Виктор Конецкий - Виктор Конецкий: Ненаписанная автобиография Страница 14

Что-то от античности, от светлой радости «детства человечества», как говорил о ней Маркс, чудится мне в колонном ажуре и общей фундаментальности новых зданий.

Вторичное рождение человечества, молодость нашей страны все сильнее и удачнее начинает претворяться в вечную и беззвучную музыку архитектурных ансамблей.

Ну а где и как украшает нашу повседневную жизнь живопись?

Когда я задумываюсь над этим, то первым, кого мне делается безутешно жаль, оказывается чуть суховатый, но большой мастер русского пейзажа И. Шишкин.

Мне делается жаль его и единственных живых героев его картин — медведицу с медвежатами.

Бедное медвежье семейство!

Как тоскливо лазает оно по завалившейся сосне, нюхая ароматные запахи всех наших закусочных, пивных и столовых, а неразлучные спутники шишкинских медведей — три васнецовских богатыря — грустно никнут на древнерусских лошадях, смертельно изуродованные кистью халтурщика.

Бедняга Перов давно пошел по рукам, притиснутый к тысячам портсигарных крышек своими веселыми «охотниками», которые весьма далеки от вершины его творчества.

По всем залам ожидания от Владивостока до Мурманска кипит беспощадным гребнем «Девятый вал», и на фоне живописной глазуньи тонут молчаливые турки, захлестнутые бездарной мазней.

В загсах, в фойе кино и других веселых заведениях на тех же просторах, от скал бухты Провидения до равнин у польской границы, вошли целиком самобытные, аляповатые букеты и тучные брюквы натюрмортов, освеженные кровавым соком растерзанных арбузов.

Все новые и новые такие «копии» и «картины» вешаются на стены общественных мест.

Все быстрее и быстрее вертятся в гробах хорошие русские художники.

Жалко их!

Но я и иже со мной тоже имеем право на жалость.

Общественный контроль за каждым полотном, которое подносят к стене!

Контроль из знатоков искусства, людей с развитым художественным вкусом.

Надо подумать о том, что дешевые копии, уродуя хорошие картины, приходят в квартиру советских людей.

Ведь лубок из лунной ночи и украинских хаток, из зеркального озера и белого гуся, из лодки и кровавого заката уже врос в стены большинства наших новых квартир.

Мне кажется, что уже давно настала пора искусствоведам (и матерым зубрам, и студентам факультетов теории искусства) идти по квартирам и агитировать за украшение жизни настоящей красотой, указывать на безвкусицу и бичевать ее.

Разве мало можно найти хороших полотен на складах нашего современного искусства, чтобы двинуть их в народ?

Пусть наша живопись далеко-далеко от старых мастеров, но есть молодые силы, есть курсовые и дипломные работы тысяч студентов художественных учебных заведений.

Пускай они очень несовершенны, но, как правило, они правдивы, они стараются отображать хорошее в нашей жизни, — на стены их!

Это будет приятно и очень полезно нашим молодым художникам, которым, кстати сказать, совсем не помешает и небольшой добавок к стипендии.

И тогда перестанут выглядывать из врезанного фотографического сердца влюбленные пары с ореолом из «Привета с Балтики!» вокруг головы.

Тогда, может быть, Медный всадник из популярного фотофона опять станет глубоко художественной, исторической скульптурой.

Я раньше ничего о нем не сказал, т. к., проскакав по наклейкам на катушках ниток, по коробкам с ваксой, по серым обложкам десятикопеечных тетрадей, он давно уже примелькался и потерял интерес для нас.

У нас уже есть очень много хорошего. Прекрасно, например, то, что у нас есть совершенно общедоступная Третьяковская галерея и отдел советского искусства в Русском музее, есть выставки по всем городам Союза, которые можно осмотреть за 50 копеек.

Все это прекрасно!

Однако… Настоящее изобразительное искусство — в жизнь!

Не только в станции метро и на стены высотных зданий, но и в пивные, в учреждения, в вагоны, на корабли — тогда и с наших домашних стен с позором упадет лубок.

Искусство должно украшать жизнь!

Развивать наш вкус, поднимать нас до вершин понимания прекрасного, беспощадно карать пошлость — это должны делать художники, писатели, критики.

И тогда черно-бурая лиса перестанет махать хвостиком с мраморных плеч шикарных дам в жаркие июльские вечера, тогда как удивительно быстро размножившиеся пижамные зебры перестанут выпрыгивать на перроны и пастись в общественных местах.

Тогда старинные парки перестанут быть местом сбыта через фанерные ларьки всего — от подтяжек до фиолетовых дамских трико включительно.

Еще пару слов о цветах и других украшающих моментах не искусственного порядка: от сочного Сочи до тундры Диксона победно прошли по всем климатическим зонам мертвые, мещанские пальмы в зеленых кадках, с пыльными веерами почерневших листьев.

При одном взгляде на эти пальмы томительная ресторанная скука выбивает из меня даже намек на аппетит.

Почему вообще так мало цветов в нашей жизни?

Почему юноши не умеют дарить цветы своим возлюбленным?

Почему эти возлюбленные носят брошки из дутых, глупых ромашек величиной с чайное блюдце в комбинации с красным адмиралтейским якорем?

Почему даже большие мастера пера, изображая, например, общежитие, думают растрогать нас деталями его быта и любовно смакуют пустые флаконы из-под одеколона и коробки пудры на тумбочках, вместо того чтобы кричать:

— Это пошло!

— Уберите это «украшение»!

— Не кладите бумажные цветы поверх ваты между оконных рам!

Я уже говорил, что всех собак вешают у нас на писателей, — правильно!

Почему, например, высокой души инженеры не облицовывают керамикой непрерывной потребности в красоте, керамикой органического отвращения к внешним остаткам пошлости?

В ваших головах, писатели, профессиональное умение воздействовать на наши души.

Сильно и страстно возьмитесь за рукоятку топора из смеха и юмора. Смехом и юмором вырубайте пошлость из нашей внешности!

Смех — превосходная вещь, и писатели должны превзойти в фундаментальной художественной литературе уровень все еще часто по-крокодильи плоской и грубой работы «Крокодила».

Мы требуем от изобразительного искусства буквального, материального вторжения в самую бытовую и в самую рабочую сторону нашей жизни.

Мы требуем от всех общественных организаций беспрерывной заботы о красоте, беспрерывной борьбы с безвкусицей[3].

4

Наши университеты

Урну с водой уронив, об утес ее дева разбила.