Михаил Армалинский - Аромат грязного белья (сборник) Страница 14

Catherine подробнейшим образом и с великим чувством описывает различные хуи – их форму, вид, вкус, ощущения, испытываемые от них, и пр.

Из всех опробованных хуёв Catherine может только сорок девять соотнести с соответствующими им лицами. Остальные остались для неё хуями безликими. (Вот она, «девичья память».) Это подтверждает лишь то, что наслаждение для женщины вовсе не страдает от обезличенности. Если женщины влюблялись в уродцев (то есть в красоту со знаком минус), то ещё легче предположить влюбленность при полном отсутствии лица (ноль красоты). А ещё точнее, вся красота перемещается с лица на гениталии, и необходимость в лице пропадает.

Самым важным было то, что никаких моральных ограничений Catherine не ощущала и была естественно предрасположена к всевозможным сексуальным экспериментам. Она с готовностью следовала желаниям мужчин и никогда не выводила из этого самооправдательных теорий и не относилась к этому с озлоблением. Она быстро осознала, что не любит кокетничать, заниматься соблазнением, и потому она принадлежит к таким женщинам, которые не противостоят мужчинам, а являются их сообщницами (7).

Я ни с кем не знакомилась в метро, ибо заполнять кокетством и заигрываниями время между знакомством и совокуплением было бы для меня нестерпимо. Но если бы толпа в метро стала предаваться самым изощрённым наслаждениям с той же лёгкостью, как она принимает за должное выражение отвратительной тоски на лицах пассажиров, то я могла бы легко предаться таким совокуплениям, как животное (54).

Всё верно, но в конце она взяла и поддалась той же толпе своим сравнением «как животное» – это что? Всё-таки унизить себя захотелось? Да не как животное, а как человек, который звучит гордо прежде всего в своём истинно женском (общедоступном) проявлении.

Catherine чувствовала себя уверенной, только когда сбрасывала платье.

Нагота была моей истинной одеждой, которая защищала меня (12).

Как христианские придурки осеняют крестным знамением нагую женщину, чтобы защититься от дьявола, так нагота защищает женщину от всякого ханжи, который, узрев наготу, не в состоянии ей противостоять и бежит либо от неё, либо к ней. Нагота – это власть, которая наделяет Catherine уверенностью.

Она ненавидела ритуалы заигрываний, нудные разговоры и приготовления к ебле, когда она приходила в место, где должна была совершаться оргия. Так, одна дурацкая группа свингеров завела традицию начинать еблю только после завершения совместного обеда, причём всегда в одном и том же ресторане. Ржавым гвоздём этой программы было снятие трусиков с одной из женщин, пока официант разносил блюда.

Catherine проявляла чрезвычайное чувство такта:

Я считала, что это неприлично рассказывать похабные истории во время оргии (22).

И здесь я нахожу у нас сходство: я в подобных ситуациях тоже возмущаюсь: на оргии надо ебаться, а не лясы точить.

Catherine всегда отделяла заигрывание как начало игры от игрушек, в которые начинают играть лишь для того, чтобы оттянуть начало игрищ.

Вот какое основополагающее заявление делает Catherine по этому, да и по другим поводам:

…всякие общения с людьми приводили меня в смущение и замешательство, и потому половой акт был для меня убежищем, в которое я добровольно пряталась. Это был способ избежать взглядов, которые меня смущали, и разговоров, которые я не умела поддерживать. А потому у меня не было намерений проявлять какую-либо инициативу – я никогда не флиртовала и не пыталась вести счёт победам. С другой стороны, я была абсолютно доступна любым своим отверстием в любое время, в любом месте, без всяких сомнений или сожалений и совершенно без угрызений совести» (36).

И действительно, только одно постыдно в сексе – это стыд.

С течением времени смущение и замешательство, которые Catherine испытывала во время всевозможных сборищ, заменились обыкновенной скукой (51). И действительно, тоска смертная торчать в компании мужиков и баб и заниматься словоблудием. После двух минут разговора говорить мне тоже абсолютно не о чем и хочется просто взять бабу и ебать.

Catherine уточняет:

Я уже говорила о скуке, охватывающей меня в компании друзей, и как я избавлялась от неё, отправляясь с одним из них поебаться. Но даже ебля может оказаться скучной. Хотя я предпочитаю именно эту форму скуки (188).

Многочисленные связи Catherine с коллегами только способствовали эффективности её работы. Она была далека от того, чтобы нагнетать сухую холодность рабочих отношений, которые, как принято считать, следует поддерживать, чтобы не нарушать победоносного хода производственного процесса.

Когда однажды Catherine листала глянцевые обложки в порномагазине, она возмечтала о новых отношениях между сослуживцами:

Если бы можно было их также листать на рабочем месте и предлагать соседу взглянуть на приглянувшееся (127).

Для свершения такой голубой мечты Catherine следовало организовать журнал не искусствоведческий, а порнографический, тогда бы в редакции такого журнала это было бы не только возможно, но даже обязательно.

Ещё одно подтверждение душевности Catherine состоит в том, что с большинством мужчин, с которыми у неё были продолжительные связи, она до сих пор сохраняет дружеские отношения. Сразу видно, что не сука. Из высоконравственных сук.

Catherine совершенно лишена меркантильности. Однажды, подначиваемая, она решила попробовать проститутничать. Но она совершенно не была в состоянии вести какие-либо переговоры с клиентом о деньгах. Устанавливать какой-то психологический контакт, вести какой-то разговор, необходимый для вытягивания максимума денег из клиента, – всё это напоминало ей процесс соблазнения, что для неё было совершенно чуждо (69).

Кончилось тем, что она, как обычно, бесплатно поеблась с мужиком.

Catherine нередко проводила время с богатыми любовниками, и над ней шутили, что она не может ничего из них выжать, тогда как всё, что она хотела выжать из любовника, были обильные капли спермы.

Согласно моему определению честной женщины (см. «Спасительница» в моём «кирпиче» Чтоб знали! М.: Ладомир, 2002. С. 441–493.ISBN 5-86218-379-5.):

И лишь мужчина и женщина на оргии, увидевшие друг друга и сразу, возгоревшись похотью, бросившиеся совокупляться, – вот в этой ситуации женщина ведёт себя прилично.

Catherine точно подпадает под это определение. Вот уж поистине, приличная и честная женщина!

У Catherine полностью отсутствуют садистские наклонности, она не понимает, в чём состоит удовольствие, которое садизм якобы приносит. Она не могла никого хлестать плетью, когда её об этом просили, или хотя бы шлёпать (171) – и здесь мы с нею как близнецы.

Все малотрадиционные разнообразия в сексуальных контактах она воспринимала не стоически, а судьбоносно исследовательски, согласно определению ебли в её жизни: