Элизабет Хереш - Александра Страница 14

Тем временем, в начале 1892 г., умирает отец Аликc, великий герцог Людвиг Гессенский. Эта потеря глубоко потрясает двадцати летнюю девушку.

В письме, написанном вскоре после этого бабушке в Англию, она, в частности, говорит:

«…я едва могу писать, чувствую себя совершенно разбитой. Эта невосполнимая потеря кажется мне почти невыносимой, неизвестно, как жить дальше тому, у кого отняли солнечный свет. И все же надо набраться мужества и попытаться быть, как Он, и делать то, чего желал бы Он. О, как ужасно[38] мы за ним скучаем, с каждым днем все сильнее. (…) Для меня никогда не было большего ангела, такого хорошего, такого любезного, доброго, любимого. Он был всем для меня, и чем больше мы оба бывали вместе, тем ближе я ему становилась, и все же мы не смогли его уберечь. (…) Но мы должны смириться с этой утратой, ибо я уверена, что наш небесный отец не взял бы его от нас, если бы не хотел избавить от дальнейших страданий на земле (…)

Бедный милый Эрни так неожиданно оказался в таком положении[39], какая большая ответственность легла на его молодые плечи. Он такой мужественный и дельный, милый парень. Ему я теперь должна пожертвовать всю себя и попытаться помочь, насколько это в моих силах, и я уверена, что Ты, любимая бабушка, всегда готова даровать ему совет и любовь, когда в том будет необходимость…»[40].

Аликc получает от бабушки молитвенник, затем браслет с портретом отца. Старшей сестре Виктории королева пишет:

«Бедняжки Эрни и Алики! Теперь круглые сироты и совершенно одни! Но есть я, и пока живу, вплоть до ее замужества, Аликc будет для меня больше, чем собственный ребенок!»

В последующее время, так как теперь необходимо исполнять представительские функции вместе с новым великим герцогом, Эрнстом Людвигом, Аликc прислушивается к советам и мнению английской королевы. Из ее писем следует, что новая роль ей не совсем по душе: «…получила официальное приглашение на свадьбу Мосси[41] в Берлин, — пишет она, — и Эрни считает, что мне следует его принять, так как в этом году я уже отклонила несколько. Фингер [42] также считает, что как единственной гессенской принцессе мне надлежало бы туда поехать. Но должна сказать, что к подобным празднествам у меня такая большая неприязнь — особенно сейчас, когда я потеряла любимого Папа; но так, видимо, должно быть — так ведь?»[43]

Какой бы прелестной ни была двадцатилетняя высокая и стройная принцесса с ясными глазами и высоко заколотыми волосами, переживания последнего времени наложили свой отпечаток. Горе подорвало даже ее здоровье, и из-за участившихся приступов ишиаса (психосоматического происхождения, сказали бы сегодня) ей пришлось пройти курс лечения.

К тому же Аликc становится все замкнутее и все чаще уходит в себя. Видимо, столь типичный для нее на картинах того времени серьезный, застенчиво потупленный взгляд вполне отражает ее настроение на этом этапе. Как и в детские годы, после смерти матери, Аликc больше всего хочет, чтобы ее оставили в покое. Да и кто, кроме Николая, мог ее интересовать, — а его она больше не могла видеть… Никого не хотела бы видеть возле себя — разве что сестер и брата Эрнста, теперь все реже бывавших у нее.

Сейчас Эрнст Людвиг для Аликc «все, что у меня есть». Тем глубже задевает ее известие об его обручении через год после смерти отца.

Невесте всего семнадцать. Виктория Мелита, по прозвищу Ducky[44], тоже внучка английской королевы. Ее отец — сын королевы Виктории, принц Альфред (Аффи), герцог Эдинбургски[45], а мать — Мария, урожденная русская великая княжна (сестра царя Александра III). Королева Виктория, которая первоначально имела на примете для Эрнста Людвига другую из своих многочисленных внучек, не возражает против этого брачного союза. Разумеется, она предварительно консультируется у своего придворного врача

Относительно возможных противопоказаний против брака между двоюродными братом и сестрой. Сомнений у того не оказалось.

Неожиданное решение брата, долго остававшегося холостяком, явно застает Аликc врасплох. Эрнст Людвиг, до этого, казалось, не проявлявший никакого серьезного интереса к женщинам, внезапно нетерпеливо телеграфирует бабушке в Англию:

«…пожалуйста, дай мне как можно скорее знать, договорилась ли ты с Дакки… ее отец [сын королевы] здесь очень популярен… свадьбу сыграли бы в Кобурге… я бы приурочил ее к Твоей поездке во Флоренцию, так как мне бы непременно хотелось, чтобы Ты на ней присутствовала… пожалуйста, скажи «да»… я был бы счастливейшим человеком на земле… пожалуйста, дай мне знать как можно скорее… пожалуйста, пожалуйста, милая бабушка скажи «да»!»[46] Королева говорит «да».

Видеть своего брата таким влюбленным означает для Аликc, которая рассматривает его — свое «все» — как свою собственность, что теперь его придется делить — и она явно ощущает это как потерю. И какая роль с этого момента будет отведена ей, если рядом с Эрнстом Людвигом будет верная супруга, великая герцогиня?

Реакцию Аликc на подобные перспективы в своих «Воспоминаниях» Эрнст Людвиг замалчивает. Менее тактично, если не сказать беспощадно, обходится с Аликc биограф Виктории Мелиты:

«После смерти отца патологически застенчивая Аликc действует при дворе холостяка-брата как хозяйка дома, — хотя и очень сдержанно, эгоцентрично. Не считая решительности и склонности к авторитаризму, у нее не было ничего общего с самоуверенной кузиной, теперь собиравшейся выйти замуж за ее брата».

По свидетельству княгини Екатерины Радзивилл, Аликc, получив телеграмму с известием о помолвке брата, пришла в такое негодование, что лишь с большим трудом фрейлинам удалось убедить ее послать обрученной паре поздравления. Ей невыносима была мысль о том, что невестка займет место, которое, как она считала, должно было принадлежать ей до замужества. Говорят, что Аликc устроила брату бурную сцену. Тот же недвусмысленно дал сестре понять, что его женитьба — исключительно его личное дело, и, если она не хочет оставаться в Дармштадте, то может перебраться с фрейлинами в один из родовых охотничьих замков. Девушка покорилась неотвратимому и, в конце концов, написала Дакки пару поздравлений, однако с приближением свадьбы настроение ее становилось все мрачнее.