Карл Кноблаух - Кровавый кошмар Восточного фронта Страница 14

8 ноября

По радио объявили о применении ракет V2 против Южной Англии.

Вечером меня вызвал командир:

— Господин Кноблаух, завтра — 9 ноября. Вы уже знаете. «Сверху» приказали, чтобы этот день в тыловых частях был отмечен соответствующим образом. Займитесь этим, пожалуйста, а то мне нездоровится.

У меня отнялся язык. Я же не какой-нибудь митингующий партиец!

Потом, немного подумав, вызвал к себе командиров рот.

— Господа, командир приказал мне сказать пару слов по случаю 9 ноября. Батальон для этой цели будет построен завтра в 10 часов перед зданием штаба. Мы отправимся на луг на южной окраине деревни. Перед открытым строем рот я скажу то, что надо сказать. У вас есть вопросы?

Вопросов не было. Я посмотрел на удивленные лица.

9 ноября

Батальон построился. Командир продолжал болеть. Я принял рапорт от командира 3-й роты и дал приказ идти маршем к поляне на окраине деревни.

10.30. Батальон стоит передо мной. Я сделал несколько шагов вперед. Люди смотрели на меня с большим или меньшим безразличием. Однако офицеры с некоторым напряжением ожидали, что я скажу в это тяжелое время по поводу специфического национал-социалистического праздника. Я был уверен, что моя речь должна быть политически выдержанной.

— Товарищи, посмотрим в этот день на тяжелое положение нашей Родины. Подумаем о том, что Красная Армия здесь, в Восточной Пруссии, впервые ступила на землю германского рейха. Не забывайте, что значит для населения оказаться в руках русских. События Неммерсдорфа и Шульценвальде произошли всего лишь пару недель назад. Каждый знает, что там случилось. Не только солдатский но и моральный долг каждого из нас здесь, на границе германского рейха, отдать все силы на то, чтобы остановить натиск советских войск. Фузилеры! Я могу сказать из собственного опыта, что эту задачу мы сможем выполнить, только если будем держаться вместе и каждый сможет положиться один на другого. Мы должны позаботиться о том, чтобы за короткое время наш батальон стал единой боевой единицей. Мы сохраняем традиции славного 1-го парашютно-десантного батальона 16-го парашютно-десантного полка. Той части, которая еще несколько дней назад дралась с врагом. Мы должны быть достойными этой традиции. Приступим к работе. Выполним свой долг!

После этих слов я почувствовал облегчение и приказал возвращаться в расположение. Роты возвращались в Куббайн с песнями. Восточный ветер доносил гром артиллерийской канонады близкого фронта. Я разыскал командира и доложил содержание приказа на 9 ноября. Он кивнул. И больше ничего — никаких вопросов!

11 ноября

Прибыло пополнение. Численность батальона возросла до 500 человек. Систематическая пехотная подготовка стала большой проблемой. Квалифицированных инструкторов не было. На первый план выступали стрельбы и учения в составе подразделений. Однако об учениях в составе взводов и рот еще долго нельзя было и думать. У меня было такое впечатление, что командир совершенно не принимает к сведению существование этой проблемы. Было совершенно ясно, что в пехоте он совершенно не разбирается. Конечно, у него есть заслуги, но на этой должности он просто пустое место.

14 ноября

Командир все еще болеет. Он отказывается даже отвечать на телефонные звонки. Я с трудом ограждал его от повторяющихся вопросов к нему со стороны командира дивизии. Вечером канонада в стороне Гольдапа усилилась.

Несколько дней меня донимали сильные боли в области левой глазницы. Наверное, мелкие осколки, которые я носил в голове со времени ранения в сентябре 1943 года, надавили на какой-то нерв.

Доктор Науман 15 ноября отправил меня в Инстербург к врачу-специалисту. Без результата на следующий день я возвратился обратно. Осмотр в госпитале не дал ничего нового. По-видимому, за последние недели я подвергся большой физической и психической нагрузке.

Батальон постепенно перебрасывается на фронт. Уже завтра нам предстоит занять отсечные позиции на дороге Шульценвальде — Эггенхоф. Задачи ротам уже поставлены. Соприкосновения с противником у нас здесь не будет, и я обрадовался, что у нас еще будет немного времени, чтобы заняться боевой подготовкой.

17 ноября

Рано утром батальон пешим маршем покинул Куббайн, а во второй половине дня занял позиции восточнее Бисмарксхё.

На вездеходе-«Фольксвагене» я выехал вперед и оборудовал командный пункт восточнее Бисмарк-Турм. Установили связь со штабом дивизии.

Пока еще было светло, я проверил, как роты разместились в блиндажах. Командир забрался в свою каморку за моим «служебным кабинетом».

18 ноября

В 10.00 ко мне в комнату влетел батальонный писарь:

— Господин лейтенант! Там на улице — генерал!

В дверях стоял генерал-майор Шмальц, командир парашютно-танкового корпуса «Герман Геринг». В какой-то момент я заметил «Дубовые листья» у него на шее.

К докладу я был совершенно не готов. Генерал быстро подошел ко мне:

— Вы адъютант?

— Так точно, господин генерал!

— Где ваш командир?

— Командир лежит в постели. Он болен.

— Идите к нему и скажите, что я хочу с ним сейчас же поговорить! Вы поняли? Немедленно!

Я зашел в соседнее помещение:

— Господин майор, командир корпуса желает с вами немедленно поговорить!

Пока майор приходил в себя, командир корпуса зашел уже в комнату и обратился ко мне:

— Лейтенант, оставьте нас вдвоем!

Дверь закрылась. Я немного отошел назад. Из-за нее до меня доносились обрывки разговора. Голос командира корпуса становился все громче, потом вдруг оборвался. Дверь распахнулась, генерал Шмальц быстрыми шагами молча прошел мимо меня. Ушел он также быстро, как и пришел.

Командир вызвал меня к себе.

— Господин Кноблаух! Состояние моего здоровья оставляет желать лучшего. Генерал считает, что я немедленно должен отправляться в госпиталь. Прикажите упаковать мои личные вещи и закажите водителя на 11.00.

Водитель подал машину точно к указанному сроку. Майор Арнольд попрощался со мной, сел в вездеход и уехал.

Чуть позже мне позвонил офицер для поручений из дивизии:

— Лейтенант Кноблаух, сообщаю вам, что командование фузилерным батальоном сегодня же примет капитан Вольф из 4-го полка.

Я принял это к сведению.

Из машины вышел капитан и решительными шагами направился ко мне:

— Вы, я точно знаю, адъютант. Я — капитан Вольф, с этого момента — командир батальона. Думаю, что вас проинформировали из дивизии. Пройдемте в помещение!