Виктор Михайлов - Повесть о чекисте Страница 14

— Еще не смотрел, но, думаю, ничего, кроме клеветы и дезинформации, — ответил Николай, разворачивая газету. — Главная ставка фюрера сообщает о победах германского оружия на Кубанском предмостном укреплении, о боях в районе Орла... Что касается истинного положения, то Советское информбюро передает...

«Что это, провокация?» — подумал Рябошапченко и решительно поднялся со скамейки:

— Вы меня простите, Николай Артурович, но я бы не хотел слушать, что передает Совинформбюро!..

— Чураетесь правды?

— Можно начистоту?

— Валяйте!

— Я человек думающий, — говорил он спокойно, не повышая голоса, но предательские желваки выдавали его волнение. — Кто вы, Николай Артурович? Если посмотреть, с каким душевным рвением вы доводили дизель на «ПС-3», вы служите эсэсовцу Загнеру не за страх, а за совесть. Послушать ваши комментарии к «Молве», вы... Словом, вы меня понимаете. Если сказал лишнее, не обессудьте... — Он двинулся к эллингу.

— Иван Александрович! — остановил его Николай. — Где же такое видано — обвинить и не дать оправдаться! А говорите, что вы человек думающий. Давайте вспомним: после осмотра в вашем присутствии дизеля я понял, что бригада Берещука монтаж саботировала. Но я же не побежал к Загнеру или к Купферу, чтобы нажить на этом политический капитал! Так?!

— Ну так...

— Больше того, я добился, чтобы бригаде Берещука выписали премиальные. Со временем я скажу вам больше, но сейчас... Поймите, Иван Александрович, поймите и поверьте: это было нужно!

— Предположим...

— Там, где есть предположение, есть место надежде. Я уверен, что мы поймем друг друга.

— Сейчас мне кажется странным, что были другие времена и люди были яснее и понятнее... — Рябошапченко снова присел на скамейку, откинулся в тень акации и, словно думая вслух, сказал: — Помните, Николай Артурович, отдыхая с вами в Гагре, мы ходили в ущелье реки Жоэквары смотреть развалины Башни Марлинского. Мне хорошо запомнился этот день перед вечером, седые от мха камни и ваши слова.... Вы помните, что вы тогда сказали?

— Нет, не помню.

— А я хорошо помню. Вы сказали: «Александр Марлинский, штабс-капитан лейб-гвардии драгунского полка, декабрист, сподвижник Рылеева, умер, как солдат, но память о нем хранят эти камни. Завидная жизнь! Память о нас с вами вряд ли сохранят потомки». Помните?

— Очень смутно...

— А я помню. К чему это? Да! Память потомков. Кто знает, Николай Артурович, может быть, потомки и вспомнят о нас, живших в это трудное время... Кажется, я говорю путано...

— Нет, все ясно. Мне ваша мысль понятна... Хотелось бы, Иван Александрович, задать вам один вопрос... — нерешительно начал он. — Вы можете не отвечать, дело ваше...

— Многозначительное вступление, — улыбнулся Рябошапченко.

— Скажите, почему вы остались в Одессе?

Улыбка сбежала с лица Рябошапченко. Он пожевал, губами, отчего скулы пришли в движение, искоса поглядел на Гефта, словно прикидывая в уме, стоит ли отвечать на поставленный вопрос. Но, видимо решив, что стоит, сказал:

— В этом нет ничего зазорного, могу ответить. Бригада ремонтировала судно «Ворошилов». Было решено довести хотя бы один дизель, чтобы судно могло уйти своим ходом в Новороссийск. На «Ворошилове» должен был эвакуироваться и я вместе с семьей. В это время бомба угодила в хлебозавод, что на улице Хворостина. Мою бригаду перебросили на ремонт печи. Пока мы работали на хлебозаводе, «Ворошилов» ушел. После этого надо было срочно монтировать кислородную станцию — не было кислорода для сварочных аппаратов, требовали госпитали кислород для тяжелораненых. Где тут было думать об эвакуации! Четвертого октября вызвали в военкомат и сообщили, чтобы я на эвакуацию и не рассчитывал... «Остаетесь в Одессе!» — сказали мне. Как видите, Николай Артурович, я совесть мою мог бы не тревожить, но очень мне тяжко, что остался... Да я и не скрываю этого...

Из-за эллинга показалась Лизхен, она достала из кармана зеркальце и поправила краску на губах.

По лицу Рябошапченко скользнул отраженный зайчик, Иван Александрович как-то погас, замкнулся в себя, стал снова серым, обыденным.

— Николай Артурович, вас хочет видеть шеф Купфер! — сказала Лизхен, увидев Гефта.

— Откуда известно шефу о том, что я на заводе?

— Шеф спросил, где Иван Александрович, я сказала, что на территории с инженером Гефтом, а он сказал...

— Дальнейшее ясно. Жаль прерывать наш разговор, Иван Александрович, но мы еще к нему вернемся.

— Если хотите.

— К начальству придется пойти.

У Купфера его подстерегала неожиданность:

— Господин Гефт, — сказал Купфер. — По представлению майора Загнера оберштурмфюрер Гербих дал указание отделу снабжения выделить вам премиальный паек. Вы знаете, где помещается магазин «Фольксдейче миттельштелле»?

— Нет, шеф.

— Угол Новосельской и Петра Великого. До двенадцати можете воспользоваться моей машиной.

Николай поехал в магазин, получил объемистый пакет с продуктами, отвез его на Дерибасовскую и сказал матери:

— Тут, мама, на двоих. Подели, пожалуйста, все поровну.

Вера Иосифовна была не очень сильна в политике, к тому же продукты есть продукты, а аппетит двух взрослых мужчин надо чем-то удовлетворять.

— О! Настоящий кофе! Отец так любит кофе...

— Хорошо, — согласился Николай, — кофе оставь целиком.

Захватив пакет, уже вдвое меньший по объему, он дал шоферу адрес: «Коблевская!» В самом начале улицы отпустил машину, пошел пешком. Квартиру семь нашел сразу, на первом этаже, с пристроенным тамбуром, сквозь открытые окна которого пробивалась буйная зелень домашних растений.

На стук вышла еще молодая полная женщина в откровенном капотике, с бумажными папильотками в бесцветных волосах.

Разговаривая с Николаем, она доедала, зажав в кулаке, куриную ножку, кокетливо отставив мизинец с длинным и грязным ногтем.

— Мужчина, молодой и красивый, в нашем гареме?! — воскликнула она.

— Мне нужно видеть Глашу Вагину...

— Быть может, Брунгильду? Так это я!

— Увы, я не король бургундов! — улыбнулся Гефт. — Мне нужна только Глаша Вагина.

— Какая жалость. А я через окно увидела вас! — вздохнула Брунгильда. Швырнув обглоданную кость в горшок с фикусом, она обтерла ладони о капот и протянула руку:

— Будем знакомы! В случае чего — поимейте в виду! Заходите, я провожу вас.

С яркого света он попал в темную кухню, затем в коридор, заставленный сундуками, в самом конце его они остановились перед дверью, из-за которой слышался стрекот швейной машины.

— Глашенька, миленькая, к тебе прекрасный рыцарь! — сказала толстуха, распахнув дверь.

Швейная машина умолкла.

Николай вошел в комнату, пахнущую машинным маслом и дешевым одеколоном. Над кроватью с горкой взбитых подушек — коврик «Лисица и виноград», в бутылке, висящей горизонтально на ленте, — макет парусной шхуны, стол, на нем — гора разноцветных лоскутов, швейная машина — и бедность, нужда из каждой щели.