Михаил Булгаков как жертва «жилищного вопроса» - Александр Владимирович Бурьяк Страница 14

В связи со «старым и больным» вспоминается другой Михаил — Михаил Самуэльевич, старик Паниковский; булгаковеды тут точно ничего не пропустили — или делают вид, что не замечают? Михаил Афанасьевич ведь водился с Ильёй Арнольдовичем — с Ильфом…

Нашёлся портрет Булгакова — у Лёвшина В. А., соседа по коммунальной квартире (прообразе той, знаменитой, которая якобы на Садовой 302-бис, см. кн. «Воспоминания о Михаиле Булгакове»):

«Он довольно высок ростом. Приталенный, типа френча, пиджак подчеркивает его стройность. Что доминирует в его облике? На мой взгляд, изящество и опрятность. Идеально белые, накрахмаленные воротнички и манжеты. Идеально выбритое лицо. Идеальный пробор („Как вы делаете, что у вас такой пробор?“ — спрашивает Рудольфи у Максудова в „Театральном романе“). Вещи на нем старенькие, но тщательно заштопанные и вычищенные („Ничто так не мучает, как пятно на одежде“, — признается Максудов). В этой подчеркнутой заботе о своей внешности — ни капли фатовства, только железная самодисциплина и чувство собственного достоинства („„Максудов!“ — сказал я с достоинством…“).»

«Свежевыбритый, подтянутый (никогда не вижу его ни в халате, ни в пижаме)…»

Возможно, эта старательность в оформлении внешности шла у Булгакова от переживания неудовлетворённости своим социальным статусом: Булгаков немножко сигналил другим — и себе (sic, не описка) — что он не совсем на одной доске с опростившимся образованным слоем. Заметим: он не оригинальничал, как психопат, изнывающий от недостатка общественного внимания, а всего лишь был особо тщательным в классике. Ну, это тоже привлекает внимание (хотя и в меньшей степени), а вдобавок вызывает уважение как признак внутренней дисциплины. А что касается неудовлетворённости статусом, то она ведь является стимулом деятельности. Разумеется, бывают и другие сильные стимулы: страх, голод, боль, половое влечение, беспокойства от окружающих и пр. Заметим, что вполне благополучные люди, как правило, книг не пишут, так что нечего требовать от выдающегося писателя, чтобы он вдобавок счастливчиком был.

Ещё предположение. Своими манжетами и пробором Булгаков фрондировал против рабоче-крестьянской власти. Как говорится, клал на неё с пробором. Это вроде фиги в кармане: мелочь, но некоторое облегчение всё же испытываешь. (Я, правда, практикую немного другое: чихнув, говорю не «Альхамдулиллах», а «На Лу…» или «На Пу…».)

Михаил Булгаков и евреи. Из статьи Аркадия Красильщикова «Евреи Октября и Михаил Булгаков» (с сайта bulgakov.lit-info.ru):

«Прежде чем задать вопрос, любили ли Гоголь, Блок, Булгаков, Цветаева или Розанов евреев, — я бы спросил, любили ли эти писатели и поэты свой, русский народ, да и человечество в целом?»

«Евреи фигурируют почти на каждой странице дневника Булгакова. С ними обязательно связан мрак, опустившийся на Россию, но „еврейский вопрос“ далеко не всегда окрашен в юдофобские тона. Булгакову в равной степени отвратительны и русские писатели — прислужники большевиков.»

«Но читаем в письме к брату Николаю: „Биншток — мой доверенный по печатанию „Белой гвардии“ в Париже“. „Бинштоков“ — честных и порядочных евреев — в жизни Булгакова было предостаточно, но об этих людях, пожалуй, за исключением Ильи Ильфа, писатель упоминал информативно, зато каждый грязный факт, связанный с евреем, описывал подробно: „В „Вечерке“ фельетон о каком-то Бройде — писателе. Этот Соломон Бройде — один из заправил нашего дома. У него одна из лучших квартир в доме, собственная машина. Ходит всегда с сигарой во рту, одет с иголочки. В фельетоне сообщается, что он мошенник, который нанимал какого-то литератора, чтобы он писал за него его вещи“.

Мог ли Булгаков, с его воспитанием, с его страшным, трагическим опытом жизни в Советской России написать другой дневник? Не думаю. И в дневнике, прозе, драматургии Булгакова — подлинное смятение чувств, ужас перед наступлением царства хама и неверие в способность человека противиться злу.»

С сайта www.sem40.ru (Юрий Кривоносов, 01.06.2004, «Булгаков снял с евреев „вину“ за распятие»):

«Булгаков не был антисемитом хотя бы уже потому, что женился на Елене Сергеевне, урожденной Нюренберг, деда которой звали Мордко-Лейба, а отца — исконно — Шмуль-Янкель (она, кстати стала прототипом Маргариты).»

«Дневники Булгакова были в 1926 году изъяты у него при обыске вместе с рукописью „Собачьего сердца“ и находились около двух лет в „органах“. Затем с помощью Максима Горького они были ему возвращены, после чего он дневники сжег и никогда больше их не писал. То, что потом публиковалось, было якобы копиями, изготовленными „органами“, следовательно, вполне могут быть фальшивками, состряпанными с целью дискридитации писателя, — такие вещи, как известно, практиковались.»

Восставшие из пепла дневники Булгакова, возможно, являются эмпирическим основанием знаменитого его тезиса «Рукописи не горят» — проверенного, так сказать, на собственных бумагах.

На самом деле «органам» подделывать копии дневников Булгакова не было большого смысла: до начала «перестройки» — по одним причинам, после начала «перестройки» — по другим.

Про антисемитизм Булгакова — см. основной текст.

Трактовка романа у Дмитрия Ларина («Маргарита и Мастер», отрывки):

«Ключевой персонаж, вокруг которого вертится весь сыр-бор, однозначно — Иешуа Га-Ноцри, герой романа в романе, проекция самого мастера [я буду придерживаться авторского написания — со строчной буквы]. Скажем прямо: ассоциирование автором себя с протагонистом, выступающим в произведении в качестве спасителя мира, — проявление тяжёлого, типично подросткового, комплекса неполноценности, заставляющего автора хотя бы на бумаге выглядеть сильным, умным, непорочным. С другой стороны, Иешуа — отражение образа Иисуса Христа. Но какое отражение? или вернее, отражение какого христа? Неужели Булгаков, прекрасно знающий тексты Евангелия, выставил бы Христа жалким полуидиотом, каким-то античным хиппи, который до ужаса боится получить лишний удар плетью и вступает в неостроумные софистские пререкания с прокуратором? „Злых людей нет на свете“ — что это за вульгаризация христианской философии?»

«Пророком будет называться, чудеса творить и клясться на кресте — говорится в Библии об антихристе. Короче, Иешуа подходит по всем параметрам. Кто же первый заговаривает об Иешуа, вводя таким образом в роман параллельное повествование? Не мастер, однако, — а Воланд, согласно собственному язвительному замечанию, чтобы показать,