Николай Кочин - Кулибин Страница 14

Но, с другой стороны, следует отметить и то, что после Ломоносова мастерские начали утрачивать былое значение и до прихода Кулибина уже не справлялись с теми задачами, которые ставила перед ними развивающаяся русская наука.

Ломоносовские традиции возродил Кулибин — в этом его заслуга. И в истории производства физических и иных научных приборов в России Кулибину должно быть отведено одно из первых мест.

Академические мастерские, представлявшие собою пример типичного мануфактурного производства в сочетании с индивидуальным ремесленным трудом, при Кулибине достигли высшего своего расцвета. Они являлись рассадниками механического искусства в стране. Там конструировались не только приборы, известные в Европе, но и совершенно новые, как, например, первый в истории науки ахроматический микроскоп, рассчитанный Эйлером. Работа эта выполнялась под руководством Кулибина мастером И. И. Беляевым и учеником Кулибина И. Г. Шерстневским. Это был огромный вклад в мировое приборостроение.

Для русских путешественников, изучавших Сибирь и Дальний Восток, Кулибин изготовлял термометры, которые были портативны, изящны и точны. В архиве Академии Наук сохранились записи начальства о том, что Кулибин мог «делать разные машины… каковые прежде всего не могли делать и исправлять при Академии Наук…».

В сущности, царица не ошиблась, пригласив провинциального молодого, неизвестного самоучку руководить мастерскими Академии.

Чтобы руководить мастерскими Академии Наук, надо было иметь дарование организатора и технолога, быть осведомленным в вопросах текущей научной работы, знать требования академиков и, кроме того, по регламенту Академии, «изобретать всякие машины», которые служили бы гражданскому и военному назначению. Известно, что Кулибин изобрел большой электрофор, то есть электрическую машину, с помощью которой можно было получать огромные искры.

Крафт, который занимался изучением электрических явлений и ставил опыты, говоря об электрофоре вообще, заметил: «Моим многочисленным опытам, производимым для исследования истинной природы этой машины, пришла на помощь другая машина, огромная по величине и действию, сооруженная… искуснейшим русским мастером г. Кулибиным, которая дала мне желанную возможность более подробного исследования природы и причины этой особой электрической силы и связанных с ней явлений».

Крупные ученые того времени отмечали, что «…овальный электрофор, сделанный… г. Кулибиным, есть, может быть, самый большой из всех доныне сделанных».

В Музее имени Ломоносова есть цилиндрическая электростатическая машина, в Государственном Эрмитаже — переносная паровая электростатическая машина; они изготовлялись под руководством Кулибина.

Изучение электрических явлений в XVIII веке вызывало интерес не только ученых, но и широкой публики.

Еще в Нижнем Новгороде Кулибин изготовил электрическую машину. Конструировал Кулибин и миниатюрные электрические машины, удобные для учебных занятий при чтении лекций. Он работал и над применением электрофора в развлекательных целях.

Кулибин должен был еще рассматривать проекты изобретений, поступающих в Академию, принимать участие в консультациях по разным техническим вопросам.

Большой вклад внес Кулибин в оптику. В архиве Академии сохранилось очень много набросков, свидетельствующих об интересе Кулибина к этой области: вычисления состава сплавов, величины стекол, описание деталей оптических приборов и т. п. Он сам наблюдал в свой телескоп движение планет, интересуясь астрономией. Сохранилось его «Описание астрономической перспективы в 6 дюймов, которая в тридцать раз увеличивает и, следовательно, юпитеровых спутников ясно показывать будет».

Кулибин занимался оптическими приборами обстоятельно, долго, упорно и оставил после себя учеников, двинувших вперед дело изготовления оптических приборов.

Успехи, которых Иван Петрович Кулибин добился в этой области, следует отнести за его личный счет. Они могут быть объяснены лишь его всеобъемлющим дарованием, огромным упорством и невероятной трудоспособностью.

Поскольку в приборах, изготовляемых Кулибиным, нуждались сами ученые, эта сторона его работы вызвала некоторый интерес и поддержку. Зато другие крупнейшие его изобретения Академией игнорировались, большинство академиков о них просто не слышало. Мучительно тяжело было ему сознавать и видеть, что изобретательские труды его не ценятся, тогда как лица, занимающиеся отвлеченными вопросами, получали большую поддержку, даже не имея особых заслуг.

Сохранился отрывок из письма Ивана Петровича сыну Семену, датированного 17 мая 1816 года и полного горьких размышлений на эту тему.

«В бытность мою при Академии Наук директора господина Домашнева исчислено им было, что из многого числа русских воспитанников в академической гимназии, один, ученостью дойдя до звания профессорского, стоил казне по тогдашнему еще времени 40 тысяч рублей. Следственно и в тогдашнее время ученые стоили казне весьма значительные денежные суммы, ныне же несравненно более того. Мои успехи в изобретениях хотя не велики, да я, не быв в науках, не сделал ими казне ни малейшего убытка. А единственно помощью божией старался во изобретениях, и в том моих успехах три раза опубликовано было в Европе. Мне весьма желалось видеть в публикациях о успехах в изобретениях г.г. профессоров, как должны быть велики, но к несчастью моему видеть и слышать о том не случалось мне во всю бытность в Петербурге».

Были и другие причины, мешавшие Кулибину в должной мере привлечь внимание академиков к его изобретениям: он был русский и притом «простолюдин». А таких академики, тогда еще в большинстве своем надменные иностранцы, не жаловали.

Разумеется, не все иностранцы третировали и травили своих русских коллег и русскую науку вообще. Имена Эйлера, Д. Бернулли[41], Рихмана[42], Гмелина, с симпатией относившихся к стране и народу, среди которого они работали, говорят сами за себя. Но в большинстве своем приезжие академики, выходцы из служилых чиновничьих семей дворянского и бюргерского происхождения, приносили с собой в Петербургскую Академию Наук чинопочитание, страсть к титулам, убежденность в своем кастовом превосходстве, политический консерватизм, цеховые обычаи, филистерские привычки, а главное — сугубый тупой национализм.

Много писалось о вражде великого Ломоносова к «иноземцам». Это неверно. Он был в дружбе с Эйлером, Рихманом, Гмелиным и другими. Но он яростно боролся против тех иностранцев, которые третировали русских ученых по причине их плебейского происхождения. Ведь даже Ломоносов, один из блистательных гениев человечества, был в конце концов побежден и отстранен от Академии. Даже он, всю жизнь добивавшийся «равновесия в голосах между иноземцами и россиянами», не одержал полной победы. Ломоносов требовал открытия настоящего университета и ходатайствовал об этом перед царицей, но «иноземцы» твердили свое: «На что столько студентов, куда с ними деваться?» Несмотря на все помехи, он много содействовал выдвижению русских ученых. В его время выдвинулись академики С. Крашенинников[43], Румовский, Козицкий[44], Мотонис[45] и другие.