеском, ставящим их выше всех других людей». Он цитирует древних авторов, показывающих достоинства военного дела и почетность смерти в бою, приносящей человеку славу. Военное дело «возвышает людей самого низкого звания», – в этом уверена и героиня новеллы Сервантеса «Две девицы Леокадия».

Два родовитых кабальеро, герои новеллы «Сеньора Корнелия», бросают студенческие занятия в Саламанке и решают уехать во Фландрию[60]: «им казалось, что военное дело может подойти и понравиться каждому, но особенно приличествует и подобает оно людям знатным и благородной крови».

Сервантес не забывает и о трудностях армейской службы. Капитан из «Лиценциата Видриеры» «расхвалил солдатскую жизнь, превознес… привольное житье в Италии, но ничего не сказал про холод стояния на часах, про опасности штурмов, про ужасы битв, про голод осад, про разрушительную силу мин и про другие вещи в том же роде, которые иными считаются как бы привеском к тяготе солдатчины, а в сущности они-то и являются основным ее бременем». Но дело не в одних опасностях и тяготах солдатской жизни.

Сервантес, как человек образованный, не мог не видеть многих нелицеприятных сторон воинской службы: мародерства, грабежей мирного населения, – но, понимая неизбежность оборотной стороны воинской доблести, составил высокий, «рыцарский» идеал служения, который доминирует во всех его произведениях.

Начиная с середины XV века христианская Европа столкнулась с грозной и всевозрастающей военной опасностью. В 1453 году турецкий султан Мухаммед II после недолгой осады взял Константинополь, столицу доживавшей свои последние дни Византийской империи.[61]

Турки обладали отличной армией, ударные части которой составляли неустрашимые янычары, поддерживаемые мощной осадной и полевой артиллерией. С 1505 по 1519-й год султан Селим I подчиняет себе Персию, Армению, Месопотамию, Сирию, Палестину, Египет.[62]

В 1522 году султан Сулейман Великолепный[63] завоевывает Родос и вслед за ним несколько других островов бассейна Средиземного моря. Турция постепенно превращается в могущественную морскую державу. Ее флот господствует в восточной части Средиземного моря.

В 1526 году огромная турецкая армия вторгается в пределы Венгрии и после жестокой битвы вступает в Будапешт. В 1529 году турки осаждают Вену. Турецкая артиллерия громит город и его оборонительные сооружения. Только стойкость защитников города и климатические условия – ранняя суровая зима – заставляют Сулеймана снять осаду и отступить.

Знаменитый берберийский пират Хайреддин, известный в европейских хрониках под именем Рыжебородого (Барбароссы),[64] в 1533 году закрепляется в Алжире и Тунисе. Он объявляет себя вассалом турецкого султана и получает от него титул капудана-паши (адмирала) и правителя Северной Африки.

Таким образом, уже и западная часть Средиземного моря попадает под владычество турков.

Обеспокоенный таким положением дел император Карл V в 1535 году организует успешную экспедицию в Тунис. После победы над Барбароссой ему на некоторое время удается восстановить в своих правах эмира тунисского, поставив его в вассальную зависимость от короны. Однако попытка взять Алжир в 1541 году терпит неудачу. Непогода рассеивает флотилию Карла V, осада Алжира оказывается безрезультатной.