Анастас Микоян - Так было Страница 14

Вообще же следует сказать, что хотя наше учебное заведение и именовалось духовной семинарией, по своей учебной программе, пожалуй, семинарией в точном смысле слова не было. Среди учителей был только один священник, преподававший Закон Божий. Было еще четыре религиозных предмета, но они не занимали более двух часов в неделю. Остальное время было целиком посвящено изучению общеобразовательных предметов: математики (включая алгебру и геометрию), географии, литературы, физики, химии, ботаники, зоологии, психологии и физиологии. По сравнению с гимназией, у нас был обязателен только один иностранный язык: французский или немецкий - по выбору. Помимо современного армянского языка мы изучали еще и древнеармянский. Кроме того, преподавались история и география Армении и педагогика.

Все это имеет свое объяснение. Дело в том, что при царском строе запрещалось иметь гимназии и высшие учебные заведения с преподаванием не на русском языке. Исключения допускались лишь для некоторых церковноприходских школ, духовных семинарий и духовной академии. Поэтому на Кавказе в обход царского закона учебные заведения, формально называвшиеся духовными семинариями, по существу были армянскими или грузинскими гимназиями, дававшими законченное одиннадцатилетнее среднее образование. Правда, аттестат нашей семинарии не давал права поступать в вузы России. Зато в Европе с таким аттестатом беспрепятственно принимали в высшие учебные заведения.

Наша семинария была создана еще в 1824 г. католикосом Нерсесом, имя которого и носила. На армянском языке она именовалась Тифлисская Нерсесянская армянская духовная школа. Мне неизвестно ни одного случая, чтобы кто-либо из выпускников нашей семинарии тех лет выбрал бы себе духовное поприще.

Многих из моих одноклассников нет уже в живых. Некоторые из них Алиханян, Стамболцян, Костанян, Бальян, Гардашьян, Акопян, Еремян, Маркарян, к сожалению, стали жертвами репрессий 1937-1938 гг. Все они посмертно реабилитированы, и честь их полностью восстановлена.

Еще не закончив всех выпускных экзаменов, я, как и другие мои однокашники, много думал о том, что буду делать после окончания семинарии. В то время главной задачей я ставил продолжение политического образования и революционную работу. А для этого мне надо было еще два-три года целиком посвятить учебе. Мне казалось, что только после этого я, чувствуя себя в какой-то степени теоретически подготовленным марксистом, смогу более уверенно и активно участвовать в революционной борьбе.

С этой целью я решил, как ни парадоксально это звучит, поступить в Армянскую духовную академию. Она находилась в древнем городке Эчмиадзине близ Еревана и была единственным в Армении высшим учебным заведением, куда абитуриенты из семинарии принимались без экзаменов. Обучение было бесплатным. Более того, студенты находились на полном обеспечении и жили в интернате. Последнее обстоятельство было для меня немаловажным, принимая во внимание мое незавидное материальное положение.

В создавшейся обстановке академия для меня была идеальным решением вопроса. Хорошие отметки в аттестате зрелости служили известной гарантией, что меня в академию примут. Такое же решение приняло и большинство семинаристов моих товарищей по марксистскому кружку.

18 сентября 1916 г. я получил уведомление, что меня приняли в число студентов 1-го курса академии, а через два дня я подал прошение тифлисскому воинскому начальнику об отсрочке от призыва в армию до окончания обучения в академии. Просьба была удовлетворена.

В академии, кроме ректора и преподавателя греческого языка, все были гражданскими, а не духовными лицами. Изучали мы в основном историю древней Армении средних веков и нового времени; историческую географию Армении; армянскую литературу и язык - начиная с древних времен.

Я довольно быстро освоился в новой обстановке и уже через несколько дней разработал план своих занятий - и по основной программе академии, и по изучению марксистской литературы. С однокурсником Арамом Шахгальдяном мы раздобыли керосиновую лампу, вставали обычно в три часа ночи (когда все еще спали), отправлялись в ту аудиторию, в которой занимался весь наш курс, и работали там до 7 часов утра, до завтрака. Я изучал тогда третий том "Капитала" Маркса. После первого тома "Капитала" второй и третий тома усваивались мною довольно легко. Потом, вслед за третьим томом, я прочитал две неоконченные тетради Маркса, вошедшие, как известно, в четвертый том "Капитала" ("Теория прибавочной стоимости").

Сидели мы с Арамом на последней парте, в самом конце аудитории. Рядом стояла этажерка для книг: в ней-то мы и хранили десятка полтора книг Маркса, Энгельса, Ленина, Плеханова и других авторов. Вспоминаю, как во время общих курсовых занятий я незаметно вытаскивал два экземпляра книги Каутского "Аграрный вопрос" (на немецком и русском языках) и с увлечением читал, одновременно убивая двух зайцев: постигая содержание книги и овладевая немецким языком, чтобы иметь возможность читать классиков марксизма в подлинниках. Занятия эти шли у меня довольно успешно.

Вскоре по приезде в Эчмиадзин мы организовали марксистский кружок. В него вошли все товарищи, прибывшие из Тифлиса, и двое, окончивших Шушинскую семинарию. Мы регулярно получали еженедельную газету "Пайкар", выходившую в Тифлисе на армянском языке, и активно обсуждали статьи, которые в ней публиковались. Это меня увлекало.

В декабре 1916 г. я написал свою первую статью и направил ее в редакцию "Пайкара". Статья была острой, полемической, направленной против печатного выступления одного видного дашнакского деятеля по национальному вопросу. Она появилась в "Пайкаре" без всяких изменений со стороны редакции, но цензура основательно поработала над ней ножницами.

Я к тому времени с работами Адама Смита знаком не был, но Туган-Барановского уже читал. Когда у нас начались дискуссии, пришлось взяться и за Адама Смита. Помню разгоревшиеся споры вокруг теории трудовой стоимости. Студент 3-го курса Манукян отстаивал взгляды австрийского экономиста Бем-Баверка, который выдвинул "теорию предельной полезности". Для неподготовленного человека эта работа была более доступна, нежели теория прибавочной стоимости Маркса.

Я обратился за помощью к профессору нашего курса Ашоту Иоанесяну. Мне было известно, что он - подготовленный марксист, доктор наук, получивший образование в Германии. Он дал мне австрийский журнал "Маркс штудиум", в котором была опубликована статья на эту тему. С помощью словаря я одолел ее.

Кстати, должен сказать, что Ашот Иоанесян после победы Советской власти стал секретарем ЦК Компартии Армении. Пройдя через репрессии 30-х годов, он выжил и стал действительным членом Армянской академии наук, вел большую научную работу в области истории армянской общественной мысли.