Элен Фисель - Микеланджело Буонарроти Страница 14

Специальная комиссия, назначенная Советом, получила задание вынудить Савонаролу признаться в том, что его проповеди не имели под собой никакого божественного основания. Тот, естественно, отказался. Тогда его подвергли пыткам. Следственная комиссия состояла из семнадцати членов, выбранных из партии «Бешеных». Допрос Савонаролы проводился самым варварским способом. Его пытали четырнадцать раз в день, в том числе раскаленным железом, заставляя упреками и угрозами впадать в противоречия. Трижды Савонарола мужественно отказывался подписать признание. Лишь на четвертый день он сломался.

В конце концов бывшего проповедника приговорили к повешению и последующему публичному сожжению на площади.

23 мая 1498 года Савонаролу и двух его ближайших сторонников вывели на площадь Синьории. С них сорвали монашеские одеяния и надели на шею веревки и цепи. Позже, когда их тела горели, толпа бросала в них камни.

«Глыба Дуччо»

Микеланджело, думая о Савонароле, всегда хмурился. Лишь делая своего «Давида» (о котором пойдет речь ниже), он смог наконец избавиться от воспоминаний о страшном конце настоятеля монастыря Сан-Марко.

Скульптор поселился в квартале ремесленников рядом с церковью Бадия.

В Риме переменчивая политика папы Александра VI Борджиа не оставляла никакой надежды на меценатство.

К счастью, друзья во Флоренции дали надежду на серьезный заказ: речь шла о знаменитой «глыбе Дуччо», испорченной несчастным скульптором Агостино ди Дуччо55 и ставшей своеобразным мифом для флорентийцев.

Пьеро ди Томмазо Содерини, избранный гонфалоньером (главным военачальником) города после падения Медичи, часто демонстрировал желание передать этот мрамор Леонардо да Винчи. Но пока большинство в Совете склонялось к Андреа Контуччи дель Монте Сансовино, прекрасному скульптору из Флоренции, – который, впрочем, с трудом представлял себе, что из этого камня можно сделать.

Мраморная глыба, о которой идет речь, тридцать лет ждала решения своей судьбы, стоя во дворе кафедрального собора. Она имела пять метров в высоту, великолепной белизны настоящего каррарского мрамора – но была, если воспользоваться выражением Джорджо Вазари, «испорчена и изуродована так, что ведавшие работой <…> махнули на все рукой, и так она многие годы стояла и стоять продолжала»56.

Внутренние и внешние проблемы Флоренции

Из-за этого и Леонардо да Винчи, и Сансовино отказались от борьбы за этот заказ. При этом известность Микеланджело после создания «Пьеты» уже была такова, что Совет в конечном итоге оформил передачу «глыбы Дуччо» именно ему. Наверное, Микеланджело оказался единственным, кто заметил в ней то, чего не видел никто другой.

Микеланджело встретился с гонфалоньером, человеком честным, но «щепетильным и скупым», как он сам его охарактеризовал. Художник выторговал себе два года, считая от 1 сентября, а подписанный контракт гарантировал ему месячный заработок в шесть флоринов.

13 сентября 1501 года в большом ангаре, оборудованном в районе стройки Дуомо, Микеланджело начал работу.

«Давид, – пишет Надин Сотель, – представляет собой символическое продолжение композиции Донателло: его Юдифь воплощает кровавую борьбу против тирании, а Давид – отвагу и спокойную силу, иначе говоря – гражданское мужество. Библейский Давид защищал свой народ и справедливо управлял им, и теперь все ждали от правительства Флоренции такой же смелости и такой же честности»57.

Создавая это свое произведение, Микеланджело думал о Савонароле, сожженном на костре в той же самой Флоренции, которая его боготворила, на той площади, где еще совсем недавно звучали его страстные речи.

Теперь, когда Савонаролы не стало, в Риме вздохнули с облегчением. А вот Флоренции со всех сторон стали угрожать враги. В частности, Чезаре Борджиа, властолюбивый и кровожадный сын папы Александра VI, разбил военный лагерь перед самыми воротами города.

В результате некогда блестящая Флоренция стала изнемогать от внутренних раздоров и внешней угрозы. Она ждала освободителя, и как раз в это время Микеланджело получил возможность создать своего Давида – юного победителя Голиафа.

Ситуация была очень серьезной, и она привела к необходимости как можно быстрее избрать одного ответственного исполнителя. Таковым был назначен гонфалоньер Пьеро Содерини, глава могущественного семейства.

Он стал образцовым политическим деятелем. На должность советника и дипломатического представителя он пригласил Никколо Макиавелли, ныне многим хорошо известного флорентийского писателя и философа. Этот человек выступал сторонником сильной государственной власти, для укрепления которой допускал применение любых средств, что было выражено им в труде «Государь». Там Макиавелли описал свойства характера и методы, необходимые идеальному правителю. В качестве посланника Флорентийской республики Макиавелли предпринял множество дипломатических миссий ко двору Людовика XII, ставшего королем Франции в апреле 1498 года.

Что стало бы с Флоренцией, если бы не Макиавелли? Конечно, помощь Людовика XII была очень важна, но без Макиавелли (и без мешка денег) Чезаре Борджиа не отступился бы от города.

Зарождение соперничества с Леонардо да Винчи

Микеланджело не раз задавал себе вопрос: как Флоренция в ее теперешнем бедственном положении продолжает финансировать искусство? А ведь он был не единственным художником, кого она поддерживала, – в результате французского нашествия на Милан во Флоренцию перебрался еще и Леонардо да Винчи.

Ему рассказали, что Макиавелли в городе – «серый кардинал» и имеет огромное влияние на Большой Совет. Леонардо имел множество дружеских встреч с Чезаре Борджиа, идею которого о создании единой армии для всей Италии он разделял. После всего произошедшего Флоренция стала профранцузским городом, а Чезаре нуждался во французах.

В понимании Микеланджело эти двое, Чезаре Борджиа и Леонардо да Винчи, были неразделимы. В течение трех лет Леонардо, оставив свою «Мону Лизу» незаконченной, экспериментировал в области новых военных машин. Три года он был военным инженером при Чезаре Борджиа, военачальнике, цинизм которого в управлении папскими армиями вошел в легенды.

Однажы Чезаре разрезал на части своего министра Рамиро де Орко, виноватого лишь в том, что он не предал огню и мечу Романью. Этот случай описан в «Государе» Макиавелли так:

«До завоевания Романья находилась под властью жалких правителей, которые не столько пеклись о своих подданных, сколько обирали их и толкали не к согласию, а к раздорам, так что вся эта территория изнемогала от грабежей, междоусобиц и беззаконий. Завоевав Романью, герцог решил отдать ее в надежные руки, чтобы умиротворить ее и подчинить верховной власти, и с этим он вручил ее мессеру Рамиро де Орко, человеку нрава резкого и весьма крутого. Тот за короткое время умиротворил Романью, прекратил распри и навел на всех страх. Тогда герцог решил, что чрезмерное сосредоточение власти больше не нужно, ибо может лишь озлобить подданных, а посему он учредил гражданский суд <…> Но, зная, что предыдущие строгости все-таки настроили против него народ, он решил обелить себя, показав всем, что если и были жестокости, то в них повинен не он, а его жестокий наместник. И вот однажды утром на площади в Чезене по его приказу положили разрубленное пополам тело мессера Рамиро де Орко рядом с колодой и окровавленным мечом. Свирепость этого зрелища одновременно удовлетворила и ошеломила народ»58.