Адриен Бургонь - Мемуары наполеоновского гренадера Страница 14

На другой день утром, 21-го сентября услышал сильный ружейный залп – это опять расстреляли несколько уголовников и полицейских, уличённых в поджогах Воспитательного дома и госпиталя, где лежали наши раненые. Вскоре пришёл сержант-майор сообщить мне, что я освобождён.

Вернувшись на свою квартиру, я увидел, что спасённые мною портные уже раскроили ткань от бильярдных столов для пошива нескольких плащей. Я заглянул в комнату, где мы оставили наших женщин, они стирали, но очень плохо. Естественно, если учесть, что они были одеты в шёлковые платья, принадлежавшие какой-то баронессе. Но за неимением лучшего пришлось с этим смириться. Оставшуюся часть дня я занимался устройством наших квартир и получением провизии, потому что мы собирались зимовать в городе. В запасе у нас имелось семь больших ящиков сладкого шампанского, много портвейна, пятьсот бутылок ямайского рома и более ста больших пакетов сахара. И все это предназначалось для шести унтер-офицеров, двух женщин и повара.

Мясо достать было трудно, но в этот вечер у нас была корова. Я не знаю, откуда её взяли, но, вероятно, из такого места, откуда не разрешалось ничего брать; мы закололи её ночью, чтобы никто не видел.

У нас было много ветчины – мы нашли богатую мясную лавку – добавьте к этому солёную рыбу, несколько мешков муки, две большие бочки сала и неограниченное количество пива. Вот каковы были наши запасы на случай, если б нам пришлось зимовать в Москве.

Вечером в десять часов провели перекличку – пропало 18 человек. Остальная часть роты роскошно разлеглась в бильярдной, на богатых мехах соболя, лисы, льва и медвежьих шкурах, многие из нас соорудили себе тюрбаны из тончайшего кашемира и более походили на султанов, чем на гренадеров Гвардии. Для полноты картины неё хватало только гурий.

Я затянул перекличку до 11-ти часов, чтобы не отмечать своих товарищей как дезертиров, и они вскоре вернулись, сгибаясь под тяжестью ценного груза. Среди ценных вещей, принесённых ими, было несколько серебряных чеканных подносов и много слитков того же металла, по форме похожих на маленький кирпич. Остальная добыча состояла из мехов, индийских шалей, парчовой ткани, шитой золотом и серебром. Они попросили у меня разрешения сходить ещё раз за вином и вареньем, оставленными ими в одном подвале. Я разрешил, и с ними отправился капрал. Мы, унтер-офицеры имели право на пятую часть всей добычи, спасённой от пожара.

22-го сентября мы отдыхали, пополняли наш запас провизии, пели, курили, смеялись, пили и развлекались. В тот же день я посетил итальянца, продавца эстампов, чей дом избежал огня.

Утром 23-го сентября расстреляли одного из осуждённых. В тот же день мы получили приказ быть готовыми на следующее утро к Императорскому смотру.

В восемь часов утра 24-го сентября мы отправились в Кремль. Там присутствовали и другие полки, одни солдаты и офицеры получили медали, другие – повышение по службе. Действительно, получившие награды на этом смотру оказали большие услуги отечеству и не раз проливали свою кровь на поле брани.

Я воспользовался этой возможностью, чтобы осмотреть и другие достопримечательности Кремля и, пока проверялись другие полки, я осмотрел церковь Святого Михаила, усыпальницу русских царей. Некоторые солдаты Гвардии (1-й егерский), задачей которых было патрулирование Кремля, пришли сюда в первый же день. Они надеялись найти спрятанные сокровища – обыскали огромные склепы, но не нашли ничего, кроме каменных гробов, покрытых бархатными покрывалами и серебряных табличек с надписями. Им встретились также несколько горожан, которые бежали туда в поисках убежища, думая, что мёртвые защитят их. Среди них – довольно молодая женщина, принадлежавшая, как говорили, к одной из знатных московских семей, и которая сделала глупость, увлёкшись одним из высших офицеров. Она повела себя ещё глупее, последовав за ним при отступлении. Как и многие другие, она умерла от холода и голода.

После церкви Святого Михаила, я пошёл посмотреть на знаменитый колокол. Высота его девятнадцать пье, и большая его часть ушла в землю, вероятно, из-за его собственного веса, так как он пролежал на земле с тех пор, как пожар сжёг башню, на которой он висел. Недалеко от него и напротив дворца находится арсенал с огромными пушками по обе стороны от входной двери. Справа – собор, его девять куполов и колокольня покрыты позолоченной медью. Крест Ивана Великого находился на самой высокой колокольне и доминировал над всеми. Деревянный, высотой 30 пье, покрытый серебряными позолоченными пластинами, и поддерживаемый позолоченными цепями.

Несколько дней спустя рабочая команда, плотники и другие, были отряжены снять этот крест для перевозки его в Париж в качестве трофея. Но когда его начали снимать, он покачнулся, увлекаемый собственной тяжестью и, падая, чуть не убил людей, державших его за цепи, то же самое произошло и при попытке снять больших орлов с верхушек высоких башен кремлёвских стен.

Смотр закончился в полдень. Мы уходили через арочные ворота храма Св. Николая. Там молились несколько русских, кланялись и крестились перед святым, по всей вероятности, они молили его защитить их от нас.

25-го сентября с друзьями исследовал руины города. Мы увидели много такого, чего не видели ранее. Нам повсюду встречались русские крестьяне. Женщины – грязные и отвратительные (среди них попадались и еврейки) – и солдаты искали в подвалах все, что избежало огня. Кроме вина и сахара, они забирали шали, кашемир, великолепные сибирские меха, парчовые ткани, шитые золотом и серебром, а некоторые несли серебряные блюда и другие ценности. Были там и евреи со своими семьями. Они предлагали солдатам все, что угодно за право обладать этими вещами.

Вечером того же дня подожгли русскую церковь, находившуюся напротив нас, недалеко от места, где квартировал маршал Мортье. Мы не смогли потушить пожар и, несмотря на все наши усилия, эта красивая церковь невероятно быстро обратилась в пепел. Самое ужасное, то, что в тот момент в ней находилось множество несчастных со своими пожитками. Это было трагедия.

26-го сентября меня назначили в караул при Императорских экипажах, помещённых в сараи, находящиеся в одном из предместий. Напротив них находились большие казармы, которые удалось уберечь от пожара и разместить в них часть нашей армии. Чтобы попасть туда, я должен был пройти более лье через руины на левом берегу Москвы-реки, где лишь кое-где торчали колокольни церквей. Остальное всё сгорело полностью. На правом берегу ещё виднелось несколько загородных усадеб, большая их часть также сгорела. Недалеко от того места, где я проходил, стоял дом, уцелевший от пожара. Из любопытства я решил осмотреть его. Так я случайно познакомился с человеком, который очень хорошо говорил по-французски; он рассказал мне, что он приехал из Страсбурга, и волей судьбы оказался в Москве лишь за несколько дней до нас. Он также рассказал, что торгует рейнскими винами и сладким шампанским, и что потерял более миллиона – из-за пожара, во-первых, и из-за разграбления, во-вторых. У него не осталось даже куска хлеба, поэтому я предложил ему прийти ко мне поесть рисового супа, и он принял моё приглашение с благодарностью.